Эволюция военного искусства (Том 1)
Шрифт:
Развитие торгового капитализма, обострившего экономическое соперничество между государствами, создавшего теорию меркантилизма, которая рассматривала государство, как коллективного купца и промышленника, сделало, однако, такой переход к усилению государства неизбежным. Окрепшие финансы государств позволили избежать все неприятности, связанные с роспуском старых и набором новых солдат, и иметь в каждую минуту надежную силу на страже меркантильных интересов государства. В 1668 г. Франция, заключив Ахенский мир, не распустила полки, а только несколько уменьшила на период мира их штатный состав. Монтекуколи, выдающийся австрийский полководец и военный писатель, побывавший в течение 30-летней войны дважды в шведском плену и ознакомившийся с военным искусством реформации, страстно защищал идею постоянной армии и доказывал необходимость в момент заключения мира не распускать армию, а приступать к исправлению выяснившихся в ней несовершенств и настойчиво и упорно вести подготовку к новой войне. Если Пескара, вождь испанских наемников начала XVI столетия, эпохи открытия Америки и первоначального накопления капиталов, восклицал: "для войны нужны деньги, деньги и деньги", то Монтекуколи рассматривал этот афоризм уже иронически: только очень неосведомленные люди могут забывать, что для войны нужна и серьезная подготовка, которая
Борьба с частной антрепризой. Война, являвшаяся с начала средних веков делом частной антрепризы, начала огосударствливаться. Процесс национализации армий растянулся до начала XIX века. Солдат-авантюрист, избиравший военное ремесло из желания разбогатеть и попробовать свое счастье, должен был уступить свое место солдату-автомату, слепому орудию исполнительной власти, порабощенному офицерами, ставленниками господствующего класса. Это была эпоха героической борьбы центральной власти за право на контроль государства с неизжившими еще чувства феодальной свободы генералам , эпоха кабинетных войн и малых стратегических достижений. Однако, только при непонимании хода исторической эволюции можно сожалеть о минувшем времени свободы вождей наемных армий, которую сменила теперь зависимость от гофкригсрата в Австрии, от военного министра во Франции. Переводчик и популяризатор Ллойда, Ру-Фузильяк, в конце XVIII века горько осуждал создавшуюся военную систему: "большие армии, многочисленные штабы, сильные парки, большие обозы, большие магазины, большие склады фуража, большие госпиталя, одним словом, большие затруднения, большие злоупотребления, маленькие способности - и большие поражения"; однако, для XVII и XVIII веков эта военная система являлась исторической необходимостью.
Наемные армии были очень слабо связаны с государством. В течение тридцатилетней войны император Фердинанд II лично оказался бессилен собрать армию, а безродный авантюрист Валленштейн и граф Эрнст Мансфельд привлекали под свои знамена десятки тысяч солдат. Частный предприниматель - кондотьер являлся необходимым посредником между государством и войсками. Протестантский полководец граф Бернгард Веймарнский, после смерти Валленштейна (1634 г.), сделал попытку, правда, неудачную, целиком переманить его армию на сторону противников; а Ришелье, после смерти Бернгарда (1639 г.), купил всю его оставшуюся армию, с занимаемыми ею опорными пунктами. Так Франция приобрела Эльзас. Из германских государей первый подал пример и начал сам непосредственно формировать войска курфюрст Баварский Максимилиан I (1597-1651 гг.).
Начало частной антрепризы, так ярко сказывавшееся на верхах военной организации, проникало всю толщу армии. Части войск представляли полусамостоятельные республики. Полки и роты являлись собственностью их командиров, которые вербовали их, одевали и вооружали своим попечением; эта собственность высоко котировалась на бирже в начале войны и обесценивалась к концу. Солдат служил под псевдонимом - "nom de guerre", жил на частной квартире, за отсутствием казармы, одевался не в форменное платье, а по своему вкусу, имел разнокалиберное собственное оружие, свою лошадь, в случае болезни или ранения предоставлялся собственному попечению; государство не обеспечивало его ни на случай инвалидности, ни на старость. Обоз представлял частную организацию подрядчика, доставлявшего тяжести своими лошадьми, повозками и подводчиками. Характернее всего начало частной антрепризы выступало в артиллерии; еще при Людовике XIV артиллерист являлся специалистом, техником, имеющим монополию на антрепризу артиллерийской стрельбы; за устройство и вооружение осадной батареи он получал - на первой параллели за пушку калибром 18 - 24 фунта 300 ливров, за мортиру - 200 ливров, на брешь-батарее (венчающей гласис) - за пушку 400 ливров, за мортиру на гласисе - 300 ливров, за суточную работу осадной батареи - с пушки, в зависимости от калибра, 10-20 ливров, с мортиры 16 ливров; снаряды, порох и шанцевый инструмент - королевские; для работ по устройству и обслуживанию осадной батареи артиллеристу предоставлялось нанимать пехотных солдат с уплатой им 20 су за часовую дневную или ночную работу{139}.
