Эйнит
Шрифт:
— Не беспокойся, Эйнит. Я — о’кей, — растянул парень слова на американский манер, не без улыбки отметив, как недовольно вытянулось лицо Эны, когда она вернулась к креслу и взяла в руки флейту.
Решив во что бы то ни стало отомстить ему американской музыкой, она заиграла марш времен войны Севера и Юга. Дилан смолчал, и даже мать молча поставила на столик, с которого исчез планшет, кружку дымящегося чая и тарелку с кусочками непонятно откуда взявшегося кекса.
— Это мать Дилана прислала, — пояснила мать, когда дочь
— Она может мой взять, я действительно ничего не хочу. Меня после школы накормили, не переживайте.
— Ладно, — мать вновь странно взглянула на дочь, — пойду по саду прогуляюсь. Минут пять прошло в полном молчании. Наконец Эне надоело буравить взглядом ягоды и кусочки грецких орехов, торчащих из рыхлого теста, и она взглянула на парня. Вернее на его нос, направленный внутрь часов.
— Похоже, ты чинишь часы впервые...
Эна поднялась из кресла и оперлась локтем о стену позади часов, с удовольствием отмечая для себя, что лицо часовщика началось заливаться румянцем.
— Если даже так, то я стараюсь, — выдавил из себя Дилан, так и не взглянув на стоявшую почти вплотную к нему Эну.
— Книжку читал? — не унималась та.
— «Ютюб» смотрел.
— Включить тебе его?
Дилан молча кивнул, и Эна направилась на кухню, где рассчитывала отыскать убранный матерью планшет. Заодно решила выглянуть в сад, чтобы узнать, что делает сейчас мать. Та сидела на скамейке, укутавшись в плед, как и она сама прошлой ночью, и глядела на зелень простиравшегося перед ней поля. И наверное не думала, что эти бескрайние просторы — путь в никуда. А думала о том, как хорошо оставить дочь с этим придурком одну. Эна даже надула щеки, чтобы тяжело выдохнуть, и поспешила обратно.
Дилан благодарно принял планшет и принялся искать видео-инструкцию.
— А инструменты у тебя старые, — протянула Эна, вновь забираясь в кресло, на этот раз с ногами.
— Инструменты деда, — ответил парень, не отрываясь от экрана. — Он бы починил в два счета. Но и я починю, не думай, что я безрукий.
— Да я и не думаю, — передернула плечами Эна и принялась наигрывать на флейте мелодию материнской колыбельной.
Дилан отложил планшет и вернулся к инструментам, не показывая своего отношения к ирландской мелодии. Эна перестала дуть и вдруг, сама от себя не ожидая, запела:
В деревню нашу вскорости вернуться обещала,
Да только ни словечечка с тех пор, как ты сбежала.
В печали одиночества идут за днями дни,
В года неотвратимые слагаются они.
Закат дней приближается, все жду-пожду тебя,
Слезой глаза туманятся, дождусь ли я тебя?
Помнишь, как сбирали мы боярышника цвет Весною той далекою, куда возврата нет?
Помнишь, как плясали рил мы в ведьминском кругу?
Так что же сталось с клятвой под каштаном на лугу?
Наверно, ты пропащая, забыла про меня,
Недаром ведь говорено, нет дыма без огня.
Вкруг озера отчаявшись в лучах златой зори Брожу в воспоминаниях счастливой той поры.
И шепот мой отчаянный волна несет волне,
Кто у меня украл тебя на чуждой стороне?
Эна видела, что руки Дилана замерли, и он больше не шурудил механизм часов, а глядел на нее, вернее слушал. Эне хотелось замолчать, но слова лились сами собой, так что пришлось допеть до конца.
— Мой выговор тебе смешон? — выпалила она, чувствуя, что раскраснелась то ли от песни, то ли от немигающего взгляда соседа.
— Как и тебе мой, — усмехнулся Дилан и вдруг, будто вспомнив про отвертку, ткнул ей в механизм часов. — Так что в этом мы квиты. О, кажется, заработало!
Стрелки действительно начали двигаться, и Дилан с прежним рвением погрузился в работу.
— Я слышал похожую песню, — сказал он вскоре, собирая инструменты в чемоданчик. — И все же твоя необычная.
— Не знаю, — пожала плечами Эна. — Говорят, ее пела своим детям моя прапрабабка, в честь которой меня, кстати, назвали, и это стало семейной традицией.
— Но песня ведь от лица мужчины?
— Нуда... Традиции, они такие, черт сам не разберет.
— Послушай, — Дилан уже взял в руку чемоданчик, и Эна облегченно выдохнула, поняв, что затянувшийся визит соседа подошел к концу. — Могла бы ты спеть эту песню моей матери? Она очень любит такое.
— Это что, приглашение в гости? — спросила быстро Эна, пройдя расстояние от кресла к столику, на котором нетронутая чашка с чаем давно перестала дымиться.
Дилан бросил взгляд на дверь, будто искал путь к спасению, но Эна решила его не отпускать просто так.
— Сначала подбросил кошку, — принялась она загибать пальцы. — Потом сунулся часы чинить, теперь приглашает на чашку чая к своей матери... У вас что в Ирландии парни знакомиться с девушками совсем не умеют?
— Не хочешь, не приходи, — пробубнил Дилан и направился к двери.
— Отчего же?! — бросила ему в спину Эна. — Приду. Только когда ты будешь в школе, чтобы ты не мешал своей матери наслаждаться моим пением.
— Отлично, я ей передам. А ты бы все-таки кекс попробовала. У нее получается отличная выпечка.
— Какая замечательная у тебя мама, а вот моя ничего не умеет готовить, — произнесла Эна медленно и демонстративно поднесла кусок кекса ко рту. — Что там?
— Смородина, вишня, грецкие орехи... И еще дурман-трава, которая усыпляет, чтобы ты ночью спала и не спускалась в гостиную, когда тебя не просят.
— Дурак! — выкрикнула Эна и бросила кусок кекса обратно на тарелку. — Проваливай отсюда!
Дилан усмехнулся и в три шага оказался у двери.
— Так что маме передать, ты придешь? — спросил он, уже переступив порог.