Ева в деле!
Шрифт:
– Зато понятен ажиотаж. У меня там, видимо, у единственного с физиономией всё в порядке, - тянусь за своим телефоном, открывая ватцап и протягивая ей.
– Почитай сообщения. Повеселись.
– Ого… - листая диалоговое окно, присвистывает та.
– Мощно. Я не ожидала такой активности. О, а эта курочка предлагает стать для тебя персональной выдрой. Оу… Тебе даже обнажёнку шлют. Прикол, у этой сосок проколот, видел?
– Не всматривался.
Большинство сообщений даже не отрывал. Там уже по всплывающему
– Да ладно. Неплохие ведь формы. О, а у этой ещё лучше. Но сто пудово фильтры наложены. Не бывает с таким весом бёдер без растяжек… Да, точно фильтры. Могла бы тогда и промежность свою подчистить, - тьфу, блин. Она ещё и фотки досконально рассматривает?! Не, правда. Прям увеличивает и рассматривает!
– А вот эта тощая глиста. Рёбра торчат. Но тоже татушка прикольная. А ты чего им не отвечаешь? Обидятся же.
– У меня нет проблем с самооценкой, чтобы тратить на это время.
– Это ты меня сейчас решил оскорбить? Я порой переписываюсь. Когда скучно. Такие перлы иногда выискиваются.
– Фотки тоже им свои шлёшь?
– Не, это нет. Но на свидание несколько раз ходила.
– Зачем?
– Говорю же, скучно было. Последний такой забавный попался. Патлатый, с небрежно накинутым шарфиком. Манерный до жути. Театрал, одним словом. Творческая личность. Маяковского наизусть читал, а разделить чек в кафе только с калькулятором смог.
Прекрасно. Просто прекрасно. Это как вообще, нормально? То есть, меня она динамит, а вот с таким чмом ходит на свиданки!?
– Когда в следующий раз будет скучно, лучше напиши мне, окей?
– начинаю злиться. И ревновать.
– Да ну. Чего с тобой переписываться? Ты скучный. Ни одного смайлика. Сухой текст: да-да, нет-нет, буду во столько-то. И это называется: он с невестой общается. Где "спокойной ночи"? Где "доброе утро"? Где сюсюканья?
Чего? Стоп, она уже и в личную переписку с Дашей залезла?
Шустрая.
– А ты всё же попробуй хоть разок. Уверен, я тебя и здесь удивлю, - сворачиваю с Невского на Лиговский проспект и заезжаю во внутренний двор через арочные ворота.
Стоит их пересечь и все городские шумы моментально отрезаются. Когда выходим из тачки, можно подумать, что мы и не в центре больше. Ни бесконечной вереницы людей, ни завываний с экскурсионных катеров, ни автомобильного гула.
Тишина и спокойствие.
Только лужи, узкий проход между фасадами, опадающая листва, шуршащая под ногами, и бесконечные сквозняки.
В Питере осенью малопривлекательно, но туристов всё равно хватает. Во все сезоны.
А вообще это забавно: в то время как толпы бродят по улицам, со скоростью света отщёлкивая на фотоаппарат каждый угол, ты ежедневно проносишься мимо, воспринимая памятники архитектуры лишь как условное обозначение.
"Встречаемся у Исакия, на нашем месте".
Или там: "Мне сегодня в сторону Васьки", имея в виду Васильевский остров.
Финка, Стрелка, Подкова, Смольный, Пять углов, Петроградка, Мариинка - сокращений много, смысл один. Данность и обыденность.
Ох, и зажрались петербуржцы! Перестали ценить искусство. Я во всяком случае. За других утверждать не берусь.
Впрочем, к чёрту это искусство.
У меня есть другое, куда более важное творение Петербурга. Которому я придерживаю сначала дверь авто, а затем и домофонную.
Заходим с Пчёлкиной в парадную и на трясущемся открытом лифте поднимаемся на пятый. Она ничего не спрашивает, более того: сама жмёт кнопку этажа. Помнит с прошлого раза.
И в квартиру заходит как к себе домой. Стягивает шапку, сбрасывает кроссовки и чешет прямиком на кухню-тире-гостиную.
Планировку при заезде я поменял капитально, правда выпирающий отросток всё же оставить прошлось, там проходили трубы. Пришлось импровизировать, превратив выступ в барную зону. Да и диван хорошо к нему спинкой встал.
– Чай, кофе, что покрепче?
– спрашиваю, вымывая в раковине из-под ногтей остатки соуса.
– Чай. Чёрный. Без сахара. Если есть лимон, значит с лимоном.
– Принял, - включаю электрический чайник.
Пока ковыряюсь в полках в поисках чая, теряю её из вида. И уже с дымящейся кружкой нахожу через несколько минут на пороге спальни. Стоит, подперев проём плечом и смотрит на кровать, которую я не удосужился с утра заправить.
– Воспоминания нахлынули?
– интересуюсь как бы между прочим.
Я-то отлично помню и стройное обнажённое тело, изгибающееся на простынях, и ласкающие уши стоны. Уверен, высокие потолки тоже прекрасно запомнили её звонкий голос.
– Да нет. Накидываю варианты.
– Какие?
Ева оборачивается ко мне, задумчиво оценивая с ног до головы.
– Что с тобой сделать.
– Со мной? Ты со мной можешь делать всё, что угодно.
– Вот и чудесно, - кружку забирают и ставят на комод, а меня… властными толчками в грудь уводят к кровати.
Ближе и ближе, пока в приказном жесте не роняют на неё окончательно. После чего забираются следом, усаживаясь сверху.
На меня.
Ого. Что творится-то.
Затаив дыхание, наблюдаю как Пчёлкина с деловитым видом принимается расстегивать пуговицы на моей жилетке.
Тянусь помочь ей, за что получаю по пальцам.
– Не шевелись, - строго цыкают и продолжают как ни в чём не бывало. За жилеткой наступает черёд рубашки. Смутно чую подвох, вот только поздняк метаться - уже начинаю заводиться и неосознанно тянусь к её заднице, за что снова получаю.
– Я сказала: не шевелись.
Не шевелись?