Европейское турне
Шрифт:
— Давай! — Скомандовал он дрогнувшим голосом. Стеганули лошадь, пошедшую тяжёлой рысцой, и Роба дёрнуло в реку. На противоположном берегу он оказался менее, чем через десяток секунд. На попаданца отчётливо пахнуло будущим, и появилась твёрдая уверенность, что летом его кельты непременно будут играться подобным образом, напоминая себе и окружающим о героическом прошлом.
Солдаты загомонили, обсуждая поступок товарища, и тут же начали следовать его примеру. Один за другим они переправлялись на тот берег, не успевая толком замёрзнуть. Оставшиеся на берегу товарищи тем временем
Менее чем за двадцать минут, на противоположном берегу оказалась большая часть батальона. Пруссаки тем временем разворачивались по всем правилам, выкатывая немногочисленную полевую артиллерию и спешно оборудуя подобия щитов из фашин[7] — хоть какая-то защита от пуль прославленных стрелков Кельтики.
— Умный, — весело пробурчал Фокадан, глядя на приготовления в подзорную трубу, — да дурак.
Бойцы, коих осталось на берегу менее двух десятков, видя промедление врага, вовсе уж раздухарились. На тот берег переправлялось запасное оружие, инструмент.
— Хватит, парни, — со смешком остановил бойцов Фокадан, — этак вы и за пруссаков скоро возьмётесь. Вперёд!
Через пару минут полковник и сам разделся, но напоследок решил пошалить. Вырвав из блокнота (который сам же изобрёл[8]) листок, написал крупными буквами: Спасибо за интересную игру, полковник Ройсс. Было весело.
Фактически перелетев через Отаву, быстро вытерся сухим тряпьём и весело скомандовал:
— Ну что, парни? Повоюем ещё?!
Дружный рёв восторга стал ему ответом, и Фокадан с некоторой дрожью в душе понял, что с этого момента он не просто командир батальона, а вождь. Снова.
— Греться будем на ходу, парни, — поднял он людей, собравшихся разводить костры, — до города меньше десяти миль, сегодня мы будем ночевать под крышами!
Несмотря на неблагозвучное для русского уха название, Писек оказался вполне приятным городком, с дружелюбными жителями. Попаданцу дружелюбие чехов показалось несколько наигранным, но винить их сложно: концентрация военных на душу населения превышает санитарные нормы. Свыше десяти тысяч солдат — многовато, как ни крути, в городе немногим больше народа проживает.
Бойцы чувствовали себя как в огромном военном городке, в который каким-то чудом затесались нелепые гражданские. На горожан смотрели, как на гостей, и вели себя порой соответственно. Ситуацию несколько смягчало обилие офицеров, так что серьёзных инцидентов не происходило. А задранные озорниками юбки благонравных девиц, это так, мелочи. Особенно, если дальше задранных юбок дело не пошло.
— Хоть бабу понюхал, — довольно говорили такие шутники, отправляясь на гауптвахту или чистку нужников. Поговаривали, что иногда удавалось договориться, и кое-кто из не совсем девиц заработал себе неплохое приданое. Пусть денег у солдат и немного, зато много самих солдат… Ну и кое-кто из замужних разговелся в духе досыта и без греха[9].
Подобные отпускные настроения в солдатской среде царили ещё и потому, что Писек по факту оказался этаким госпиталем, или скорее отстойником. Сюда сводят части, нуждающиеся в длительном
Так что ощущения смерти по соседству не наблюдается. Скорее — вырвались, спаслись, отсюда и не всегда адекватное поведение.
Кельтику вынужденно разместили на квартирах: все здания, годные под казармы, давным-давно заняты военными. С жилплощадью дела обстоят совсем туго — даже командиру батальона с чином полковника, и званием личного друга Его Величества, нашлось всего две комнатки, одна из которых стала кабинетом и приёмной, а заодно — спальней для денщика.
Семейка бюргеров, коих пришлось немного потеснить, в восторг от новоявленных постояльцев не пришла. Да оно и понятно: небольшой особнячок быстро превратился в проходной двор. То решались дела батальона, то приходили навестить Фокадана шапочно знакомые офицеры.
К слову, попаданца удивил этнический состав горожан — немцев здесь жило как бы не больше, чем чехов. Причём жили немцы отнюдь не на птичьих правах[10], а как хозяева. Чехи шли не то чтобы вторым сортом, но где-то рядом[11].
Два дня по прибытии начальство дало на размещение и отдых. Большая часть солдат сразу по прибытии в безопасный город, просто свалилась с ног. Ранее они терпели, а тут сразу вскрылось — обморожения, ранения, мозоли, простуды. Да просто физическое и психическое истощение сказалось.
Фокадану отдыха не полагается, разместив батальон, тут же уселся за писанину: утерянное в ходе боевых действий имущество, журнал боевых действий, наградные листы на офицеров и солдат. Жадным на представления полковник не был, следуя извечному принципу проси много, дадут впритык.
Благодаря литературному дару, представления на награды получались порой такие, что Алексу самому не верилось, что в его батальоне служат такие воины. Прямо-таки герои кельтских мифов, никак не меньше!
— Сэмми!
— Да, полковник? — Встрепенулся лейтенант, оторвавшись от бумаг.
— Сколько ты с ребятами в той стычке положил? Ну, как его… болото такое, мельница ещё!
— Понял, сэр! Человек тридцать самое малое.
— А если многое?
Фланаган хрюкнул, сдерживая смешок: он уже проникся философией командира, перенятой у Суворова «Пиши поболее. Чего их, супостатов, жалеть!»
Прикусив костяшку пальца, адъютант задумался ненадолго, потом начал:
— Убили мы точно не меньше двух десятков, за то ручаться могу. Ранили… здесь сложней, но тяжёлых никак не меньше полудюжины, полегче кого… десятка три, не меньше.
Выдав это, лейтенант уставился на командира выжидаючи.
Алекс вздохнул показательно.
— Учить вас и учить.
— Теперь пиши, — скомандовал он, — во время разведки, подразделение лейтенанта Фланагана наткнулось на значительный вражеский отряд, после чего умелыми действиями загнало в болото… Что ржёшь, болван?! Бой около болота проходил, там до него никак не больше километра, вот и пиши — в болоте!
Сэм закивал, подавляя смех и начал строчить черновик.
— Так… Загнало в болото роту прусской пехоты. Только пехота была?