Extensio
Шрифт:
– Простите… – попросил он уже в третий раз, и вращение прекратилось.
– Понимаете, – она открыла глаза, – рассуждать о человеческой природе изнутри человеческого сообщества так же сложно, как измерять температуру воды, находясь в водяном баке. Хотя, точку кипения можно угадать по пузырям. С другой стороны, что это даст, если мы не знаем, на какой высоте над уровнем моря расположен этот самый бак? Отстранение – это не просто лучший метод исследования и рассуждения, это, пожалуй, единственный метод. И особое искусство.
– Обособиться, оставаясь внутри водяного бака? – спросил он. –
– Внутри человеческого сообщества, – поправила она его. – Вы, кстати, не ответили, как вам первый день на этой работе? Я вас слушаю.
– Это я вас слушаю, – рассмеялся Джим. – Первый день? Вы даже представить себе не можете, сколько я закончил дел вот в этом самом кабинете.
– Двести тридцать девять, – сказала она. – Могу пересказать вам каждое. По сорок дел в году. Шесть лет подряд с перерывом на лето. По одному делу в неделю. В лучшее время. Завидная регулярность, не находите? Удивительно, как вы справляетесь? Пусть даже именно вы имеете к этим делам косвенное отношение. А ведь сегодня у вас могло бы состояться двести сороковое дело. Мое дело. Или я не вписываюсь в ваш сценарий?
– Если я за него возьмусь, – заметил Джим, слегка ошалев от потока информации.
– Возьметесь, – вздохнула Оливия. – Именно вы. Полагаю, что вы были созданы как раз для моего дела.
– Вот были бы удивлены мои родители, – натужно рассмеялся Джим, слегка досадуя, что его смех не находит отклика на лице таинственной гостьи. – Может быть, мы все же перейдем к фактам? Только сначала скажите, откуда в моем блокноте взялось ваше имя?
– В вашем блокноте? – удивилась Оливия. – Разве вы учились в Гарварде?
– Какое это имеет значение? – зашелестел страницами Джим. – Здесь, кстати, нет других записей.
– Все имеет значение, Джим Лаки, – сказала Оливия. – Или Лаки Джим, не знаю, как вам больше нравится. Все важно. Ваше имя, которое может оказаться не вашим, ваш или не ваш блокнот, фотография на стене в вашем кабинете. Стол, который вам явно не по росту. Ваше образование. Здесь, кстати, одно из тонких мест. Во время пятнадцатого дела вы обмолвились о своей учебе в Принстоне. Обмолвились мельком, что-то вспомнили об одном свидетеле, который якобы преподавал на смежном курсе. А вот во время двести пятого дела, не так давно, у вас даже была встреча с сокурсником из Калифорнийского технологического. Помните?
– Встречу с сокурсником помню, – нахмурился Джим. – А вот обмолвку о Принстоне, где я точно не учился, не припоминаю.
– Эффект замещения, – кивнула Оливия. – Противоречия в проецируемых воспоминаниях неизбежны, но более яркие замещают менее яркие, и, благодаря этому, индивид избавляется от синдрома недостоверности. Если вы заметили, я исключаю вариант немотивированной лжи. Полагаю, она вам не свойственна. Хотя для меня вы все же загадочная личность. Никак не могу вас определить…
– Ваша осведомленность меня пугает, – засмеялся Джим. – Если же она все-таки содержит в себе некую неспособность что-то определить во мне, то это вас нисколько не портит. А меня так просто бодрит. Я ведь сам ничего не помню о своем пятнадцатом деле.
– Ложное банкротство, – напомнила
– Да, кажется, – почесал виски Джим. – Пришлось повозиться. Самое бумажное из всех моих дел. Я, правда, все равно не помню подробностей… Но как же… Вы что, изучали мое досье? Помилуйте, где-то имеется мое досье?
– Бросьте, – покачала головой Оливия. – К чему мне ваше досье? Просто у меня надежные источники информации и хорошая память. Главное, что вы убедились в моей осведомленности. А, следовательно, в серьезности моих намерений. И если я говорю о знаках, значит, на них следует обращать внимание. И надпись на обложке «невашего» блокнота – одна из них.
– «Veritas», – прочитал девиз Гарвардского университета Джим. – Увы, я не силен в латыни. Истина, кажется?
– Истина, – кивнула Оливия. – Сделайте одолжение, поднимите правый рукав рубашки. Не волнуйтесь, только до локтя. Ну что же вы смущаетесь, как девица на выданье? Вы ведь не показывали это своему напарнику? Только Мие Макензи, вашему секретарю. Во время сто двадцать второго дела о махинациях в спортклубе в Гарлеме. Вас там слегка отделали, и она перевязывала вам руку, а потом заклеивала пластырем скулы. Пусть даже это были не совсем вы, но вы все помните…
– Не совсем я? – скривился Джим, расстегивая манжет рубашки. – Извините, но лечиться мне все же пришлось…
– Еще два дела вы проходили в повязках, – кивнула Оливия. – Не буду больше углубляться в тему «вы или не вы», но что за слово выколото у вас на предплечье?
– Здесь только часть слова, – погладил выцветшую татуировку Джим. – Точнее часть фразы. Ошибка юности. Желание блеснуть знанием латыни, которую я, конечно же, не знаю. Сейчас с такой же целью и примерно с таким же результатом накалывают китайские иероглифы. К счастью, на второе слово моей глупости не хватило. Или терпения. Надо бы и это вывести…
– Tempo… – прищурилась Оливия.
– Tempori parce [5] , – опустил рукав Джим. – Так должно было выглядеть. Береги время. Остался лишь кусочек времени. В смысле – часть слова.
– Все сходится, – Оливия как будто задумалась, – хотя я и не была уверена в вашей наколке. Она была вклеена в вашу память на скорую руку. Изначально там было неприличное слово, которое, вероятно, служило вам нравственным антидотом…
– Что вы имеете в виду? – не понял Джим.
5
– (лат) Береги время
– Я хочу вас нанять, – снова придвинула кресло к столу Оливия. – Нанять, чтобы найти мою дочь.
– Ваша дочь пропала? – уточнил Джим.
– Некоторым образом, – кивнула Оливия.
– Где, когда, каким именно образом? – вздохнул Джим. – Обращались ли вы в полицию? Какую информацию о своей дочери готовы предоставить? Отдаете ли себе отчет, что я должен буду проинформировать полицию при первых признаках совершения преступления или в случае обнаружения ребенка в опасности? Она совершеннолетняя? Знаете ли вы, что услуги моего бюро стоят недешево?