В случае взятия города, весь металл, имевшийся в городе, в частности бронза (колокола), составлял долю добычи артиллерии; в этой погоне за металлом отражалась еще средневековая бедность в нем. Даже первые госпиталя устроенные Ришелье, представляли частную антрепризу: государство уплачивало подрядчику за каждый день пребывания в нем раненого или больного солдата, предоставляя антрепренеру выгадывать себе доход путем экономии на лечении и содержании. При отсутствии в распоряжении государства обширного класса честных и образованных агентов, обращение к военной антрепризе представлялось столь же естественным, как в начале XIX века к откупу, а не к акцизу; затем предпочтительнее представлялась постройка железных дорог частными обществами, а не государством, а в начале ХХ века являлась выгоднее организация промышленности и торговли частной инициативой. Процесс огосударствливания всегда болезнен, требует нажима сильной центральной власти, вызывает злобную критику защитников прав и свободы частной антрепризы; так было и в военном деле, под жалобами на энергичных представителей военной администрации эпохи Людовика XIV, на стеснение свободы полководца, надо часто понимать протест против всего хода новой истории, против перерождения средневековой цеховой организации в современное капиталистическое государство.
Лувуа. В середине XVII века Франция являлась экономически наиболее развитым государством Европы, Кольбер энергично вел ее по пути меркантилизма. На примере преимущественно Франции здесь и будет рассмотрен процесс огосударствливания армии. Главная работа по реформе была выполнена отцом и сыном Летелье: Мишель Летелье, из скромной недворянской семьи, был выдвинут Мазарини на пост статс-секретаря по военным делам, занимал его 25 лет (1643-1668) и получил разрешение передать эту должность сыну. Франсуа Детелье, получивший титул маркиза Лувуа, с 22 лет был помощником своего отца, а 28 лет вступил в управление военным ведомством и 24 года, до смерти, твердой рукой вел преобразование французской армии (1668 - 1691 г.). Таким образом, почти полвека военное ведомство находилось в руках семьи Летелье, и преобразования шли настойчиво и планомерно. Людовик XIV, провозгласивший, что "государство это я", был, главным образом, подписывающий король.
Интенданты. Летелье прежде всего позаботился о том, чтобы помимо недисциплинированного, с феодальной окраской, командного состава, непонимавшего новых отношений государства к войскам, в армии появились надежные агенты государственной власти, которые установили бы на месте тщательный контроль за исполнением распоряжений центра; последние отнюдь не должны были оставаться бумажными декламациями. Эта новая военная администрация явилась в виде интендантов и их помощников, военных комиссаров. Французская буржуазия достигла уже такой степени культурного развития, что Лувуа мог собрать достаточное число честных, энергичных и образованных агентов для проведения своей воли на местах Так как основная задача интендантов заключалась в борьбе с феодальными пережитками, то Лувуа избирал их почти исключительно из буржуазии. Только командующий армией имел право отдавать приказания интенданту и комиссарам, остальные начальники обязаны были выполнять их распоряжения и, в случае ослушания, могли быть ими отрешены от должности. Интендант, помимо командарма, состоял в тесной конфиденциальной переписке с Лувуа. Все вопросы о кредитах, крепостях, продовольствии, снаряжении, госпиталях и военно-судебные находились в полном ведении интендантов. На все совещания по вопросам оперативным, дипломатическим и административным строевые начальники были обязаны приглашать интенданта или комиссара
Первой обязанностью агентов Лувуа было установить строгое тождеств между бумажной и действительной численностью армии. До сего времени в войсках были в большом числе мертвые души, деньги за содержание которых начальство присваивало себе, а в случае поверки замещало пасволантами - переодетыми в солдатскую форму слугами, или солдатами, занятыми в соседней части. Лувуа предоставил интендантам и комиссарам право внезапных смотров личного состава на стоянках и на походе Интендант пересчитывал число людей и объяснял солдатам, что если кто-нибудь из них укажет ему на пасволанта, то он за донос получит от него немедленно увольнение в бессрочный отпуск и премию в 500 ливров. Этот грубый прием искать среди солдат доносчика на капитана, конечно, вызывал резкие протесты офицерства. Применялись и другие приемы контроля: так, капитан не имел права раздавать жалованье солдатам без присутствия комиссара, а в случае невозможности прибытия последнего, обязан был приглашать свидетелем при раздаче жалованья мэра или одного из старейшин местного самоуправления. До этих реформ Лувуа, по мнению современника, не более 40% расходуемых государством денег доходило по назначению, а 60% присваивалось по пути.
