Эволюция
Шрифт:
Наконец, они неизбежно прибились к лагерям тощих. Даже сейчас многие из его вида по-прежнему оставались в живых, но они были похожи на костолобых, которые жили на краю стойбища Яхны, где жили, словно крысы среди отбросов, и даже тогда лишь до тех пор, пока тощие терпели их присутствие. Их возможная судьба была уже ясна.
Эта участь миновала Старика. Старик держался подальше от бедственных мест, где жили тощие. Он не был последним представителем своего вида. Но он был последним, кто жил так, как жили его предки до прихода людей современного типа. Он был последним, кто жил свободным.
Когда
Всё изменилось вместе с революцией, начатой в поколении Матери, вместе с последовавшей за ней великой экспансией. Это не был геноцид: этого никто не планировал. Это был исключительно вопрос экологии. Различные формы людей конкурировали за одни и те же ресурсы. По всему миру прокатилась волна вымирания — волна вымирания людей, волна последних контактов, прощаний без сожаления, когда один вид гоминид за другим уходил во мрак небытия. Какое-то время последние из ходоков оставались в изоляции на островах Индонезии и всё ещё жили так, как давным-давно жила Дальняя. Но когда уровень моря снизился в очередной раз, вновь образовались сухопутные мосты, ведущие на материк, по ним прошли люди современного типа — и для ходоков, долгая и застывшая история которых растянулась примерно на два миллиона лет, игра закончилась.
Всё продолжалось в том же духе. Результат был неизбежным. И вскоре в мире не осталось людей — совсем не осталось, кроме одного вида.
Потеряв свою семью, Старик бежал от тощих, всё время двигаясь на запад. Но здесь, в этой прибрежной пещере, Старик оказался на западном берегу Европы, на краю Атлантики. Океан был непреодолимой преградой. Ему некуда было идти.
Встреча Яхны со Стариком была самым последним контактом.
Руд, выделяясь силуэтом на фоне заката, был весь в пыли и разгорячённый. Рядом с ним была Олит, тётя Яхны. Руд выпучил глаза, когда осознал, что увидел в пещере.
Для Яхны это было словно пробуждение после ночного кошмара. Она уронила кусок шкуры, с которым работала, помчалась по пещере, которая внезапно стала выглядеть такой грязной и захламлённой, и бросилась в руки отца. Она плакала, словно совсем маленький ребёнок, пока руки отца нерешительно гладили грубую накидку костолобого, которую она носила.
Костолобый проснулся. На него легли тени, которые отбрасывали эти двое взрослых в лучах заходящего солнца. Он поднял руку, чтобы прикрыть глаза. Затем, ещё полусонный, отяжелевший от мяса, он попытался встать на ноги и зарычал.
Руд оттолкнул детей в сторону Олит, которая схватила их. Затем он занёс булыжник над черепом пытающегося подняться костолобого.
— Нет! — закричала Яхна. Она вырвалась из
Руд посмотрел ей в глаза. И она поняла, что должна была сделать выбор.
Яхна задумалась об этом лишь на миг. Она вспомнила мидии, тюленей, костры, которые разводила. И она посмотрела на уродливый бугристый лоб костолобого. Она отпустила руку отца.
Руд позволил своей руке обрушиться вниз. Это был сильный удар. Костолобый упал вперёд. Но черепа костолобых были толстыми. Яхне показалось, что Старик мог подняться, продолжал бороться даже сейчас. Но этого не было. Он остался в грязи на полу пещеры, стоя на четвереньках.
Потребовалось четыре, даже пять ударов, прежде чем Руд проломил ему череп. Намного раньше последнего удара Яхна отвернулась.
Они остались в пещере ещё на одну ночь, рядом с лежащим костолобым, распростёртым на полу; кровь лужей растеклась под его раздробленным черепом. Утром они завернули остатки мяса тюленя и подготовились к путешествию домой. Но перед тем, как уйти, Яхна настояла, чтобы они выкопали яму в земле — широкую, но неглубокую. Она положила в яму кости младенца, которые нашла, и большой труп костолобого. Потом она ногами сгребла землю обратно в яму и утоптала её.
Когда они ушли, прилетели чайки. Они клевали остатки мяса тюленя и лужицы высохшей крови у входа в пещеру, который открывался в сторону моря.
ГЛАВА 14
Человеческий рой
Анатолия, Турция. Примерно 9 600 лет до настоящего времени
I
Две девушки ощипывали из колосков дикие зёрна, лёжа рядом друг с другом.
— Значит, Тори нравится тебе больше, чем Яйпи, — сказала Сион.
Юна, которой было шестнадцать, на год младше своей сестры, убрала волосы от глаз. Она была блондинкой с необычно светлыми волосами. Она осторожно ответила:
— Возможно. Думаю, что я больше нравлюсь ему, чем Яйпи.
— Но ты говорила, что Тори — неотёсанный чурбан. Ты говорила, что тебе нравится, как развеваются волосы Яйпи, когда он бежит, и его большие бёдра, и ещё…
— Я помню, что говорила, — ответила Юна, ощущая неловкость. — Но у Тори лучше…
— Член?
— Личные качества, — выдавила из себя Юна.
Звонкий смех Сион зазвучал над безлюдной местностью. Собака, дремавшая в тени мужской хижины, соизволила открыть один глаз, чтобы посмотреть, что её потревожило, а затем снова заснула.
Девушек окружала голая, утоптанная пыль деревни. Главной чертой пейзажа была мужская хижина, огромное ветхое строение из древесины и тростника куполообразной формы. Маленькие женские хижины окружали это грубо построенное сооружение. Раскатистый храп, доносившийся изнутри мужской хижины, говорил девушкам о том, что шаман отсыпался, закончив очередную трудную ночь с пивом и видениями. Никто никуда не двигался: ни собаки, ни взрослые люди. Большинство мужчин было на охоте; женщины дремали в своих хижинах вместе с младенцами. Вокруг не было видно даже детей.