Евангелие от святого Бернарда Шоу
Шрифт:
Дзюдзю согласно прихрюкнул. Он погрузился в дремоту, но Коу, захваченный предметом своих речей, даже не заметил этого. Он продолжал с напористостью парового катка и прямой, целенаправленной бодростью зачарованной бабочки:
Человек становится совершенным благодаря своему тождеству с великим Дао. Вдобавок к этому да уравновесит он в полной мере Инь и Ян. Проще всего управлять шестиконечной звездой Интеллекта; тогда как первейший шаг для начала — управление телом и чувствами.
Равновесие есть великий закон, а совершенное равновесие увенчано тождеством с великим Дао.
Он подчеркнул это величественное утверждение точно рассчитанным ударом в выпирающее пузо достойного Дзюдзю.
Молю Вас, продолжайте Вашу досточтимую речь! —
Коу продолжил, и мне кажется весьма уместным заметить, что продолжал он довольно долго и что, раз уж вам хватило дури дочитать до этого места, вы не сможете отбрехаться от того, что дурны достаточно, чтобы прочесть и далее.
Фенацетин — превосходное лекарство от лихорадки, но горе тому пациенту, кто проглотит его при коллапсе. Хотя каломель весьма опасна при аппендиците, нам не возбраняется применять её при простом несварении.
“Что наверху, то и внизу!” — изрёк Гермес Триждывеличайший. Законы физического мира в точности параллельны таковым в сфере нравственной и интеллектуальной. Блуднице я даю подготовку, которая учит её святости секса. Целомудрие есть часть такой практики, и я надеюсь увидеть в ней однажды счастливую жену и мать. Скромнице я всё равно даю подготовку, которая учит её святости секса. Разнузданность есть часть такой практики, и я надеюсь увидеть в ней однажды счастливую жену и мать.
Фанатику посоветую я путь Томаса Генри Гексли; неверному — практическое изучение церемониальной магии. Затем, когда фанатик обретёт знание, а неверный — веру, каждый сможет без предубеждения следовать естественным своим наклонностям; ибо не погружён он
более в прежнюю свою чрезмерность.
Тогда та, что была блудницей из прирождённой страсти, сможет бестрепетно наслаждаться удовольствиями любви; та, что была холодна от природы, сможет возрадоваться девственности, не вкусив порока в своём учебном курсе разнузданности. Но каждая будет понимать и любить другое.
Я плачу свою дань захватчику, коего именуют обычно добродетелью. Воистину; я ненавижу его, но лишь в той же степени, как ненавижу я то, что именуют обычно пороком.
Посему должно признать, что тот, кто неуравновешен лишь слегка, нуждается в более мягкой коррекции, чем тот, кого гложут предубеждения. Есть люди, сотворившие кумира из чистоты; им следует поработать в слесарной мастерской и познать, что грязь есть знак достойного труда. Есть те, чья жизнь есть жалкий страх перед инфекцией; они видят микробов всех мастей на каждом предмете, не обработанном раствором карболовой кислоты и сулемы, при помощи которых исступлённо сражаются они со своим незримым противником; таковых я отправляю жить на базар в Дели, где им посчастливится узнать, что грязь, в общем-то, не так уж и важна.
Есть люди медлительные, нуждающиеся в нескольких месяцах суматохи на скотных дворах; есть деловые мужи, охваченные спешкой, и таковым должно отправиться в странствия по Центральной Азии, дабы обресть искусство отдохновения.
Это всё, что касается равновесия, и за два месяца в год каждый член ваших правящих классов должен пройти эту подготовку под квалифицированным наблюдением.
Но что есть Великое Дао? В год по месяцу каждому из этих людей полагается самозабвенно искать Философский Камень. Уединением и постом для общественного и роскошного, пьянством и дебошем для чопорного, бичеванием для страшащегося телесной боли, отдохновением для беспокойного и трудом для праздного, боем быков для человеколюбивого и заботой о малых детях для бессердечного, обрядами для рационального и философией для легковерного станут они, неуравновешенные ныне, коли будут искать единства с великим Дао. Но для тех, чей разум очищен и сосредоточен, для тех, чьи тела пребывают во здравии, а страсти одновременно энергичны и управляемы, станет оно законом, дабы избрать свой собственный путь к Единой Цели; videlici, тождество с этим великим Дао, кое превыше противостояния Инь и Ян.
