Евангелие от святого Бернарда Шоу
Шрифт:
Но, отдавая должное такой проницательности, мы вынуждены выразить сожаление, что она не распространяется ещё и на представление о том, что большинство вещей (во всяком случае, новых вещей), которые действительно желательны и даже полезны для человечества, создаются теми, у кого много лишних денег. Всякий, кто хоть как-то работал на правительство, знает, что весьма непросто уломать его на эксперимент. Может ли Шоу предположить хоть на миг, что у нас были бы когда-нибудь железные дороги или самолёты, не выдели правительство средств на них? Слишком хорошо известно, что государство, наряду с выделением денег на усовершенствование удобст, всегда заинтересовано в войне.
Практически все сколь угодно крупные и значимые изобретения проходят свой путь, преодолевая тысячи препятствий. Как можно было бы внедрить автомобиль, если не верой капиталистов? Эти люди менее всего стремились принести человечеству пользу; они видели в этом свой счастливый билет, и они бросали деньги на ветер сотнями тысяч в надежде получить много больше, как человек из притчи о талантах. Покойный
Не судите
В вопросе о преступлениях и семье современная мысль и опыт не прольют нового света на точку зрения Иисуса. Когда Свифт удосужился проиллюстрировать в своих произведениях испорченность нашей цивилизации, составив каталог творимых ею негодяев, он всегда выделял судьям место рядом с осуждёнными ими. И, по всей видимости, он делал это не в качестве переосмысления доктрины Иисуса, но в результате собственных наблюдений и суждений.
Расследуя уголовное дело, судья, герой одного из рассказов Гилберта Честертона, оказывается настолько поражён нелепостью своей позиции и жестокостью того, что ему приходится делать, что, без промедлений и не сходя с места, сбрасывает с себя мантию и выходит в мир, дабы вести жизнь честного человека, а не эдакого бессердечного идолища. Там же приводится пропаганда бездушной глупости, именуемой детерминизмом, представляющей человека неодушевлённым предметом, который швыряют туда-сюда среда, предпосылки, обстоятельства и иже с ними, и, однако, напоминающей нам, что есть пределы в количестве локтей, которые может добавить человек к своему росту морально или физически, и что глупо и жестоко наказывать человека пяти футов ростом за то, что он не способен сорвать плод, висящий в пределах досягаемости человека среднего роста. Мне довелось услышать историю о несчастной крохе, которую побили за то, что, когда ей разъяснили значение сложных знаков на циферблате часов, она, тем не менее, не смогла назвать время, поскольку была близорука и не могла разглядеть их. Такова типичная картина абсурда и бесчеловечности, к которым привела нас обратная по отношению к детерминизму глупость: доктрина Свободной Воли. Представление о том, что человек сможет быть хорошим, стоит ему только захотеть, и что тебе надо давать ему дополнительный мощный стимул к добру, наказывая его, когда он поступает дурно, немедленно обращается в нелепость, если требование выходит за установленные природой пределы самоконтроля большинства из нас. Никто не станет утверждать, что человека без музыкального слуха или каких-либо математических способностей можно заставить под страхом смерти (а тем более — зверских истязаний) напеть все темы бетховенских
симфоний или доделать ньютоновскую работу по производным.
Пределы Свободной Воли
Поэтому те из наших законов, которые есть не просто устрашение (благодаря которому тирания и может прикрываться правопорядком), могут управлять при помощи развития общей степени доказательной силы и самоконтроля. Большинство мужчин и женщин могут вынести простые горести и разочарования жизни, не занимаясь смертоубийством. Из этого они делают вывод, что каждый способен воздержаться от этого, если примет такое решение и будет развивать самоконтроль под угрозой серьёзного наказания. Но они ошибаются. Есть люди (иные из них весьма сильны умом и телом), способные сдерживать ярость по каждому пустяку не более, чем собака может удержаться от укуса, если её внезапно и больно ущипнуть. Люди швыряются ножами и жгут друг друга парафиновыми лампами в перебранке за обеденным столом. Едва оказавшись на воле, отмотавшие несколько долгих сроков каторги за убийства хватают своих жён и, злобно ругаясь, швыряют их под ломовые телеги. Нам встречаются не только те, кто бессилен противостоять возможности украсть ради удовлетворения своих желаний, но и честные люди, имеющие особую манию к хищениям и крадущие тогда, когда в этом нет необходимости. Кража со взломом влечёт иного мужчину так же, как морские путешествия влекут иного мальчишку. Сколько среди порядочных людей тех, кого увещевания врачей и горький опыт не могут заставить есть и пить то, что для них полезно!
Действительно, между людьми самоуправляемыми и необузданными есть узкое поле нравственных симулянтов, способных заставить контролировать себя под страхом последствий; но это не оправдывает сохранения отвратительной системы жестокого, планомерного, дорогостоящего и отупляющего истязания преступников ради этих крайних случаев. Для практической работы с преступностью детерминизм, или предопределённость, — вполне подходящий закон. Людей, лишённых самоконтроля настолько, что они становятся опасны для общества, можно уничтожать или содержать в приютах, следя за их состоянием и успехами независимо от того, излечимы ли они.
