Evocati

Ленивый Странник

Коннал потерял всё. Всех ради кого он жил свои двадцать шесть лет. Запись на автоответчике все, что от них осталось. Но в душе была только пустота и... облегчение?

Он поднял наполненный до середины стакан с виски и молча салютнув окну, опрокинул его в себя.

Середина сентября. Там же.

– Всё!
– Франческо в ярости швырнул опустевшую банку из-под фасоли.

– Что всё, мартышка?
– подколол его приятель, развалившийся на переделанном

в кровать столе и со скуки кидающий резиновый мячик в стену.

– Всё! Еда всё! Ширево всё! Заняться нех*й! Надоело. Я сваливаю, - набрасывая на себя ветровку, бросил коротышка.

– Ты пойдёшь?
– обернулся он к ирландцу, поправляя ствол.

– Да, сейчас, - кивнул Коннал, убирая мячик в карман.

Они проторчали тут уже больше двух месяцев, и всё съестное, что они запасли из соседнего минимаркета, благополучно кончилось или протухло. Уже с месяц как, закончили приходить привлечённые светом свечей люди, которых они всё равно не пускали. Стихло радио, молчал телевизор, газеты давно надоели. Они не шумели, и дохляки к ним не лезли. Все общие темы не по разу пережеваны и обмусолены. Его тоже донимала скука.

– Ну что, обезьяна, пойдем, посмотрим на прекрасный новый мир?
– отвесив шутливый подзатыльник Франческо, открыл он дверь прачечной выталкивая наружу взбешённого Эскобара. Дверь прачечной с громким металлическим хлопком закрылась за их спинами, оставляя за собой всю их старую жизнь.

– Ну что, на запад или на восток?
– спросил он у недовольного латиноса.

– Да, ваще до п**ды, - прошипел франческо.

– Думаю, мы навестим Тони, - решил МакРанульф.

– Ты чё, думаешь, он не скопытился ещё?
– спустя несколько минут, уже отойдя, решил уточнить Эскобар.

– Пф. Не тупи. У Тони пол подвала стволов...
– на середине фразы он затих, из переулка между кирпичными двухэтажными зданиями шёл белый пожилой мужчина, в окровавленной клетчатой рубашке, медленно волоча за собой запутавшуюся в велосипеде гирлянду из кишок.

– Святое дерьмо, - ругнулся Франческо, рывком доставая пистолет, и с громкими хлопками выпуская в тварь шесть пуль.

– Теперь у нас полтора магазина на двоих. Спасибо мартышка, - вздохнул Коннал.

– Пожалуйста, м*дила, - бросил за спину латинос, подходя к мишени.

– Слыш, чё, а этот еще живой, - сказал он, рассматривая пытающееся встать существо.

– Так добей его, - хмыкнул ирландец.

***

Спустя два часа ирландец и забрызганный кровью Франческо, немного уставшие с непривычки, стояли под красной вывеской ТШ (Tony"s shoes) перед входом в магазин.

Магазин, по-прежнему, представлял собой двухэтажное кирпичное здание, стоящее посреди такой же серой и кирпичной застройки бывшего промышленного района. Над дверным проёмом проглядывала наспех зацементированная трещина, идущая до двускатной крыши.

Латинос, раз за разом дергал дверную ручку в надежде, что в следующий-то раз она непременно откроется. Коннал же заслоняя глаза от солнца рукой, как козырьком осматривал окрестности.

– Заперто. Рыжий, чё делать будем?
– наконец-то надоело коротышке мучить ручку двери.

– Зайдём через запасной выход, мелкий. Тони его не запирал. Замок заедало, - предложил Коннал.

Обойдя здание по кругу, они, решительно дёрнув серую металлическую ручку пожарного выхода, они вошли внутрь. Обстановка в магазине изменилась со времён когда ирландец был тут в последний раз. Вместо кучи маленьких стоек появились два длинных деревянных стеллажа высотой чуть выше человеческого роста. Тёмно-коричневый кафель цвета лакированного дерева и недорогая, но качественная деревянная обивка буквально кричали: здесь недавно сделали ремонт. Лампы не горели, тускло поблёскивая в свете, проникающем из-за штор.

Оглядевшись, они заметили следы торопливого обыска. Коробки, обувь, стулья всё было разбросано в беспорядке. Справа, из кабинета Тони шёл приторных запах гниения и доносился гул от расплодившихся мух. Прикрыв лицо одеждой они пошли прямиком в кабинет. В кабинете следов обыска не было, наверно Тони пришёл уже после. Ковёр, которым закрыта часть паркета в дальней части комнаты был весь залит кровью. Закрытые жалюзи превращали светлый кабинет в царство вечного сумрака. Вездесущие мухи облепили нечто, чем стала Люси. Бедняжка висела на хрустальной люстре в связанной из тройника петле. То, во что превратилась некогда краса и гордость своего отца, завывало и тянуло руки к вошедшим. За письменным столом напротив семейной фотографии и двух связок ключей застыло тело Тони. Голова мужчины разделена на две части мощным выстрелом. Белые жалюзи позади окрашены в грязно бурый цвет. Старый итальянец покончил с собой.

Эскобар, задержав дыхание, подбежал к трупу Тони и подобрал револьвер. Взведя курок он, прижал его дулом ко лбу Люси. Спустя мгновение громкий хлопок разогнал мух, облепивших её тело. Пуля почти без сопротивления прошла сквозь гниющие ткани и широкой воронкой разбрызгала ее кровь на стене позади. Коннал видел это будто в замедленной съемке. Как и то, как Франческо прощался со своим завтраком.

Он, молча, уже даже не закрывая лицо, словно в полудрёме подошёл к ковру и, подцепив его за бахрому, отбросил мешающий ему край на стол. Пару минут он молча сидел над люком, пока руки сами не начали вводить знакомую комбинацию. Его уже не тошнило. Со звонким щелчком металлический стержень встал в положение "открыто". Подвал не был в пику каноничным подвалам сырым и затхлым. Он, как и положено приличной оружейной, пах оружейным маслом и ещё чем-то неуловимым. В темноте было почти не разглядеть обстановку, но четыре защитного цвета деревянных ящика вполне проглядывались, если не загораживать свет. Помещение было не большим, гораздо меньше кабинета над ним, но сейчас, когда из того множества ящиков что стояли тут год назад, остались, только эти четыре, оно смотрелось больше чем было на самом деле. Пустое всегда выглядит больше.

***

Старый ржавый пикап натружено гудел мотором, вызывая опаску. Франческо отбивал какой-то нервный ритм на приборной панели. Очередь вести выпала МакРанульфу отчего Коналл был не в восторге. Совсем не в восторге. Он считал этот пикап откровенным корытом. И каждый раз, когда оно глохло, задавал себе вопрос: И как только Тони на нём ездил?

Они ехали по восемьдесят пятому шоссе уже почти пятьдесят миль, молясь всем богам, чтобы эта колымага не издохла окончательно. А всё из-за дурацкой идеи Франческо, что в федеральной тюрьме выжил кто-то из его корешей. Ну серьёзно. Кто мог вообще выжить в таких условиях, кроме одиночек?