Эвви и три луны
Шрифт:
Третьим же этот «новый»? «обновленный»? президент начинал уже по-человечески нравиться. И это их пугало. Говорили уже об «обаянии Дьявола», о соблазне. Только в чем соблазн? В том, что он реализует их цели, воплощает их идеалы? Да, они были готовы за свои идеалы страдать, может быть умирать даже, но давно уже не мечтали, что будут их воплощать. А у президента получается лучше, чем получилось бы у них, если б они действовали самостоятельно. (Самые совестливые из них это признавали.)
«Дьявол хочет того же, что и мы? Так не бывает. А что если, это такой намек, что мы хотим не того? что мы заблуждаемся?! Нет, вряд ли. Мы же правы. Конечно, правы. А Дьявола можно победить. Чем только? Добром. Четкостью понимания сути и пределов добра». «Нашим нравственным превосходством, – добавляют самые категоричные среди них, – ну и, конечно же, бдительностью. Да и какой из этого президента Дьявол? Смешно».
Многие оппозиционеры и друг другу
Кауфман, хоть и относился с юмором, сказать, с пониманием, но уставал, выдыхался. «Всё больше и больше хочется перестать их убеждать, а просто взять и вызвать Глотика». Кстати, они не забывали о Глотике, держали его в уме. Сам же Глотик прекрасно вписался в новые обстоятельства, кто бы мог подумать, да? Технократ (скорее, даже машина) годами насаждал произвол и беззаконие по приказу, теперь вот, по приказу, возрождает правовое государство. И отвергает попытки кое-кого из «свергнутых» или же из Временного правительства договориться с ним «против Президента». Во всяком случае, пока.
– Людей Второй Луны все-таки проще было любить с Готера, – вздыхает Элла.
– Честно говоря, я не ожидал, что наша «революция сверху» окажется столь победоносной и столь бескровной. – Эта мысль Коннора кольнула. Он же никогда не говорил им, что может быть кровь. Могли бы и сами додуматься. «Но это у нас «фигура умолчания», – хмыкает Элла, – упражняемся в коллективном лицемерии».
– Но мы не сумели убедить Летрию в достоверности «трансформации» президента, – Коннор часто теперь спускается к ним с орбиты.
– Вот ты у нас божество с машины теперь, – отвечает Элла, – так что, давай. На тебя вся надежда.
Сотни раз перебирали все возможные варианты здесь. В «религиозное откровение, потрясшее «Господина Президента» поверить было трудно. Только б еще заподозрили в каком-то сговоре с Верховным Жрецом. Кстати, граждане Летрии в большинстве своем весьма спокойно относились ко всему, что касается Веры. Они не то чтобы верили, просто были не против. Да и будешь тут против, у Храма своя полиция с постоянно расширяющимися полномочиями. (Могут нагрянуть в дом, дабы проверить состояние домашнего алтаря, посмотреть, исправна ли священная курительница, пополнены ли запасы фимиама.) А теперь, когда в стране реформы, люди позабыли алтари. И стены Храма почти уже не слышат мычания жертвенных быков. А жрецы как-то вдруг сделались скромными, тихими… и почти вегетарианцами. «Потрясения и реформы всегда оборачиваются крушением народной нравственности и величайшей ущербностью духа. Президент развращает саму душу народа», – говорит Верховный Жрец в своем кругу. Но от открытого сопротивления воздерживается. Несмотря на то, что, то одна пифия, то другая провозглашают скорую гибель Летрии или же обострение артроза тазобедренного сустава у Президента. Верховный Жрец выжидал.
Угрызения совести и катарсис? Кто-то проникся той самой речью Кауфмана, кто-то нет. Но для подавляющего большинства подданных Летрии естественно и привычно: если кто-то начинает о совести, надо внимательно следить за своими карманами. Спасибо «Господину Президенту», конечно, и жрецам.
– Получается, лучше открыть им правду, – язвит Элла.
Метаморфоза «Супруги Президента» с какого-то времени стала выглядеть едва ли не более подозрительной, чем то, что случилось с самим Президентом. Получается, у них теперь как бы два президента. Два автора реформ. Элла умная, смелая, жесткая принимает участие во всем (изначально предполагалось, что она помогает Гарри негласно). Да что значит «принимает»? Всё чаще и чаще последнее слово за ней. Вот, например, рабство – не все в правительстве были готовы так вот взять-отменить его разом, а Элла заставила. А демонополизации экономики! А реформа арбитражного суда! Без нее вообще бы запутались. Поглощена этой своей миссией реформаторства. Элла, Эвви видит это, расцвела. Неужели это и есть ее предназначение? Почему бы и нет. Но она могла прожить всю свою жизнь и никогда не узнать об этом, разминуться со своим даром. Да! Он реализовывается не на Земле. Ну и что? Что? Но вот так, на задворках галактики влезть в чужую цивилизацию и кроить ее по своим лекалам (это Эвви пытается посмотреть на всё «земным взглядом»). Нести не земным земное добро и земную свободу? Но ведь и здесь, на Второй Луне забытой богом экзопланеты, что вращается вокруг своего коричневого карлика, добро есть добро, а свобода есть свобода. Или она, Эвви, чего-то не понимает?
