Европейский сезон
Шрифт:
Мимо промчались разгоряченные молодые охотники. Большую часть азартных выкриков Катрин понять не смогла. Ругательства, щелканье затворов, командные возгласы. Дожилась страна, — вооруженные иноязычные шайки чувствуют себя на улицах полноправными хозяевами.
Для философского осмысления судеб европейской демократии время оказалось весьма неудачным. Чей-то высокий голос на улице требовал преследовать полицейских и обыскать все вокруг, и переловить всех попрятавшихся "легавых". Команды раздавались в основном на недоступном девушке языке, но тут же повторялись по-французски, —
— Стой! Здесь он! — завопил появившийся в дверях силуэт.
— Не стреляйте! Я не полицейский! — пискляво отозвалась Катрин.
На нее уставились четыре ствола: два дробовика 12-го калибра, стандартная армейская винтовка МАС G2, и здоровенный убедительный револьвер.
Катрин сидела на корточках, подняв руки вверх. На лице застыло перепуганное глуповатое выражение. Из-под подола торчат голые коленки. Рядом стоит пластиковый мешок, из которого торчит электрочайник и банки с кофе. И мешок, и барахло к счастью удалось секунду назад нашарить под ногами.
— Что еще за сучка? — поинтересовался с чудовищным акцентом высокий араб с револьвером.
— Не сучка, — вздрагивающим голосом возразила девушка. — Я студентка. Здесь случайно оказалась.
— Мародерствуешь, белая сучка? — хохотнул негр в накинутом на голову капюшоне, пиная ногой электрочайник.
— Хозяйством обзавожусь, — с вызовом пробормотала Катрин. — Что, всем можно, а мне нельзя?
— Стукачка полицейская, наверняка, — заржал негр. — Смотри, Сина, какая шикарная. Точно, — врет. Какая она студентка? Проверить нужно.
— Я проверю, — заверил высокий араб. — Сам проверю. А вы ищите где "легавые". У них раненый, далеко уйти не могли. Стреляете вы, как гашишем обкуренные. Давайте живее.
Бандиты, ухмыляясь, исчезли.
— Значит, так, — если за минуту не докажешь что ты не из полиции, получишь пулю в глаз, — сказал Сина. — На студентку ты действительно не похожа.
— У меня есть университетская карточка, — жалобно сказала Катрин. — Я студентка, приехала с Украины. Старинный город Львов. Не слыхал? Можно я руки опущу? Неудобно.
— Покажи карточку университета. Только медленно, — приказал Сина. Ему явно доставляло удовольствие держать под стволом револьвера красивую девку.
Катрин осторожно достала из кармана куртки пропуск в университетскую библиотеку. От настоящей студенческой карточки пропуск порядком отличался, но вряд ли этот уличный комиссар входит в совет деканов историко-гуманитарного университета.
Араб подошел ближе, взял карточку. Револьвер по-прежнему смотрел на девушку, но Катрин почти перестала волноваться, — похоже, молодому человеку куда больше хотелось потыкать стволом в грудь пленницы. Сверху на бюст исторички-недоучки открывался недурной вид.
— Убедился? — проворковала Катрин. Ладони она без всякого приказа сложила на затылке, и выглядела весьма заманчиво.
— Хм, похоже, ты и, правда,
— На Украине. У нас там тоже революция была. Только таких гарных парней не было, — прошептала Катрин, глядя снизу вверх. Она отчетливо чувствовала, как на смуглого самца накатывает возбуждение. Всегда бы такие темпераментные бандюги попадались. Утверждаться гонками на дорогих машинах, да дерганьем на бледнокожих девках, — ну разве не основополагающая цель для мультикультурной молодежи?
— Тебе расстегнуть, а? — Катрин выразительно глянула на маячившие так близко джинсы араба.
— Что же вы все такие шлюхи? — с непонятным выражением сказал Сина, и ствол револьвера погладил гладкую щеку девушки.
— Порода у нас такая, наверное, — прошептала Катрин, улыбаясь у его бедер. — Давай прямо сейчас, а? Я не пробовала, когда стреляют.
— Ну, ты и сука, — парень машинально огляделся. По-видимому, рядом никого из соратников по революции не наблюдалось, потому что смуглое лицо сохранило все то же, столь знакомое Катрин, выражение туповатого желания немедленного совокупления. Можно было рискнуть.
Раз — рука захватила и блокировала кисть, сжимающую рукоять револьвера. Парень не успел взвыть от боли в противоестественно выворачиваемых суставах запястья и пальцев, — Катрин нанесла короткий удар другой рукой по тому самому, порядком возбудившемуся месту. Араб согнулся пополам, в глазах его потемнело, он собирался рухнуть на мешанину растоптанных цветов.
— Тихо-тихо… — Катрин помогла сесть ему рядом, тщательно примерилась и стукнула рукоятью револьвера по затылку.
Следовало поторапливаться. Обрезанный шнур чайника вполне подошел для фиксации рук пленника. Катрин проверила "ковбойский" револьвер, — заряжен, — "Лебель" 1892 года. Из какой-то коллекции сперли, что ли? В одном из ведер оставалась вода. Политый ею Сина застонал, потом попытался дернуться.
— Ты, сука, ты…
Завопить полному благородного негодования революционеру не удалось. Бить сидя было неудобно, тем не менее, удар остроносой туфли в низ живота, заставил парня замычать.
— Я тебе пасть свободной оставила, не для того чтобы ты шумел, — доброжелательным шепотом пояснила Катрин.
— Ты, что…, ты кто? — выдохнул пленник сквозь навернувшиеся слезы. Слабы мужчины, — единственное роковое попадание, и становятся ни на что не годны.
— Какой любознательный. И что только таких парнишек в университет не принимают? Будешь тихим — оставлю шанс поумнеть.
— Да тебя мой парни на ленточки ножами сделают…. Ты сучка не понимаешь на кого дернулась.… — Сина искренне пытался не стонать. Взглядом уже примеривался, как толкнуть плечом, отбросить, вскочить на ноги. Благо, револьвер девка сунула куда-то под куртку.
Катрин молча взмахнула рукой. Парень дернулся прочь, но безнадежно поздно. Уже лежал придавленный к полу, рука девушки без напряжения удерживала за горло, и пальцы у красотки были как сталь. Сина показалось, что его гортань сейчас лопнет. От удушья мгновенно потемнело в глазах.