Эвви и три луны

Раскин Дмитрий Ильич

Третьим же этот «новый»? «обновленный»? президент начинал уже по-человечески нравиться. И это их пугало. Говорили уже об «обаянии Дьявола», о соблазне. Только в чем соблазн? В том, что он реализует их цели, воплощает их идеалы? Да, они были готовы за свои идеалы страдать, может быть умирать даже, но давно уже не мечтали, что будут их воплощать. А у президента получается лучше, чем получилось бы у них, если б они действовали самостоятельно. (Самые совестливые из них это признавали.)

«Дьявол хочет того же, что и мы? Так не бывает. А что если, это такой намек, что мы хотим не того? что мы заблуждаемся?! Нет, вряд ли. Мы же правы. Конечно, правы. А Дьявола можно победить. Чем только? Добром. Четкостью понимания сути и пределов добра». «Нашим нравственным превосходством, – добавляют самые категоричные среди них, – ну и, конечно же, бдительностью. Да и какой из этого президента Дьявол? Смешно».

Многие оппозиционеры и друг другу

не слишком-то доверяли – интриги и склоки не заставили себя ждать слишком уж долго. Но недоверие к Президенту и страх перед ним спасали от окончательного раскола. ( Гарри Кауфман в той своей речи и не подозревал, насколько он окажется прав.) И Гарри, и Элла, и Эвви мирили оппозиционеров (то есть они уже власть!), взывали к их лучших чувствам, просили, умоляли помнить «о главном», о миссии их и предназначении. И как им, троим астронавтам, порой было сложно не увлечься интригами, не вовлечься в них незаметно для самих себя, не погрязнуть. В повседневности же это выглядело примерно так: спорят они о судьбе очередной (разумеется, судьбоносной) реформы, о способах воплощения и одним уже кажется – вот тот момент, когда президент вышел из-под контроля или же начал ими манипулировать. И что дальше – уход из правительства, уличная борьба или тот самый «удар»? Конечно, Кауфман старался всё объяснить, шел на компромисс, там, где только мог, признавал свои ошибки, там, где правы были они. (А это давалось ему нелегко, он же привык быть всегда правым. Он у себя в лаборатории всегда был диктатором.) И они понимали, в общем-то, ценили, но угроза бойкота или же заговора оставалась всегда. А там, где президент принимал решение сам, недовольные всегда могли заподозрить – не есть ли это как раз те когти, которые так искусно скрывал от них зверь.

Кауфман, хоть и относился с юмором, сказать, с пониманием, но уставал, выдыхался. «Всё больше и больше хочется перестать их убеждать, а просто взять и вызвать Глотика». Кстати, они не забывали о Глотике, держали его в уме. Сам же Глотик прекрасно вписался в новые обстоятельства, кто бы мог подумать, да? Технократ (скорее, даже машина) годами насаждал произвол и беззаконие по приказу, теперь вот, по приказу, возрождает правовое государство. И отвергает попытки кое-кого из «свергнутых» или же из Временного правительства договориться с ним «против Президента». Во всяком случае, пока.

– Людей Второй Луны все-таки проще было любить с Готера, – вздыхает Элла.

– Честно говоря, я не ожидал, что наша «революция сверху» окажется столь победоносной и столь бескровной. – Эта мысль Коннора кольнула. Он же никогда не говорил им, что может быть кровь. Могли бы и сами додуматься. «Но это у нас «фигура умолчания», – хмыкает Элла, – упражняемся в коллективном лицемерии».

– Но мы не сумели убедить Летрию в достоверности «трансформации» президента, – Коннор часто теперь спускается к ним с орбиты.

– Вот ты у нас божество с машины теперь, – отвечает Элла, – так что, давай. На тебя вся надежда.

Сотни раз перебирали все возможные варианты здесь. В «религиозное откровение, потрясшее «Господина Президента» поверить было трудно. Только б еще заподозрили в каком-то сговоре с Верховным Жрецом. Кстати, граждане Летрии в большинстве своем весьма спокойно относились ко всему, что касается Веры. Они не то чтобы верили, просто были не против. Да и будешь тут против, у Храма своя полиция с постоянно расширяющимися полномочиями. (Могут нагрянуть в дом, дабы проверить состояние домашнего алтаря, посмотреть, исправна ли священная курительница, пополнены ли запасы фимиама.) А теперь, когда в стране реформы, люди позабыли алтари. И стены Храма почти уже не слышат мычания жертвенных быков. А жрецы как-то вдруг сделались скромными, тихими… и почти вегетарианцами. «Потрясения и реформы всегда оборачиваются крушением народной нравственности и величайшей ущербностью духа. Президент развращает саму душу народа», – говорит Верховный Жрец в своем кругу. Но от открытого сопротивления воздерживается. Несмотря на то, что, то одна пифия, то другая провозглашают скорую гибель Летрии или же обострение артроза тазобедренного сустава у Президента. Верховный Жрец выжидал.

Угрызения совести и катарсис? Кто-то проникся той самой речью Кауфмана, кто-то нет. Но для подавляющего большинства подданных Летрии естественно и привычно: если кто-то начинает о совести, надо внимательно следить за своими карманами. Спасибо «Господину Президенту», конечно, и жрецам.

– Получается, лучше открыть им правду, – язвит Элла.