Элла. Кажется, они не просто признали ее роль чуть ли ни лидера реформ, но и полюбили ее. (Гарри Кауфман, конечно же, ревновал!) Радуются ее «остротам и сарказмам». Но как всё это для них сочетается с той гламурной куклой, которую они видят перед собой? Плохо уже сочетается. Задумано всё было правильно – Элла не выходит на люди и помогает Гарри из-за кулис, но получилось-то по-другому и хорошо, конечно, без Эллы в публичном пространстве Кауфман вряд ли бы справился. Но объяснить внезапный интеллектуальный взрыв «Супруги Президента» было точно так же невозможно, как и дать внятное обоснование нравственного преображения самого «Господина Президента». Надо было менять ее сразу (Эвви высказала Коннору, только толку-то что, сейчас) – Эллу с бодиимиитацией на Эллу без бодиимитации. Дескать, вот вам новая жена Обновленного Президента, а «как, почему и откуда» – не ваше дело. А теперь… и в правительстве и при дворе многие уже подозревают. Они попробовали запустить слух: жена президента подверглась облучению, это и вызвало небывалый рост умственных способностей (рентген был только–только изобретен за границей и от него ждали всяческих чудес). А все знали, что она, время от времени, тайно выезжает за границу для разного рода медицинских и косметических процедур. Добавляли только, что доза, ведущая к невиданному раскрепощению мозга, опасна для жизни и человек теряет надежду на долголетие. Справедливо надеясь, что вряд ли кто захочет рисковать жизнью и сокращать свой век ради (всего-то!) ума. Но тройку землян спасает только одно – их соратники по реформам пока что не понимают, что именно они должны подозревать.
Тези флиртует с ней. Эвви считает, что это он так пытается выяснить правду. (Не сомневается в своих чарах?) Значит, он уже понимает, что имеет дело с видимостью? Вряд ли. Если б только можно было влезть к нему в мозг. Надо спросить Обнорина, может, все-таки влезть можно. Мы, с его точки зрения, шпионы Чельзии? (Страна, с которой воевала Летрия, пока Гарри не прекратил.) Но в такой бред может поверить только кто-то из Друзей Президента, но никак не умнейший Тези. Правда, в такой версии есть, хотя бы, внутренняя непротиворечивость. И только в ней, наверное. Ситуация, когда внутренне непротиворечивым будет только бред. Нет, кто же поверит в Чельзию – они, в Чельзии, и со своими-то реформами справиться не могут.
Сейчас вечер. Только что закончилось бурное и немилосердно долгое заседание Временного правительства. Эвви и Тези пошли прогуляться в парк. Если честно, даже сбежали. (Элла с кем-то там не доспорила и продолжила после заседания, требовала, чтобы Эвви с Тези участвовали.)
Вот они на дорожке парка, что примыкает к замку. Гарри упразднил Дворец Президента, распустил двор и перенес резиденцию в небольшой замок в пригороде. (Там установлена вся их аппаратура, плюс защитное поле.) Во дворце же, по приказанию Гарри, открыт музей деспотизма. Дама-гофмаршал – директор музея. Но в духе нынешнего демократического времени, водит экскурсии по залам и подземелью сама.
– Да, Эвви, ты откуда? – как бы между прочим спросил Тези. И знает прекрасно, откуда она. Кто же в Летрии не знает биографии новой Дочери Президента? А Тези еще и писал об этом, сравнивал обычай удочерения Президентом девушки из народа перед каждыми новыми выборами с тем, как в древности Страна каждый год платила дань девушкой своему дракону. А здесь, всего-то раз в десять лет перед выборами – вот он прогресс!
– С Готера прилетела, – ответила Эвви.
Тези улыбнулся, кивнул и больше вопросов не задавал. Кажется, Элла права, иногда лучше сказать правду. Эвви не так давно скорректировала свою бодиимитацию. В рамках разумного, конечно, чтобы не вызвать подозрений. Чтоб можно было сослаться на парикмахера, стилиста. Но главное здесь (Эвви придумала и гордилась своим креативом), то, что было в начале, была имитация. Она исказила свой облик, чтоб олицетворять простоту, смирение, народность. Очень хотелось быть удочеренной! Была даже пластическая операция(!) А теперь вернулась к подлинной себе самой. (Полностью бодиими с нее, увы, не сняли.) Эвви требовала этого и добилась от «своих» не ради оценивающего взгляда Тези, конечно. А Тези сразу, как только увидел: