Европейские каникулы

Зайцева Мария

И только иногда постреливал на девушку острым внимательным взглядом, которого Бет не могла понять. То ли оценивал ее работу, с профессиональной точки зрения, то ли ее саму…

В любом случае, ни одного лишнего слова она от него не услышала. Да и с братом он общался тоже не очень охотно и матерно в основном.

Бет вернулась домой в расстроенных и одновременно приподнятых чувствах.

Весь вечер она вспоминала Дерила Диксона, пересматривала фотографии, особенно ту, где он снял очки и смотрел в прямо в объектив серым нечитаемым взглядом.

Бет,

даже не осознавая этого, разглядывала внимательно и жадно крепкую фигуру, широкие плечи, загорелую шею, видневшуюся в вырезе рубашки, ловила себя на рассматривании, ругая свою слабость, но все равно возвращаясь к фото.

Ночь прошла беспокойно.

Бет не могла вспомнить, что ей снилось, но четко осознавала ощущения, испытываемые во вне.

Крепкие руки, скользящие по талии, рывком прижимающие к жесткому телу, пахнущему сигаретами. Темный манящий взгляд. Твердые жадные губы. И ее сладкое возбуждение — искорками по коже.

Она проснулась, задыхаясь. Умылась. Посмотрела на свое красное ошалелое лицо. Походила по комнате.

Посмотрела опять снимки.

И, быстро собравшись, выбежала из квартиры.

Она понимала, что делает глупость, что ее несет, что она вообще непонятно что творит.

Ну вот куда она идет? Ну вот зачем? Ну вот что она будет говорить абсолютно незнакомому, взрослому мужчине? Да, может, его вообще в номере нет. Или он не один. Или…

Дерил оказался один.

И смотрел странно, явно удивляясь ее беспомощному лепету.

Но, на удивление, легко согласился посмотреть фото. И даже так мило смущался, когда она говорила о его фотогеничности.

И вообще оказался таким простым, спокойным человеком. Вежливым даже.

Вежливо согласился сходить с ней на выставку фотографий. Вежливо слушал весь тот бред, что она несла во время их индивидуальной экскурсии.

Вежливо предложил затем посидеть где-нибудь.

Бет просто сходила с ума от этой его вежливости.

За все это время она не уловила ни одного жеста, ни одного взгляда, по которым можно было бы понять, нравится она ему, или нет.

Он молчал, прятал глаза за постоянно мешающей челкой, говорил односложно, не стремился дотронуться лишний раз.

Все говорило о том, что она ему не интересна, как девушка.

И от этого Бет было плохо, как никогда.

Потому что она, за эти несколько часов общения, окончательно поняла, что ее к этому неловкому, неразговорчивому, сильному мужчине тянет просто нереально.

Каждый раз, случайно касаясь его пальцами, обжигаясь, перебарывая себя, чтоб не задержать свое прикосновение чуть дольше, чем это необходимо, она ругала себя за несдержанность и в то же время получала удовольствие, чаши весов ее души были в постоянном движении, как если бы на них взвешивали пряные специи на восточном рынке.

А Дерил просто молчал, просто слушал, просто смотрел. И никак, никак не реагировал на нее! А ей так хотелось, чтоб реагировал!

И что с этим теперь делать — непонятно совершенно.

* * *

Веселый

и шумный Октоберфест, напоенный ароматами спелых яблок, ржаных корочек, хмельного и ячменного пива, главного виновника праздника, и разносортных сосисок под тонким слоем горчицы, встретил гостеприимно, сразу вовлекая их в разномастную толпу туристов.

Вокруг все было как в калейдоскопе. Ярко, солнечно, хмельно, слегка разнузданно и очень непринужденно. Нелепые колпаки, еще более чокнутые рисунки на лицах и теле, понемногу сводили любого новичка с ума.

Бар по всей видимости был весьма популярен, причем у самых разных слоев, вокруг сновали красотки официантки и медленно расхаживали посетители. Благодаря этому Бет невольно приблизилась к Дерилу настолько, что издали их можно было принять за парочку.

Ее близость будила в нем какие-то совершенно волчьи инстинкты, неосознанное желание защитить, укрыть от посторонних, утащить в свое логово.

Решив, что раз она сама устроилась близко, так близко, буквально прилипнув к нему, он может слегка прикоснуться к ней, чуть-чуть приобнять, типа просто так, типа направляя ее к столу.

Ангелочек тихонько вздрогнула, и Дерил подумал, что все-таки напугал ее своими лапищами. Но убрать их от тонкой нежной талии так и не смог.

Добравшись до длинного стола, с краю у которого еще оставалось место для пары-тройки людей, они присели в ожидании официантки.

Только опустившись на место и вытянув ноги, Диксон понял насколько он голоден.

И мысленно обругал себя за то, что так долго таскал бедную девушку по этой дебильной выставке, вдруг она тоже с утра ничего не ела.

Бет взглянула на Дерила и, оценив голодный блеск его глаз, очаровательно улыбнулась (бля, он ведь только успокоился!), радостно заявила:

— Я знаю, чего вы ходите!

Знает, чего он хочет?

Что, настолько у него рожа говорящая что ли?

— Вы готовы положиться на мой вкус в еде, Дерил?

Черт, вот он дебил все-таки! Она же о еде!

Дерил, тяжело сглотнув (чуть не спалился!), промычал, что он полностью ей доверяет и съест хоть дохлого опоссума.

Бет рассмеялась на эту его медвежью неуклюжую шутку, и заверила, что вся еда настоящая, вкусная и традиционная для такого события, а опоссумы здесь отродясь не водятся, и сосиски из них не готовят, но вот запечённую свиную рульку или копченый свиной хвост она ему сможет организовать.

Сосиски были горячими, пиво холодным, горчица острой, а близость Бет уносила мозги в открытый космос со скоростью света.

Первый бокал пива бухнулся в желудок Дерила просто мгновенно, и почти не ощутился. Слишком много нервов. Слишком близко девчонка.

Следующий бокал пошел медленнее, спокойнее, не утоляя жажду, а даря наслаждение вместе с поглощаемой баварской едой и необыкновенной компанией.

Бет заказала себе светлое пиво в высоком красивом бокале и тарелку с разнообразными колбасками под какими-то причудливыми соусами и подливками.