Еврипид: Полное собрание трагедий в одном томе
Шрифт:
отвергает в той же последовательности в своей речи: Елена перекладывает вину
на трех богинь, избравших Париса судьей в их споре о красоте, - Гекуба
считает этот рассказ нелепым вымыслом, ибо в каких доказательствах своей
красоты нуждается Гера, имеющая супругом самого Зевса, и зачем бы стала
Паллада обещать Парису власть над ее собственным городом Афинами? Елена
видит причину охватившей ее любви к Парису во вмешательсгве Киприды, -
Гекуба объясняет ее измену
Менелая, что не раз пыталась бежать из Трои в ахейский лагерь, - Гекуба
изобличает ее ложь неопровержимыми доказательствами.
Особую роль, по сравнению с его предшественниками, играют у Еврипида
прологи и эпилоги. Сравнительно редко пролог возникает непосредственно из
драматической ситуации или призван ввести зрителя в мир чувств и переживаний
героя, как это бывает у Эсхила и Софокла; гораздо чаще пролог у Еврипида
содержит простое и суховатое изложение обстоятельств, предшествующих сюжету
данной драмы, с тем чтобы по ходу ее можно было уделить больше внимания
человеку, чем событию. Аналогичным образом эпилог чисто внешне присоединяет
к уже совершившимся событиям сообщение о дальнейшей судьбе их участников. В
трагедиях, относящихся к последним годам творчества Еврипида, неизменно (за
исключением "Финикиянок") используется прием deus ex machina: бог,
выступающий уже в самом конце драмы, связывает ее с традиционным вариантом
мифа, установлением какого-нибудь обычая или религиозного культа. Особую
роль играет этот прием в трагедиях интриги и случая, и, может быть, как для
самого Еврипида, так особенно для его зрителей, появление deus ex machina
было той последней нитью, которая соединяла непостижимую волю бессмертных
богов с жизнью простых смертных - полной страданий, трагических случайностей
и избавлений от неминуемых бедствий.
Таким образом, в выборе художественных средств, как и в трактовке
мифологических сюжетов и в изображении человека, Еврипид настолько далеко
отошел от принципов классической афинской трагедии, что его творчество
обозначало, по существу, конец античной героической драмы и было плохо
понято современниками, все еще искавшими в трагедии идеальных героев и
цельных людей. Тем более значительным было, однако, влияние Еврипида на
последующую литературу античного мира, окончательно расставшегося с
иллюзиями полисной солидарности и божественной справедливости. Уже в
эллинистическую эпоху достигнутый Еврипидом уровень в изображении
внутреннего мира человека сказывается как в эпосе ("Аргонавтика" Аполлония
Родосского), так и в новоаттической комедии, которая, кроме того,
разработанную Еврипидом технику построения интриги. Для ранних римских
драматургов (Энния, Акция, Пакувия) трагедия Еврипида является
преимущественным источником сюжетов и обработок. Обращался к ней и Сенека:
его "Медея" и "Безумный Геракл" основываются почти целиком на одноименных
трагедиях Еврипида, в "Троянках" совмещены "Троянки" и "Гекуба", в "Федре"
наряду с известным нам "Ипполитом" Еврипида использована более ранняя, не
сохранившаяся редакция под названием "Ипполит, закрывающийся плащом" (здесь
Федра сама признавалась ему в любви).
Образы Еврипида, воспринятые прямо от него или через посредство Сенеки,
оживают в XVII веке в трагедии французского классицизма ("Медея" Корнеля,
"Андромаха", "Федра", "Ифигения в Авлиде" Расина), а еще столетие спустя - в
творчестве Гете ("Ифигения в Тавриде") и Шиллера ("Мессинская невеста" - с
использованием сюжета "Финикиянок"). В XX веке достаточно различные, но
восходящие к Еврипиду драмы об Электре пишут Гофмансталь, Жироду, Сартр,
Гауптман. Ему же принадлежит грандиозная "Ифигения в Авлиде", в которой
грозными толчками бьется пульс начавшейся второй мировой войны и слышатся
скорбные предчувствия великого гуманиста о разрушающем воздействии
национализма и шовинизма на человеческую нравственность. При этом само собой
разумеется, что в литературе нового времени трактовка мифологических сюжетов
и насыщающая их проблематика настолько отличаются от первоисточника, что
серьезное сравнение с ним увело бы нас в область специальных вопросов новой
европейской литературы. Ограничимся здесь только несомненной истиной:
интерес нового времени к Еврипиду, далеко не исчерпанный и поныне,
объясняется, безусловно, тем, что в его творчестве античная драматургия
достигла наиболее глубокого и разностороннего изображения борющегося и
страдающего человека, утверждающего в этой борьбе и страдании свою
человеческую сущность
Еврипид.
Ифигения в Тавриде
("Ифигения-жрица")
– ---------------------------------------------------------------------------
Перевод Иннокентия Анненского
Еврипид. Трагедии. В 2 томах. Т. 1.
"Литературные памятники", М., Наука, Ладомир, 1999
OCR Бычков М.Н.
– ---------------------------------------------------------------------------
"ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА"