Евангелие от Тимофея. Клинки максаров. Бастионы Дита
Шрифт:
— Ну и что же, по-твоему, в конце концов восторжествует?
— Поскольку я уверен, что разум рано или поздно победит глупость, значит, я уверен в торжестве добра.
— Несчастный слепец! Даже если это и так, то прежде, чем добро восторжествует, ты обратишься в исчадье зла и будешь верно служить ему. Хотелось бы мне послушать, как ты заговоришь тогда.
Было слышно, как к отверстию лаза подошли сразу несколько человек. Глухо, словно в печной трубе, загудели голоса. Конус света исчез, словно его смахнуло крыло мрака, и в лазе раздалось шуршание. Когда тускло сияющий столб возник снова, в нем уже стояла Надежда, отвязывающая от своего пояса конец веревки. Волосы ее были коротко острижены и плотно стянуты посверкивающей драгоценными камнями
— Ну вот и я, — сказала она как нив чем не бывало. — Темновато тут у вас. И воздух затхлый.
— Зато ты, как видно, живешь неплохо, — едва сдерживая дрожь, произнес Артем. — Все максары одеваются так, как ты?
— Не думаю. Тот, кто волен менять облик по собственному усмотрению, вряд ли придает большое значение нарядам. Эти одежды я нашла в одной из кладовых. Там такого добра целые горы. Слуги отца говорят, что это добыча максаров. Все это я надела для тебя. — Надежда тряхнула головой, и ее лицо, до того находившееся в полумраке, на мгновение высветилось. Слезы тающими льдинками стояли в ее глазах.
— Тебе плохо там? — Артем указал в потолок.
— Я максар по рождению. Но не по воспитанию. Вот меня и воспитывают. А потом… я слыхала… меня переделают. Это правда? — она перевела взгляд на Адракса.
— Непременно, — охотно подтвердил старик. — Для максара у тебя слишком тонкая кожа, слишком слабые руки и чересчур много лишнего в утробе. Зато в голове кое-чего не хватает. Тебя разъединят на части, а когда соберут снова, ты станешь уже совсем другой. Все живое будет деревенеть при одном твоем появлении, ты забудешь о страхе и жалости, одного единственного удара хватит тебе, чтобы оглушить мрызла, а человеческие души затрепыхаются на твоей ладони, как угодившие в сеть рыбешки.
— Замолчи! — в голосе Надежды зазвенела угроза. — Замолчи, старый шут! Это ты во всем виноват! Для чего ты взвалил на меня свои собственные беды? Для чего похитил из дома, где я росла в покое и безопасности? Ты хотел сделать из меня кровожадного хищника! А сейчас недоволен тем, что кровожадного хищника из меня делает твой враг! Разве не так? Лучше бы я заживо сгорела в Стране Забвения! Я не хочу, не хочу быть максаром!
— А разве едва только вылупившийся из яйца птенец хочет стать коршуном? — спокойно возразил Адракс. — Но он обязательно станет им. Если, конечно, его до этого не склюют вороны. Тебе не переломить судьбу. У Стардаха на тебя свои планы, у меня — свои. Но если я всего лишь наставляю тебя на путь, предназначенный от рождения всем максарам, он хочет превратить тебя в свирепое чудовище, в гения разрушения, целиком послушного его воле. За твою душу идет невидимая схватка, и исход ее во многом будет зависеть от тебя самой.
— Хватит ли у меня сил… — Надежда поднесла руку ко лбу, как будто у нее внезапно закружилась голова.
— Хватит. Ты еще сама не знаешь, как велика сила, дарованная тебе природой.
Вверху снова загудели голоса, и конец веревки запрыгал змеей, извиваясь в воздухе.
— Прощай! Мне пора! — Надежда, словно очнувшись, прижалась к Артему, и он вдохнул свежий запах ее волос. — Когда мы встретимся в следующий раз, я уже буду другой. Не отворачивайся от меня. И запомни, я всегда думаю о тебе.
Их губы встретились, но вместо томительной сладости поцелуя Артем ощутил резкую боль укуса.