Даже Коу почувствовал усталость и приложился к сакэ с содовой. Освежённый, он продолжил:
Те, кто добровольно воспользуется этими средствами, чтобы стать спасителями своей страны, да назовутся они Синагогою Сатаны, дабы уберечь себя от дружбы глупцов, путающих имя с предметом. Да будут средь них мастера Синагоги, но да не попытаются они господствовать. Да воздержатся они со всей тщательностью от потугов всякого человека искать Дао любым другим путём, нежели то самое равновесие. Да будут развивать они собственный гений, невзирая на то, к добру ли, ко злу ли для их страны и мира приведут их старания; ибо кто они, чтобы препятствовать душе, чьё равновесие увенчано святым Дао?
Да будут мастера лучшими средь людей; но средь величайших да будут они друзьями.
Когда станет равновесие совершенным, да явится больший, чем Наполеон, и миролюбивые возрадуются; больший, чем Дарвин, и священники на кафедрах своих возблагодарят Бога.
Обученный неверный не станет более насмехаться над прихожанином, ибо принуждён будет посещать церковь, покуда не разглядит там доброе так же, как и дурное; и обученный верующий не будет более ненавидеть богохульника, ибо сам воссмеётся ныне с Инджерсоллом и Саладином.
Дайте льву сердце агнца, и агнцу — силу льва; и возлягут они в мире рядом.
Коу закончил, и тяжёлое, ровное дыхание Дзюдзю было ему свидетельством того, что слово его не пропало втуне; наконец эта мятущаяся и суетная душа обрела высочайшее отдохновение».
*
Есть, конечно, и другое решение проблемы человеческих печалей, и именно о нём знали странствующие аскеты по всему свету. Кто бы ни сказал «царствие небесное — внутри тебя», он, без сомнения, знал об этом.
Человек лишь самую малость ниже ангелов. Он куда менее зависим от обстоятельств, чем считает большинство людей. Счастье не так далеко от него, как полагают те, кто никогда не имел удовольствия подниматься в горы.
Но есть средства более доступные, нежели могучая пирамида Чогори и усеянный палатками шатёр массива Канченджанги. Ты можешь втянуть в ноздри дорожку гипохлорида кокаина
и наполнишься глубокой зрелостью и энергией, сметающей препятствия; выкурить несколько трубок опиума — и вознесёшься к безоблачному и бесстрастному блаженству философа; принять немного гашиша — и узришь фантастическое великолепие легенд, и тысячекратно большее; или открыть флягу эфира, вдыхая его, точно душу Возлюбленной, — и поймёшь всю Красоту всех банальных и хорошо знакомых вещей.
Каждое из этих снадобий дарует совершенное забвение всех несчастий; нет, ты можешь считать страшнейшие катастрофы неизбежными или уже обрушившимися на тебя; и это будет волновать тебя не более, чем Саму Природу.
Единственный недостаток в потреблении наркотиков — что скоро наступает привыкание и эффект затухает; однако для слабаков всегда есть риск попадания в зависимость, когда слуга- предатель становится хозяином и сбирает дань за блаженство своих эфемерных небес отравою вечного ада. Эти замечания сделаны лишь для того, чтобы подчеркнуть, что счастье — состояние внутреннее; ибо каждый из этих наркотиков дарует счастье высочайшее и чистое, совершенно независимое от внешних условий, в которых находится человек. Глупостью будет наполнять квартиру опиумного курильщика шедеврами Рембрандта или Сётэц, когда грязной колоды или разбитого стула будет вполне достаточно, чтобы затопить его душу большим великолепием, чем он способен вынести; когда он понимает, что свет прекрасен сам по себе, на что бы он ни падал; и когда, спроси ты его, что он будет делать, если вдруг ослепнет, ему придётся снизойти с небес, дабы ответить, что тьма всё же прекраснее, что свет есть не что иное как нарушение душевного спокойствия, сирена, сбивающая его с пути блаженного стремления к собственной невыразимой святости.