Этюды о конце света. Как умирала империя и рождалась Европа
Шрифт:
К тому же коррумпированность и непрофессионализм местной имперской администрации достигли к тому времени чудовищных масштабов. Так что все благие намерения центральной власти разбивались о тупую жадность, спесь и некомпетентность чиновников на местах.
Готы голодали, не имели нормального дома, постоянно подвергались притеснениям. На многочисленные настойчивые просьбы вождей обеспечить их народ провизией или позволить пройти на незанятые земли, чтобы самим прокормить себя, следовали уклончивые ответы или молчание.
Конфликт назревал, пока не вылился в Адрианопольскую катастрофу.
Впрочем, есть гипотеза (которую и я поддерживаю), что лидеры готов сами обостряли конфликт и провоцировали начало боевых действий.
В таком свете их поведение, казавшееся нелогичным, становится очень даже продуманным и хитроумным. Но в этом случае еще более поражаешься слепоте римлян – они не поняли, не заметили, что презираемые варвары давно уже выучениками сделались и переняли многое из дипломатических приемов имперских чиновников.
9 августа 378 года недалеко от города Адрианополя римское войско во главе с императором Валентом было наголову разбито готами под руководством Фритигерна. Готская тяжелая конница буквально смела легионы, потери римлян были чудовищны – фактически вся полевая армия Восточной части империи перестала существовать. Император остался на поле боя, его тело так и не нашли.
Это поражение стало шоком.
Катастрофой его назвали хронисты, писатели и исследователи, сравнивающие битву при Адрианополе со сражением при Каннах и другими великими поражениями Рима.
Впрочем, для этого есть основания:
впервые за время существования империи на ее территории варвары громят легионы и убивают императора;
впервые варварская угроза становится явной не на границах империи (Галлия и Германия, страдавшие от набегов германцев уже практически век, все-таки считались периферией, не говоря уже о Британии), а едва ли не в центре римского мира (географически так оно и есть);
впервые столь масштабная и серьезная угроза империи исходит не от великой державы, а от варваров, презрения к которым был полон каждый римский аристократ, которых римляне так долго и успешно использовали в своих целях, натравливали друг на друга.
От шока отходили долго.
Если бы сами готы в полной мере смогли осознать, что сделали, они извлекли бы из своей победы куда больше выгоды.
Но суровые воины степей не мыслили такими категориями. Они победили и по праву победителей потребовали то, за чем пришли – хлеба и земли для поселения, что и вылилось в договор 381 года.
С этого момента готы перестали быть варварами, представлявшими внешнюю угрозу. Благодаря этому договору они прочно и уже навсегда включились в политическую и военную жизнь империи.
Их вожди по-прежнему спорили и соперничали между собой, готы-христиане пытались замириться с соплеменниками-язычниками. Но все это уже имело непосредственное отношение к Риму, к его жизни и судьбе.
Сами того не ведая, готы стали не только одним из главных факторов имперской политики, но в определенном смысле воплощением Рока империи.
В 395 году, после кровопролитной и тяжелой, как для имперских войск, так и для готов (участвовавших в конфликте на правах федератов) борьбы Феодосия с узурпатором Евгением, на первые роли выйдет Аларих – новый король вестготов. Через 15 лет он совершит то, чего не смог ни один великий полководец античности – захватит и разграбит Вечный Город, возьмет в плен сестру императора.
Сразу после этого, после смерти Феодосия другой готский вождь Гайна попытается захватить Константинополь не военным путем, а внедрившись в самое сердце имперской администрации, став едва ли не тенью юного императора Аркадия, командующим всей армией Восточной империи. У него почти получится… Почти… В 400 году Гайна будет изгнан из Константинополя и вскоре убит.
Аларих решил разговаривать с империей на языке силы.
Он не хотел ее разрушать, но жаждал прочно закрепиться там, получить титул, земли, состояние, стать римлянином по образу жизни и силе влияния на мир. Его борьба со Стилихоном, тоже варваром – вандалом, но одним из самых блестящих защитников империи в ее последние дни, будет долгой и не особенно удачной для готов. Только после убийства Стилихона (вот уж великая глупость императора Гонория) Рим падет к ногам варвара (24 августа 410 года).
Это событие потрясло современников еще больше, чем триумф готов при Адрианополе, это был сокрушительный удар по римской идее, по мифу о неувядающем величии империи. Впервые за семь с лишним веков враг не просто вторгся в Италию (такое бывало неоднократно), не просто разбил легионы, но нанес удар по самому сердцу империи, по столице мира, самому великому и мощному городу, который казался столь же неприступным, как божественная гора Олимп.
Захват сестры императора, активной и амбициозной Галлы Плацидии, женитьба на ней нового вождя готов Атаульфа, избранного после внезапной смерти Алариха в конце 410 года, казались не просто насмешкой над поверженными владыками мира, а зловещим знаком того, что скоро империя вынуждена будет склониться перед варварскими ордами.
Кстати, с 401 по 407 годы многочисленные германские племена воспользовались отступлением римской армии за Рейн и начали активно захватывать западные провинции империи. Примерно в это же время в Паннонию, сметая все на своем пути, пришли гунны…
Право, не только впечатлительные церковники и поэты, но и остальные римляне могли решить, что наступает конец мира.
И были правы – это был конец их мира, того, где властвовал Город Волчицы.
Часы его судьбы действительно били финал, который наступил гораздо раньше, нежели Одоакр начал назначать и низлагать императоров или Теодорих Амал захватил Италию в 493, убив творца императоров.
Реквием миру Вечного Города играли трубы на Каталунских полях, где одни варвары сражались за идею Pax Romana, другие – против нее.
Ведь и Аэций, и его союзники сражались не за мир императоров и Сената, не за мраморный город храмов и форумов и величие римских дворцов в далеких провинциях. Этого мира не знал даже аристократ Аэций, куда лучше понимавший гуннов и германцев, чем римлян. Они дрались за свой мир, каким хотели его видеть, назывался ли он римским, готским или гуннским.