Метаморфоза «Супруги Президента» с какого-то времени стала выглядеть едва ли не более подозрительной, чем то, что случилось с самим Президентом. Получается, у них теперь как бы два президента. Два автора реформ. Элла умная, смелая, жесткая принимает участие во всем (изначально предполагалось, что она помогает Гарри негласно). Да что значит «принимает»? Всё чаще и чаще последнее слово за ней. Вот, например, рабство – не все в правительстве были готовы так

вот взять-отменить его разом, а Элла заставила. А демонополизации экономики! А реформа арбитражного суда! Без нее вообще бы запутались. Поглощена этой своей миссией реформаторства. Элла, Эвви видит это, расцвела. Неужели это и есть ее предназначение? Почему бы и нет. Но она могла прожить всю свою жизнь и никогда не узнать об этом, разминуться со своим даром. Да! Он реализовывается не на Земле. Ну и что? Что? Но вот так, на задворках галактики влезть в чужую цивилизацию и кроить ее по своим лекалам (это Эвви пытается посмотреть на всё «земным взглядом»). Нести не земным земное добро и земную свободу? Но ведь и здесь, на Второй Луне забытой богом экзопланеты, что вращается вокруг своего коричневого карлика, добро есть добро, а свобода есть свобода. Или она, Эвви, чего-то не понимает?

Элла. Кажется, они не просто признали ее роль чуть ли ни лидера реформ, но и полюбили ее. (Гарри Кауфман, конечно же, ревновал!) Радуются ее «остротам и сарказмам». Но как всё это для них сочетается с той гламурной куклой, которую они видят перед собой? Плохо уже сочетается. Задумано всё было правильно – Элла не выходит на люди и помогает Гарри из-за кулис, но получилось-то по-другому и хорошо, конечно, без Эллы в публичном пространстве Кауфман вряд ли бы справился. Но объяснить внезапный интеллектуальный взрыв «Супруги Президента» было точно так же невозможно, как и дать внятное обоснование нравственного преображения самого «Господина Президента». Надо было менять ее сразу (Эвви высказала Коннору, только толку-то что, сейчас) – Эллу с бодиимиитацией на Эллу без бодиимитации. Дескать, вот вам новая жена Обновленного Президента, а «как, почему и откуда» – не ваше дело. А теперь… и в правительстве и при дворе многие уже подозревают. Они попробовали запустить слух: жена президента подверглась облучению, это и вызвало небывалый рост умственных способностей (рентген был только–только изобретен за границей и от него ждали всяческих чудес). А все знали, что она, время от времени, тайно выезжает за границу для разного рода медицинских и косметических процедур. Добавляли только, что доза, ведущая к невиданному раскрепощению мозга, опасна для жизни и человек теряет надежду на долголетие. Справедливо надеясь, что вряд ли кто захочет рисковать жизнью и сокращать свой век ради (всего-то!) ума. Но тройку землян спасает только одно – их соратники по реформам пока что не понимают, что именно они должны подозревать.

Тези флиртует с ней. Эвви считает, что это он так пытается выяснить правду. (Не сомневается в своих чарах?) Значит, он уже понимает, что имеет дело с видимостью? Вряд ли. Если б только можно было влезть к нему в мозг. Надо спросить Обнорина, может, все-таки влезть можно. Мы, с его точки зрения, шпионы Чельзии? (Страна, с которой воевала Летрия, пока Гарри не прекратил.) Но в такой бред может поверить только кто-то из Друзей Президента, но никак не умнейший Тези. Правда, в такой версии есть, хотя бы, внутренняя непротиворечивость. И только в ней, наверное. Ситуация, когда внутренне непротиворечивым будет только бред. Нет, кто же поверит в Чельзию – они, в Чельзии, и со своими-то реформами справиться не могут.

Сейчас вечер. Только что закончилось бурное и немилосердно долгое заседание Временного правительства. Эвви и Тези пошли прогуляться в парк. Если честно, даже сбежали. (Элла с кем-то там не доспорила и продолжила после заседания, требовала, чтобы Эвви с Тези участвовали.)

Вот они на дорожке парка, что примыкает к замку. Гарри упразднил Дворец Президента, распустил двор и перенес резиденцию в небольшой замок в пригороде. (Там установлена вся их аппаратура, плюс защитное поле.) Во дворце же, по приказанию Гарри, открыт музей деспотизма. Дама-гофмаршал – директор музея. Но в духе нынешнего демократического времени, водит экскурсии по залам и подземелью сама.

– Да, Эвви, ты откуда? – как бы между прочим спросил Тези. И знает прекрасно, откуда она. Кто же в Летрии не знает биографии новой Дочери Президента? А Тези еще и писал об этом, сравнивал обычай удочерения Президентом девушки из народа перед каждыми новыми выборами с тем, как в древности Страна каждый год платила дань девушкой своему дракону. А здесь, всего-то раз в десять лет перед выборами – вот он прогресс!

– С Готера прилетела, – ответила Эвви.

Тези улыбнулся, кивнул и больше вопросов не задавал. Кажется, Элла права, иногда лучше сказать правду. Эвви не так давно скорректировала свою бодиимитацию. В рамках разумного, конечно, чтобы не вызвать подозрений. Чтоб можно было сослаться на парикмахера, стилиста. Но главное здесь (Эвви придумала и гордилась своим креативом), то, что было в начале, была имитация. Она исказила свой облик, чтоб олицетворять простоту, смирение, народность. Очень хотелось быть удочеренной! Была даже пластическая операция(!) А теперь вернулась к подлинной себе самой. (Полностью бодиими с нее, увы, не сняли.) Эвви требовала этого и добилась от «своих» не ради оценивающего взгляда Тези, конечно. А Тези сразу, как только увидел: