Эволюция
Шрифт:
Мать Дальней собирала пищу среди небольшой группы деревьев акации, которые были сильно поломаны проходившим мимо стадом дейнотериев. Эта древняя разновидность слонов орудовала своими загнутыми вниз бивнями и короткими хоботами, оставляя после себя поваленные и расколотые деревья, перепаханную землю и выдранные корни. Здесь люди были не единственными, кто собирал пищу: бородавочники и кистеухие свиньи хрюкали и визжали, копаясь своими уродливыми рылами в перепаханной земле. Повреждения были недавними. Дальняя могла разглядеть гигантских жуков, которые работали, зарывая свежий навоз дейнотериев, а также трубкозубов и медоедов, роющихся в земле в поисках личинок жуков.
Такое место было просто создано для поиска там пищи. Поиск следов деятельности других животных, особенно склонных к разрушительной
Мать Дальней была спокойной и изящной женщиной, высокой даже для своего вида; ей подошло бы имя Тихая. Она шла со своими двумя детьми — со спящим ребёнком, которого качала на одном плече, и с сыном. Возраст мальчика составлял половину возраста Дальней, но он был уже почти таким же высоким, как она — тощий юнец, которого Дальняя мысленно называла Негодником: раздражающий, умный и слишком успешно конкурирующий за внимание и щедрость их матери.
Мать самой Тихой, бабушка Дальней, держалась рядом с ней. Её возраст уже давно перевалил за сорок, и сейчас бабушка с трудом сгибала спину и вряд ли могла оказать существенную помощь при выкапывании пищи. Но она помогала своей дочери следить за самым маленьким ребёнком. Ни один человек не удивился бы, увидев в этой группе стариков; это выглядело бы очень естественным. Но ни один из предшествующих типов приматов не доживал до старости; лишь немногие ненадолго переживали возраст своей плодовитости. Зачем их телам поддерживать жизнь, если они уже не могут продолжать вносить свой вклад в генофонд? Но теперь всё было по-другому: у вида, к которому принадлежала Дальняя, у стариков была своя роль.
Тяжело дышащая и испачканная пылью, Дальняя лезла по скале. Это был всего лишь выход породы около сотни метров в поперечнике, на котором ничего не было, кроме куртин жёсткой травы и нескольких насекомых и ящериц. Но для людей это был временный дом, остров относительного спокойствия в открытой саванне, в этом море опасностей. На самой скале двое мужчин чинили деревянные копья. Они работали с отсутствующим видом, а их глаза блуждали — руки работали, словно сами по себе. Некоторые из старших детей играли, репетируя свою предстоящую взрослую жизнь. Они боролись, гонялись друг за другом, играли в прятки. Двое шестилетних подростков занимались неуклюжей сексуальной игрой, трогая друг другу пальцами соски и животы.
Дальняя не была ни взрослым, ни ребёнком, и в этой небольшой группе не было никого близкого ей по возрасту. Поэтому она держалась обособленно от остальных и лезла на вершину разрушенной эрозией глыбы песчаника. Она нашла обломок челюсти антилопы, оставленный здесь каким-то падальщиком и теперь отполированный дочиста голодными ртами и терпеливой работой насекомых. На скале она разломала кость на куски и воспользовалась острым краем, чтобы счистить пот и грязь со своих ног и живота.
С этого наблюдательного пункта пейзаж был как на ладони, и открывался весьма разнородный вид. Это было огромная долина. Панорама из куполов, лавовых потоков, наклонов и кратеров показывала, каким огромным геологическим мукам подверглось это место. К востоку — и дальше за горизонтом, на западе — земля поднялась, образуя плато высотой около трёх тысяч метров в самой высокой точке, покрытое плодородной вулканической почвой. Огромное плато завершалось стеной из осадочных пород, которая спускалась в долину.
