Еврейское счастье военлета Фрейдсона
Шрифт:
— Что дальше? — спрашиваю, протягивая готовое заявление.
— Дальше ждите, вас вызовут. Всё, что могу сделать для вас в данных обстоятельствах. И помните: если сдадите все зачёты на отлично, то аттестуем вас на ранг выше вашего сегодняшнего воинского звания. И, как вам известно, должность ''комиссар полка'' — это категория полкового комиссара. Есть, куда расти прямо на фронте.
Встал. Протянул мне руку для пожатия.
14.
Удивительно,
— Одним контуженным больше, одним меньше — там не принципиально, — ехидничал интендант, собирая мне ''приданое''. — Не то, что у нас. У нас в экипаже даже один контуженный — перебор.
Встал на особый учёт в ГлавПУре. И стал как бы слушатель. Жизнь курсантская.
Из плюсов такой жизни — столовая в ВПШ оказалась намного лучше военторговской столовой в политуправлении. Вроде и меню одинаковое и набор продуктов тот же, но готовили намного вкусней, да и порции были несколько больше.
Обычная учеба там также не прекращалась. Учились рядом с нами люди из кадрового резерва партии. Будущие секретари райкомов и обкомов. Косили на нас глазом и не признавали за ''своих'' — петлицы у нас пока не малиновые, а голубые и звезд пока на рукавах нет. Это не декларировалось, но чувствовалось.
А вот преподаватели отнеслись к нам с полной душой. Готовы были терпеливо разжевывать нам непонятное, пока не уясним.
Без меня группа прошла краткий курс марксистско-ленинской философии и уже сдали зачет. Так, что начал я с ''хвостов''. Благо моя фотографическая память после отпуска никуда не делась. Мог цитировать учебники страницами.
Основной предмет ''партийно-политическая работа в войсках''. Дополнительный — ''военная психология''. И начали изучать неожиданно с бумаг — чем будем отчитываться в своей будущей работе. Учиться писать ежедневное политдонесение в вышестоящий политический орган.
Командир пишет боевое донесение.
Комиссар — политическое донесение.
Уполномоченный Особого отдела — оперативное донесение.
Каждый божий день.
И что они там пишут, друг другу не показывают. Не имеют такого права.
С удивлением узнал, что оперативный уполномоченный Особого отдела по полку находится в дисциплинарном подчинении у комиссара полка. Именно поэтому в войсках им присваивают политические звания. С самим Особым отделом дивизии или корпуса они находятся в ''оперативном подчинении''. И, главное, рост в званиях полковых особистов находится в прямой зависимости от полковых комиссаров. Не подпишет комиссар представление — и всё. Перебить может только сам нарком. Его слово заднее. Но кто же из здравомыслящих людей к наркому полезет из-за какого-то полкового уполномоченного?
Но вот выстроить правильные отношения с Особым отделом — одна из основных задач комиссара полка. Да, комиссар полка имеет право дисциплинарно наказать уполномоченного, но всегда ли это стоит делать? И шел разбор конкретных случаев из практики.
Вообще много времени было уделено практическим вопросам. Тому с чем мы столкнёмся в полках.
Учились интенсивно с раннего утра до позднего вечера. Преподаватели менялись, а мы всё те же. Голова пухла даже у меня с моей-то уникальной памятью.
Первым отсеялся хромой майор, староста нашей группы. Не потянул он такого интенсива. Ушел в военпреды на завод в Горьком, строившим ЛАГГи.
— Там хоть одни железки да деревяшки. Всё знакомое, — сказал нам на прощание. Как бы извиняясь за свою слабость.
Никто нас в группе насильно не держал. Любой мог уйти в любое время. Другое дело. Что тем самым он себе карьеру закрывал. Но как сказал товарищ Щербаков на общем собрании группы после вторых зачётов.
— Комиссаром нельзя стать по принуждению.
Старостой назначили второго нашего майора, который Кенигсберг бомбил в самом начале войны. Осенью он неудачно сел на вынужденную, весь переломался и после полгода по госпиталям валялся. Этот был волевой мужик. Готов был выдержать всё, но прорваться в карьере. И старостой он был строгим, как старший по званию во всей группе.
Вообще группа была подобрана хорошо образованная для ого времени. Один я без среднего, но зато со звездой. Фрейдсоновский диплом Салехардского техникума, по большому счету, в Москве разве, что за ФЗУ сойдёт. Хотя трехгодичное лётное училище можно с натягом засчитать за реальный техникум. Так, что не выбиваюсь из коллектива.
Люди все в группе из авиации, склонные к технике, а тут сплошь гуманитарные дисциплины, в которых свои тонкости. Поняли это быстро в занятиях ''вопросы на собрании''. Каждый из нас вел занятия по выбранной теме партийного или комсомольского собрания, а преподаватели скопом изображали ''народ'' и задавали стандартные каверзные вопросы, которые мы обязательно услышим от бойцов. Как сказали нам, вопросы эти были собраны из реальных политдонесений.
И вот уже в конце мая прихожу домой в двенадцатом часу ночи, как обычно, злой, голодный, а дома участковый сидит с комендантшей и на Ленку протокол сочиняют.
Ленка вся в соплях.
Прохожу в комнату, не снимая кожаного плаща и фуражки.
— В чём дело? — спрашиваю. — Какие претензии у вас к старшему начальствующему составу Красной армии?
— Это кто? — спрашивает участковый у комендантши.
— Хозяин квартиры, — отвечает, не глядя на меня.
— Дамочка у вас, гражданин, без прописки проживает, — сообщает мне сержант милиции — два синих кубаря в лазоревых петлицах. Пожилой уже мужик. Из простых патрульных, видно, поднятый на должность кадровым голодом.