Эйнит
Шрифт:
— Передай, что мне очень понравился ее кекс, — сказала Эна и повернулась к парню спиной раньше, чем тот затворил дверь.
— Повышенные тона? — на пороге кухни стояла мать, все еще кутаясь в плед. — Ты опять ему нахамила?
— Мама, он придурок. Он издевается надо мной.
— А мне Дилан показался очень милым, — пожала плечами мать. — Починил часы. Обещал дров наколоть. Да и мать у него, должно быть, приятная женщина. Неплохо бы познакомиться с соседями. Давай тоже спечем что-нибудь?
— Ты только банановый хлеб умеешь печь, — буркнула Эна, сжимая руками полоски
— Так его и спечем, а утром ты отнесешь кекс соседям. Будет предлог встретиться с Диланом.
— Если он тебе так понравился, то неси хлеб сама, а я им сыта по горло! В следующий раз не смей оставлять меня с ним одну!
— Значит, следующий раз все же будет? — коварно улыбнулась мать.
— Уверена, что он припрется еще не один раз, заготовив очередную гадость.
— Эна, ты никогда так плохо не говорила о людях, что с тобой?
— Со мной ничего. Это с ним что-то не то, как со всеми ними, ирландцами!
— Ладно, допускаю, что он тебе не понравился. Но у него есть друзья, и среди них обязательно найдется тот, кто тебе приглянется. Ты должна выйти из дома. Не собираешься же ты год просидеть подле меня!
Мать по-доброму усмехнулась, но на лице дочери не было и намека на улыбку.
— Не собираюсь? — выпалила Эна зло. — Кажется, для этого ты и приволокла меня сюда! Чтобы я сидела подле тебя!
— Не говори так с матерью, будто ты не понимаешь, что я больна, — сказала она на этот раз уже вовсе не спокойно. — Дай мне время, и я откажусь от таблеток, научусь водить в Ирландии, и мы попутешествуем...
— Попутешествуем?! Да вся Ирландия не больше Индианы!
— Но ты же никогда не была в Индиане!
— Зато я в школе карту всех штатов рисовала!
Эна развернулась и взлетела по лестнице, радуясь, что в коттедже пристроен второй этаж, где можно хотя бы на время укрыться от разговоров с матерью.
Глава 4
— Эй!
В первый раз Эна окликнула скользящую по гостиной тень тихо, потому что все еще стояла подле двери материнской спальни, но на середине лестницы позволила себе повысить голос:
— Эй, Дилан, я ведь знаю, что это ты!
Эна освещала себе дорогу горящим экраном телефона, не успев включить на нем фонарик. Впрочем, оступиться она не боялась, потому что последнюю неделю только и делала, что бегала по лестнице, не желая доводить до конца ни одну ссору с родителями. Сегодняшняя же ночь была особенная — Эна не легла спать, потому что решила отыскать логическое объяснение поведению Дилана. На всякий случай она все же не притронулась к кексу, объяснив матери, что позавчерашних кексиков, купленных в деревенской булочной, для ее фигуры и так было слишком много. Глупо думать, что соседка могла подсыпать в тесто снотворное, но это преспокойно мог сделать ее сыночек. Какого черта ему вообще надо? Если не увидеться с ней, то смысл так таинственно проникать в дом? А тогда какой прок от нее, спящей непробудным сном?
Эна весь вечер, помогая матери на кухне, пыталась выстроить поведение Дилана в какую-нибудь логическую цепочку. Кошка, конечно же, была предлогом залезть в дом, тут и гадать нечего, а вот часы? Он мог сломать их нарочно, ведь отец легко завел их перед отъездом. Догадка обязана быть верной, потому что часы остановились как раз тогда, когда ее разбудил шум внизу. Дилан, выходило, просто выключил часы и потому не позволил к ним подойти, чтобы она не распознала махинацию. Отлично! Эна хотела позвонить подруге и рассказать про придурошного соседа, но побоялась разбудить мать, пробуждение которой могло испортить все планы. А планы Эны были предельно просты — в лоб спросить Дилана, что ему от нее надо?! Если, конечно, он явится этой ночью.
— Дилан, хватит играть! Я и так уже сделала все, что ты хотел.
В тот момент, как нога ее коснулась пола гостиной, где-то тихо скрипнула дверь, и Эна вздрогнула, вжавшись в перила. Она подняла руку с телефоном и осветила гостиную. Пусто, и часы спокойно отсчитывают время, как и ее дрожащее сердце.
— Дилан! — позвала Эна больше для собственного успокоения, чем в надежде услышать голос соседа, но она его услышала, тихий, но точно принадлежащий ему.
— Иди на кухню.
И восклицательным знаком тут же вспыхнул свет.
— Зачем ты меня пугал?! — чуть ли не выкрикнула Эна, ворвавшись на кухню, где Дилан уже уселся на стул.
— Чтобы тебе в нашей деревне скучно не было, — то ли пошутил, то ли серьезно ответил Дилан. — Кошку не видела?
— Надоел со своей кошкой! — Эна плюхнулась на стул, чувствуя, как перегретым мотором работает в груди сердце.
— Домой хотел ее забрать, а то мать нервничает, — продолжал он, как ни в чем не бывало.
— В два часа ночи!
— Двух еще нет, так что можем попить чай с кексом. Зря испугалась. Его действительно мать испекла, украв чуть отцовского виски, — добавил парень уже немного зло, уставившись на приоткрытую дверь. — Скажи матери, чтобы запирала дом на ночь. Не знаю, что у вас там в Калифорнии, а у нас...
Он не закончил фразу и шмыгнул носом — должно быть, долго проторчал на улице, а на нем был лишь тонкий пуловер поверх торчавшей из ворота темной футболки. Эна подскочила со стула и направилась к плите ставить чайник, где долго сражалась с зажигалкой, ворча под нос, что следует купить электрический.
— У нас тоже небезопасно, — сказала она уже Дилану, доставая с полки коробочку с чаем. — Раньше и машины не запирали, а сейчас с этой волной эмиграции добрая старая Америка превратилась в клоаку, так отец говорит.
— И потому он отдал тебя на карате?
— Нет, — Эна сняла с сушилки две чашки и опустила в каждую по пакетику. — Мы дома пили ирландский чай, но здесь он имеет совсем другой вкус.
Она осталась стоять у плиты, незаметно протягивая руки к горящей конфорке.
— Я ходила на карате с братом, чтобы маме удобнее было возить нас на секции.
— У тебя есть брат?
— Был. Он умер.
— Извини.
Дилан до того смотрел ей в лицо, а сейчас отвернулся.
— Поэтому мать решила уехать, — продолжила нарочито спокойным тоном Эна. — Почему ты назвал ее сумасшедшей?