Не прошло, наверное, и часа после ухода (вернее, вознесения) Надежды, как в камеру спустились несколько тюремщиков. По причине того, что руки и ноги росли у них почти из одного и того же места, а торс шириной превосходил длину, они походили на огромных пауков, копошащихся в своих тенетах. Все приметы выдавали в них мрызлов, но только мрызлов укороченных, которым после изъятия средней трети тела две оставшиеся сшили между собой. Сделано это было из чисто практических побуждений — мрызлу обычного размера пришлось бы передвигаться в катакомбах подземной тюрьмы только на четвереньках.
Очистив пол камеры от давнего мусора
— А как это выглядит… — неуверенно начал Артем. — Когда человека переделывают?
— Сам скоро все узнаешь. Тебе тоже придется пройти через это. Мясник так не потрошит предназначенную на жаркое тушу, как это делают с живыми людьми максары.
— И что же именно из меня сотворят?
— Это уж как решит Стардах. Ты человек весьма редкой, ранее не известной нам породы. Нет смысла делать из тебя что-нибудь заурядное, вроде мрызла. Хорошим материалом нельзя пренебрегать. К примеру, существо, которое ты знаешь под именем Калеки, некогда выглядело совсем иначе. Он был великим вождем великого народа. Когда его войско потерпело окончательное поражение, всех уцелевших превратили в рудокопов — слепых монстров, похожих на огромных кротов. Не зная покоя, они грызут землю, которая в их организмах разделяется на чистые металлы и пустую породу. А из их главаря Стардах сотворил своего самого верного прислужника. Если бы только Калека мог вспомнить свое прошлое…
— Но ведь вы переделываете не только пленников, но и самих себя. Зачем это нужно?
— Максар должен быть неуязвим, силен и вынослив, как никто другой. Природа обделила нас этими качествами. В обычном теле немало всего лишнего, а вот кое-чего нужного как раз и не хватает. Взять, к примеру, зрение. Стоит мне захотеть, и я заставлю свои глаза видеть вдаль на огромное расстояние. Но моему взору открыт и другой мир, недоступный обыкновенным людям. При желании я могу созерцать сотни крошечных существ, населяющих все вокруг. Даже не упомню, сколько раз я менял свой облик. У каждого максара собственные вкусы и пристрастия. Стардах одно время был занят тем, что создавал из себя некий образец абсолютной красоты. Другие предпочитают жить в образе животных. Конечно, даром все это не проходит. Если десять раз резать по одному и тому же месту, какой-то шрам обязательно останется. Да только это нас не беспокоит. Сила максаров всегда состояла в их врожденных способностях, огромном опыте и чудодейственных снадобьях. Кроме того, мы развили свой природный дар, позволяющий влиять на мысли и чувства других людей. Как клинок, проникающий в тело, губит плоть, так и наша воля, проникающая в чужое сознание, губит душу. Такого человека легко превратить в раба, в послушное орудие. Мы заставляем его забыть о действительности и внушаем ложную реальность. Ты сам уже мог в этом убедиться. Если хочешь, сейчас ты почувствуешь себя на вершине блаженства. Эта мрачная яма покажется тебе роскошным дворцом, а прокисшие помои — пищей богов. Хочешь?
— Нет, не хочу. Пусть будет все так, как есть. Скажи, а твоя внучка тоже умеет делать все эти штуки?
— Она наделена удивительными способностями. Но до настоящего мастерства ей еще далеко. Я прекрасно понимаю, что ты имел в виду, задавая свой вопрос. Успокойся. То, что было между вами, не наваждение. Все ее слова и поступки были искренними. Но скоро ее душа и тело пройдут через жестокое горнило, в котором рано или поздно оказывается каждый из нас. Подлинный максар не знает ни любви, ни жалости, ни снисхождения. Мы с тобой долго вели здесь беседы о добре и зле, о справедливости и беззаконии. Всей этой словесной чепухи я нахватался в чужих краях, у чужих мудрецов… Возможно, — он усмехнулся, — это меня и погубило… А попробуй заговори о добре и зле с моим сыном. Это то же самое, что убеждать волка в пользе вегетарианства. Для него любой человек это или кусок мяса, который надо немедленно растерзать, или ком глины, из которой можно слепить очередную игрушку. Поэтому будет лучше, если ты забудешь девчонку, вместе с которой шел через Страну Черепах. Как бы тебе не пришлось содрогнуться от ужаса, увидев ее в следующий раз.