Давая огромную власть интендантам, Лувуа воспрещал им всякое вмешательство в чисто командные и оперативные функции и требовал соблюдения такта по отношению к строевым начальникам. Все же целый ряд генералов, начиная с великого Тюренна, не мог примириться с бесцеремонными приемами, которыми Лувуа насаждал реформу. Милиция. Как и другие выдающиеся умы XVII и XVIII веков, Лувуа не мог примириться с добровольной вербовкой, как единственным источником комплектования армии, и стремился организовать дополнительную вооруженную силу на началах обязательной воинской повинности. В 1688 г. было приступлено к формированию милиции при следующей обстановке. Предстояла война с коалицией, в поводах к которой слышался отголосок религиозных войн. Лидер протестантов, Вильгельм Оранский, готовился свергнуть с английского трона склонных к католичеству Стюартов. В самой Франции Нантский эдикт был отменен, насильственно много протестантских семей было обращено в католичество. В тот момент, когда полевая армия начнет сосредоточиваться на границе против внешнего врага, ожидали, что воинственные гугеноты, сбросив с себя маску католицизма, возьмутся за оружие и поднимут пламя гражданской войны внутри Франции. Надо бы о создать надежные второлинейные войска для обеспечения внутренней безопасности. Все, что могла дать вербовка, поглощала полевая армия. Лувуа решил создать 30 полков, укомплектованных провинциями; каждая провинция нужное ей число милиционеров получала путем разверстки по приходам. В общем, поставка одного милиционера выпадала, смотря по местности, на 350-1300 жителей. Новообращенные католики, ненадежные в политическом отношении, в организуемое войско не брались. Приход, выставлявший милиционера, первоначально снабжал его ружьем и платьем, затем в снабжении приняло более широкое участие государство. С развитием войны милиционные полки стали входить и в состав полевых армий. Офицерский состав, преимущественно из отставных офицеров и разорившихся дворян, оказался очень неудачен: тогда как нужно было иметь средства, чтобы купить себе полевую роту, где вербовка солдат дорого стоила ротному командиру, в милиции рота давалась даром, а доходы из нее можно было извлекать такие же, как и в полевых частях, и даже большие: всякая экономия ротного командира на снабжении, всякое недостаточно тщательное отношение к нуждам солдат в полевой армии вело к смертности и дезертирству, и убыль каждого солдата тяжело ложилась на карман ротного командира; в милиции же убыль представлялась даже доходной для ротного командира, который требовал от прихода заместителя умершему или дезертировавшему, и, делая поблажки приходу, поставлявшему иногда наемника, а иногда не вполне годного милиционера, ротный командир извлекал из каждого случая убыли новый доход{140}. Отвратительный офицерский состав и уклонение от воинской повинности городского населения и всех зажиточных или образованных из состава сельского населения, что являлось феодальным пережитком и что обращало призванных в бессловесную крепостную массу, с которой можно было позволить себе какие угодно злоупотребления, - эти важнейшие недостатки не позволили институту обязательной воинской повинности пустить корни при старом режиме. Милиционными эти полки были названы потому, что в эпоху вербованных армий милицией называлась каждая часть, собранная на началах обязательной повинности населения. Лувуа, создавая эти полки, мыслил их, как постоянно существующие; однако, после его смерти, при демобилизации в 1697 г., эти части были распущены. В 1726 г. этот тип милиции был воскрешен; милиции XVII и XVIII веков представляют росток, который быстро и роскошно развился в эпоху великой революции в могучую революционную армию.
Строевое обучение. Для того, чтобы ввести известный порядок и однообразие в подготовку и обучение войск, Лувуа создал инспекторов пехоты и кавалерии, которые объезжали гарнизоны, осматривали оружие и заставляли командиров частей заводить исправное, вместо негодного, указывали начальникам на пробелы в организации и обучении их частей, давали Лувуа подробные отчеты о результатах своих осмотров. Инспектора налаживали правильный ход занятий. Требования Лувуа были очень скромные, - как скоро пехотная часть обучена, она должна раз в неделю выводиться на учение, а кавалерийская часть выезжать два раза в месяц в поле и производить учение со стрельбой из пистолетов, чтобы лошади не пугались звука выстрелов. В каждом гарнизоне инспектора должны были назначать способного к строю офицера, который ежедневно принимал бы развод караулов и, пользуясь разводом, производил бы небольшое учение. В XVIII веке это скромное требование Лувуа разрослось в знаменитый Фридриховский вахтпарад, смотреть на который съезжались в Берлин иностранцы, а в XIX веке - в разводы в Михайловском манеже.