Эй, влюбись в меня! Том 2
Шрифт:
Внезапно двери распахиваются, а в комнату вбегает та девушка с короткими косичками. Кажется, её звали Вор.
— Фу… Успела… — запыхавшись, слегка нервно поглядывая на меня и свою подругу, выдыхает та.
Сильный удар сапогом заставил старенькую деревянную кровать трещать.
— Могла и не торопиться. Эй, импотент, долго ещё меня бесить будешь? А ну-ка встал… — Импотент? От этого слова на глазах едва не проступили слёзы.
— Я не могу встать…
— Он не может, — кивнув в подтверждением моих слов, согласилась Вор.
— Что значит
Шприц с каким-то веществом вонзается мне в шею. Болезненный укол с распространением сыворотки постепенно снимает эффект онемения с моего тела: сначала руки, грудь, живот, я начинаю чувствовать задницу, ноги, желание поссать, а после и постепенно поднимающийся ствол. Бля-я-ять…
Тёмная материя Ластика тянется к одеялу. Едва я успеваю руками прикрыть своё торчащее сокровище, как та сдёргивает единственную вещь, прикрывавшую мою нагую срамоту. Черноволосая недовольно косится на то, что у меня снизу. Её озлобленный взгляд перемещается на нервно улыбающуюся подружку.
— Ласи, дорогая, подожди, я всё тебе… — не успевает блондинка договорить, как часть плаща наносит по той мощный удар. Вор отражает его шприцом и пятится.
— Ты ведь специально, да? Знала ведь, как долго я… — Не договаривая, наносит второй удар по вчерашней союзнице Ластик.
— Сама виновата, я же просила отдать мне его на опыты! — контратакуя и выпуская в черноволосую несколько ножей, кричит в ответ коротышка.
— Да после твоих опытов с людьми и говорить не о чем! — Железяки, отскакивая от накидки Ластика, разлетаются в разные стороны. Одна в шкаф, другая в стену, а стенья с опаской влетает в потолок. Да ещё и прямо надо мной…
Превратившись в лезвие, плащ только начавшей распаляться Ластика, разрезая двери, рушит проём:.
— Старшим надо уступать! — напирая, кричит брюнетка.
— У старших и так всё самое лучшее, даже способности хрен скопируешь, раздражаешь! — В Ластик летит чёрный, напоминающий малую ручную гранату предмет, что, отразившись от накидки, врезается в стену и взрывается. Вновь по зданию идёт знакомая дрожь, а тот нож, зависший надо мной, дрогнув, выпадает из созданной им же в бетоне ямки.
Пятками скользя по шёлковой простыне, едва успеваю спасти своё брюхо и то, что ниже, от пробившего кровать насквозь лезвия.
Перепалка всё накаляется и накаляется, но мне не до этого. Чувствуя, что сейчас для меня, как для взрослого мужчины, может наступить непоправимое, набрав в лёгкие воздуха, на выдохе кричу:
— Хватит!
Всё замирает, обе злодейки, держа друг друга за грудки, переводят на меня свои обозлённые вопросительные взгляды.
— Девушки, где у вас тут туалет?
Дакимакура* — большая подушка, как правило, с изображением персонажа в полный рост.
Глава 19
Две злодейки, играя в свои «злодейские гляделки», вытянув меня на кухню и усадив за стол, всё так же молча продолжали сверлить друг дружку взглядом. Судя по тому, как девушки бесились, когда одна из них открывала рот, ссоры между ними являлись чем-то обыденным. Хотя, глядя на то, в каком плачевном, полуразрушенномсостоянии пребывает их убежище, «обыденными» подобные конфликты хрен назовёшь.
Отняв мой костюм, в обмен выдали старые треники и белую рубашку. Выглядел я в них до безобразия ущербно, но за неимением лучшего был вынужден заткнуться и благодарить за то что хоть не с голой жопой. Также ни о каком возвращении на поверхность не было и речи. Как минимум я заложник, коим будут прикрываться и торговаться в случае прихода героев из первой сотни. Как максимум я сам не хотел отсюда уходить, по крайней мере, до тех пор, пока мне мне не вернут силы. Ластик в одночасье обнулила мои геройские достижения, а вместе с ними и труды всей моей жизни, отказаться от которых так просто я не мог.
В животе урчало…
Пока парочка, зацепившись за очередную тему, сварливо принялась перемывать друг дружке косточки, сам себе позволил чувствовать себя как дома. Встал из-за стола и под пристальными взглядами злодеек двинулся к холодильнику.
Открыв дверку, стал вглядываться в тёмные недры допотопного, двухметрового «исполина». В здоровенном холодосе не горела лампочка, воняло протухшей рыбой и ещё чем-то, что, судя по запаху, умерло здесь своей смертью.
Желая снизить риски, вытянул из бокового лотка два яйца.
— И на меня тоже жарь, раб… — с чувствующимся в голосе удовлетворением произнесла Вор.
«Раб?» — от такого обращения в голове кольнуло. Кивнув той в ответ, получаю такой же заказ от Ластика. «Спокойней, Саня, спокойнее». Сейчас меня не били, надо мной не издевались, почти. Обижаться на подобное грешновато. Пройдясь по древним засаленным тумбочкам и шуфлядкам, нахожу старую и очень грязную сковороду, от одного вида которой перехотелось есть.
«Какого хера?» Задрав головы кто куда, злодейки, чувствуя мой осуждающий их неряшливость взгляд, нервно лыбятся и посвистывают.
— Позорище… — позволяю себе едва слышную человеческому уху грубость, периферийным зрением наблюдая, как, недовольно стиснув зубы, бычится Ластик. Подобное обращение черноволосой не нравится, но отчего-то она его терпит. Закинув «утварь» отмокать, лезу искать масло, а вместе с ним и вентиль, по которому из баллона подавался газ.
Шушуканье и надежды Вора показать «неумёхе с поверхности», как живут подземники, полностью провалились. Не найдя масла, спокойно, как дома, разобрался с газом, а после пожарил яичницу на воде. «Шах и мат, сучки!» — глядя на то, какими глазами смотрят на меня злодейки, деловито поставил перед теми по тарелке.