Eurocon 2008. Спасти чужого
Шрифт:
Бернар. Татьяна, я могу спросить, зачем мне перечислять то, что и так есть на объективном контроле?
Татьяна. Вы единственный, у кого был психический срыв после... давайте будем пользоваться словом «выздоровление» для обозначения того, что со всеми нами произошло после обработки магнитным полем. Итак, после выздоровления...
Бернар. Я прошёл по кораблю, а затем занялся тестированием систем. Корабль был в недопустимом состоянии, особенно это касалось бытовых отсеков и научной лаборатории. Я не представлял себе, что с лабораторией
Фридрих. Никак. Гамма-анализатор собрал из запчастей. Ну, там ещё... в общем, что смог.
Бернар. Глеб тогда ещё был в порядке, мы с ним произвели разгрузку фильтров, заново запустили регенератор, обновили белковые синтезаторы... одним словом, поборолись за живучесть. Но потом... потом оказалось, что маршевые двигатели выведены из строя...
Татьяна. Именно выведены ? Кем-то – и преднамеренно?
Бернар. Тогда мне показалось, что именно так. Сейчас я не могу утверждать однозначно. В том, что двигательный отсек был вскрыт, и в том, что двигатели не прошли предполётного тестирования, причинно-следственной связи может и не быть.
Татьяна. Бернар, вопрос, на который я не уверена, сможете ли вы ответить. Решайте сами. Этот так называемый психический срыв... не мог быть результатом или... э-э... аварийным несрабатыванием триггерного переключения?
Бернар. Я думал об этом. Насколько мне известно – нет. Скорее всего, нет. Но вы же все знаете, что нам сообщают далеко не всё о наших дополнительных личностях и о том, по какому триггеру они включаются. Так сказать, исходя из наших же интересов... Так вот, я думаю, что мой срыв был вполне мотивирован... к тому же доктор сказал, что мы все были истощены – и физически, и морально...
Татьяна. Мы сможем запустить двигатели?
Бернар. Пока не знаю, нужно... Что, Сильвия?
Сильвия Кобчик. Может быть, имеет смысл триггернуть меня?
Бернар. В инженера-ремонтника? Рано ещё. Сначала прогоним утилиты резерва, потом решим, хорошо? Я всё-таки не исключаю того, что это сбой диагностики.
Сильвия. Моё дело предложить...
Татьяна. Сильвия, а откуда вы знаете свою резервную личность?
Сильвия. Это не полнообъёмная личность, а профессиональный сервис-пак. А что у меня резервное полное – я, естественно, и не представляю. Пока ещё до него не доходило.
Татьяна. Понятно... Ну, чтобы не интриговать зря, скажу: двигательный отсек вскрыл Глеб – после того, как уложил доктора Голубовского в магниторезонансную камеру. Проследить, что он делал внутри отсека, невозможно...
Сильвия. Забавно. А мне смутно казалось, что это была я. Такой... как бы сон. Значит, вещий. Типа, придётся чинить.
Татьяна. Что существенно: Глеб в своей прощальной записке ни словом не упомянул о том, что он сделал с двигателями. А ведь он был уже здоров. Но при этом под воздействием спасателя. И я подозреваю, что если мы его разбудим и спросим, он этого эпизода не вспомнит.
Фридрих Голубовский. Должен сказать, что у Глеба самый благоприятный из всех из нас анализ крови. Не то чтобы хорошо, но так... не вызывает тревоги. И гормоны почти в норме.
Татьяна. Это вы к чему?
Фридрих. Ну... С одной стороны, спасатель толкнул Глеба к нескольким попыткам суицида. С другой, он оказывал на Глеба безусловно терапевтическое действие. С одной, это он – наверняка, он – каким-то непонятным мне способом натолкнул Глеба на идею, как вылечиться от нашей энцефалопатии и вернуть нам рассудок. С другой, на какое-то время он отключает Глебу мозги и заставляет что-то сделать с двигателями. Вот, собственно...
Татьяна. Фриц, вы говорите так, как будто считаете, что этот спасатель – разумен?
Фридрих. Кхм!.. Я же это говорю с самого начала. Разумен в каком-то общем смысле, или это элементарный носитель распылённого интеллекта, или достаточно сложно запрограммированный микробот...
Бернар. Фриц! А где тело того паразита, которого...
Фридрих. Вот. И я о том же. Я не помню, командир.
Татьяна. До официальной передачи функций командир здесь я.
Фридрих. Понял, командир. Как прикажете обращаться к бывшему командиру?
Татьяна. Доктор, я вас прошу не ёр... о-ох... извините...
(Звуки общего замешательства.)
Бернар Кристиансен. Для протокола. Я Бернар Кристиансен, по триггеру 2Б – чрезвычайный комиссар Агентства внешней безопасности. Объявляю этот корабль и планету Близнец зоной потенциально опасного контакта. Прошу всех представиться.
Татьяна. Татьяна Сиверская, ксенолог.
Фридрих. Фридрих Голубовский, врач-ксенопатолог.
Малга. Малгожата Кац, военный советник.
Сильвия. Сильвия Кобчик, бортинженер.
Бернар. Ещё один член экипажа – в изоляторе, другой – заморожен... Командно-административные функции возвращаются ко мне. Татьяна, спасибо, вы неплохо справились в критической ситуации. Смена личностей обусловлена срабатыванием триггера 2Б: «Подозрение на неподготовленный тесный контакт с внеземным разумом». Фриц, насколько я понимаю, у вас личность осталась прежней, просто установился сервис-пак?
Фридрих. Именно так, командир.
Бернар. Тогда продолжайте.
Фридрих. Дело в том, что операцию я делал в том беспамятстве... предлагаю назвать состояние, в котором мы находились после высадки, «дисхронией».
Бернар. Лучше «синдром Голубовского».
Фридрих. Благодарю, но нет. Синдром ещё не описан, возможно... В общем, суета это. Дисхрония, и всё.
Бернар. Док сказал «в морг»...
Фридрих. Именно. Я не помню, куда дел препарат. Боюсь, что просто выбросил в лоток с использованными материалами.
Бернар. А лоток...
Фридрих. Скорее всего, отправил в утилизатор.