Истязать их и создавать вокруг себя добродетельную атмосферу за их счёт — нелепость и варварство; а желание делать так — мстительность и жестокость. И всё же мстительность и жестокость являются, по крайней мере, человеческими качествами, если они откровенно провозглашаются и поощряются; они отвратительны, когда рядятся в овечью шкуру Законности. Итак, я совершенно уверен, почему шекспировская Изабелла устроила такой нагоняй судье Анджело и почему Свифт забронировал для судей жаркий уголок в своём аду. Тогда понятно, почему Иисус говорил «не судите, да не судимы будете» и «если кто слышал слово Моё и не уверовал, не осужу его», ибо он «уже осуждён» — Отцом, который с ним един.
Если нас ограбили, мы обычно уповаем на уголовное право, не подозревая, что, будь оно эффективно, нас бы не ограбили. Оно судит нас из мести.
Можно не продолжать. Я уже неоднократно рассматривал этот аргумент. Я лишь хочу отметить, что мы не прекращали судить и наказывать после того, как Иисус заповедал нам не делать этого; и я презираю тех, кто считает это правильным, ибо уверен, что мир был бы лучше, чем сейчас, если бы в нём никогда не было судей, тюрем и виселиц. Мы всего лишь добавляем страдание наказания к страданию преступления и жестокость судьи — к жестокости преступника. Мы берём плохого человека и делаем его ещё его хуже пыткой и отуплением, между делом растлевая и самих себя. Это не кажется слишком разумным, не так ли? Было бы куда проще либо убить его так милосердно, как это возможно, либо заклеймить и отдать на суд совести, либо лечить, как поступают сейчас с инвалидами и умалишёнными (к слову сказать, лишь в последнее время сумасшедших избавили от хлыстов, цепей и клеток; и, полагаю, именно так и должно осуществляться учение Иисуса).
Иисус о семье и браке
Когда мы обращаемся к теме брака и семьи, мы видим, что Иисус возражает против этого частного присвоения людей, которое составляет суть супружества, точно таким же образом, как и против частного присвоения богатств. Женатый мужчина, говорил он, старается угодить своей жене, а замужняя женщина — угодить своему мужу, вместо того, чтобы радеть о Боге. Это вариация на тему «где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Восемнадцать столетий спустя ту же мысль высказывает человек, совершенно не схожий с Иисусом — Талейран. Женатый мужчина с семьёй, говорит Талейран, делает всё ради денег. Однако поныне эта не очень точная с научной точки зрения формулировка правомочна в достаточной мере, чтобы являться моральным возражением против брака. Точно так же, как человек имеет право рискнуть во имя идеи своей жизнью или имуществом, ему нужна лишь храбрость и убеждённость, дабы сделать свою целостность неопровержимой. Но он лишается этого права, когда вступает в брак. Понадобилась революция, чтобы спасти Вагнера от дрезденского судилища; но его жена так и не простила ему это радостное и ощутимое освобождение, когда он потерял всё и снова погрузился в нищету. Милл мог бы до скончания дней своих малевать обнажённую халтуру, если бы его жена героически не изменила ради него свою жизнь. Ради детей и родителей женщины становятся рабынями и проститутками, на что не может пойти ни одна самостоятельная женщина.
Таковы начало и конец возражений Иисуса против брака и семейных связей и разъяснение его понимания небес как места, где ни женятся, ни выходят замуж. Сейчас нет причин полагать, что он говорил о чём-то другом. Он не пытался (как позднее от его имени Павел) навязывать безбрачие как норму жизни; ибо он был не дурак, нет, когда осуждал брак: он просто верил, как и Павел, что конец света близок и, таким образом, больше нет необходимости плодиться и размножаться. Он имел в виду, что род человеческий не будет делиться более на мужчин и женщин, но все соединятся в Боге. Это ставит перед нами практический вопрос о том, что мы можем защищать духовную свободу и целостность священника и монашки без их бесплодной и несовершенной практики. Женившись на монашке, священник Лютер не решил проблемы: он всего лишь убедительно и на деле показал, что целибат — ещё большая ошибка, нежели брак.
Почему Иисус не женился
Судя по всему, этот вопрос беспокоит лишь немногих исключительных личностей. Совершенно обычные женщины выходят замуж за совершенно обычных мужчин, знать не зная ни о каких ограничениях: цепи не только оставляют им свободу делать всё, что им заблагорассудится, но и существенно облегчают эту задачу. Нападки на брак для них — удар не по их свободе, но по их правам и привилегиям. Следовало бы ожидать, что они не только станут горячо возражать на учение Иисуса об этом, но и возмутятся тем фактом, что он сам не был женат. Даже те, кто считает его богом, сошедшим на землю со своего небесного трона, дабы на время стать человеком, имеют полное право утверждать, что, поскольку он был холостяком, его мнимая человечность была, по всей видимости, неполной в самом существенном.