Это была Великая рифтовая долина: разлом между двумя разделяющимися тектоническими плитами. Он протянулся на три тысячи километров от Красного моря и Эфиопии на севере на юг через Кению, Уганду, Танзанию и Малави, и заканчивался в Мозамбике на юге. На протяжении двадцати миллионов лет геологическая активность вдоль этой огромной раны создавала вулканы, поднимала возвышенности и сжимала низменности в долины, которые направляли воду в одни из самых больших озёр континента. Сама поверхность
И здесь обитало множество животных.
По мере того, как солнце клонилось к закату, обитатели саванны становились всё более активными: бегемоты, нежащиеся в болотах, стада разных видов величественных слонов, невозмутимо шествующие по поросшим травой равнинам. Здесь жило много видов слонов, между которыми существовали тонкие различия в форме спины, черепа и хобота. Они обменивались друг с другом пронзительными трубными звуками, проплывая, словно тёмные корабли, по морю пыли, которую поднимали. Наряду с этими крупными травоядными существовало много других видов, напрямую зависящих от травы: зайцы, дикобразы, тростниковые крысы, и свиньи, питающиеся корнями. Хищники, охотившиеся на потребителей травы — и сами, в свою очередь, бывшие добычей для ещё более опасных животных — включали шакалов, гиен и мангустов.
Животные саванны выглядели бы поразительно знакомыми на взгляд современного человека, поскольку они уже успели тонко приспособиться к условиям жизни в саванне. Но богатство и разнообразие здешней жизни изумило бы наблюдателя, привыкшего к Африке эпохи человека. Это была самая богатая область на Земле в плане количества видов млекопитающих, их разнообразия и изобилия, и это был один из самых изобильных периодов её существования. В этом тесном и разнородном месте обитатели равнин вроде антилоп и слонов жили рядом с обитателями лесов — такими, как свиньи и летучие мыши. Рифтовая долина сформировала богатый, протяжённый ландшафт, который предоставил возможности для адаптации многим видам животных вроде слонов, свиней, антилоп — и ещё людей. Это, конечно, было суровым испытанием, в ходе которого возник вид Дальней.
Но они не остались здесь.
После времён Капо, освободившись от последних связей с лесом, оставшихся как наследие предков, люди из вида Дальней стали странствующим видом. Они вышли из Африки: первые шаги гоминид уже отпечатались вдоль всего южного побережья материковой Азии. Прабабушки Дальней, тем не менее, невольно замкнули большой круговой путь на север, восток и юг, вернувшись через много поколений сюда, на место, где возник их вид.
Сидя на своём скальном выступе, Дальняя разглядывала пейзаж намётанным опытным взглядом. В своих странствиях люди большей частью следовали вдоль течения рек. Они пришли в эти места с севера, и ей было видно русло реки, вдоль которого они шли — серебристая змея, скользящая среди травы и кустарника. Вдоль берега реки земля была илистой, увлажнённой и богатой питательными веществами, здесь произрастала буйная смесь деревьев, зарослей кустарников и полей, отмеченная столбами термитников. К востоку была возвышенность, земля становилась сухой и бесплодной, а к западу лес становился гуще, образуя непроходимый пояс. Но когда она глядела на юг, её взору открывались возможности завтрашнего дня — обширная полоса саванны, где смешались заросли трав, кустарники и участки леса, которые предпочитал её народ.
Дальняя была ещё молода, она всё ещё познавала мир и то, как лучше всего его использовать. Но у неё было глубокое, систематическое понимание окружающей её природы. Она уже умела оценивать незнакомую местность вроде этой и определять источники пищи, воды и опасности, даже просто осматривая маршруты для дальнейшего переселения.
Это был необходимый навык. Выдворенный в открытую местность, вид Дальней подвергся жёсткому отбору, и в результате выработалось осмысление природы нового рода. Они были вынуждены понимать правила игры, распространение растений, смену сезонов, значение следов — для решения бесконечных загадок сложной и не прощающей ошибок саванны. Для сравнения, её далёкий предок Капо, который жил и умер в тысячах километров к северо-западу от этого места, знал особенности своего щедрого лесного мира наизусть: он не умел читать землю, не умел осваивать новые модели для подражания, поэтому всё незнакомое постоянно ставило его в тупик.