Эйнит
Шрифт:
— Да ладно, там и мили не наберется, — догадалась мать о мыслях дочери. — Правда в лесу тропинки не ровные, но тут я, кажется, по воздуху летела. И только у дома догадалась, кто это.
— Ты уверена, что это был отец Дилана?
— Конечно! Кому еще бродить у озера в такую рань! И я видела его из окна машины пару раз. Неловко-то как...
— А что он там делал?
— Эна, что за глупости ты спрашиваешь! Ну откуда ж мне знать. Стоял у воды, любовался собой, наверное... Эна, Эна... Давай быстро приготовь себе поесть, пока я душ приму, а потом вместе отнесем банановый хлеб и заодно извинимся.
— У тебя ноги в мурашках, — повторила Эна. — Почему ты бегала в шортах?
— По привычке, — улыбнулась мать. — В следующий раз побегу в штанах.
— Ты станешь снова бегать?
— Да, я чувствую себя великолепно. Такой воздух, чистота... Я даже уснула вчера без снотворного, представляешь? Ну что стоишь? Возьми из холодильника молока, хлопьев. Большая уже!
Эна ела свой привычный завтрак, но не чувствовала прежнего вкуса. Ирландские овсяные хлопья казались абсолютно несладкими, а молоко жутко жирным. И вообще весь завтрак прогорк от сознания того, что после него не надо больше быстро чистить зубы и хватать сумку с ланчем и рюкзак, чтобы мать не чертыхалась по дороге в школу, останавливаясь на красном светофоре. Сейчас надо просто подняться на пятнадцать ступенек наверх, сесть в офисное кресло и поднять крышку ноутбука. Даже нет фотографий, чтобы послать друзьям. Не эту же серую прямоугольную развалюху с подлатанной темной черепичной крышей выставлять на всеобщее обозрение! Интересно, как все это выглядело до того, как здесь неделю повкалывали строители, если сейчас все настолько убого, что хочется выть!
Мать спустилась в кухню, продолжая теребить полотенцем влажные волосы.
— Надо приучить себя пользоваться феном, — сказала она, заметно вздрогнув. — Ты мне кофе сварила?
Эна даже не подумала об этом, но сейчас вскочила со стула, бросила в раковину пиалу с остатками хлопьев и молока и потянулась к кофеварке.
— Мама, а я не много кофеина употребляю? — спросила она, вдруг поняв, что дома пила кофе лишь в кофейне не чаще одного раза в месяц, а тут, борясь с сонливостью, выпивала аж по две чашки в день.
— Много, — сказала мать, вытягивая под столом обтянутые джинсами ноги. — Пей чай. Гляжу, ты уже окончательно перестроилась на местное время, а?
— Похоже, — протянула Эна, ставя перед матерью дымящуюся чашку. — Давай купим электрический чайник.
— Давай, — быстро ответила мать. — И заодно фен. Мы, кажется, в этом месяце лимит на кредитке еще не исчерпали. Вот привезут машину, сразу и поедем. Или можем прогуляться до города. Сколько это миль, как думаешь?
— Можно погуглить. Миль пять, небось.
— Ну, можем на день выбраться в город.
— В деревню, мам, — поправила Эна зло.
— Город, дорогая, город. Все зависит от того, как ты на это смотришь. И можно подумать мы жили в Нью-Йорке или хотя бы в Бостоне.
— Угу, хотя бы в Бостоне! — пробубнила Эна, но мать сделала вид, что не расслышала слова дочери, и поднялась со стула.
— Если хочешь пить чай, поторопись, а то отец Дилана уйдет на работу, не дав мне шанса извиниться за утреннюю глупость.
Она взяла со столешницы телефон и принялась проверять пропущенные звонки.
— Отец уже долетел? — буркнула Эна, засовывая свою пиалу в посудомойку.
— Да, он позвонил как раз перед тем, как я отправилась бегать. Передавал тебе привет.
— Передавай ему тоже.
Эна быстрым шагом направилась к вешалке у входной двери, куда повесила дутую безрукавку. Мать взяла свою. В джинсах и почти одинаковых кенгурушках они выглядели сестрами. Мать всегда следила за весом, а сейчас из-за худобы могла со спины легко сойти за девушку, особенно собрав волосы в хвост. Обе надели вязаные сиреневые шапочки: мать из-за мокрых волос, а дочь, потому что осеннее утро показалось ей жутко холодным.
Эна ежилась, а мать, похоже, действительно наслаждалась погодой. Она вдыхала полной грудью запах хвои и подставляла лицо легким капелькам тумана, а Эна отчего-то принялась считать шаги — на сотом, правда, сбилась и теперь лишь старалась ступить на твердую землю, не замарав кроссовки. Вот и изгородь соседского дома появилась, а вот и сам Дилан в школьной форме.
Эна отметила для себя, что в белой рубашке под темно-синим пуловером и с синим полосатым галстуком он выглядит лучше, чем ночью в футболке. А если наденет и пиджак, который сжимает в руках, то станет настоящим ирландским джентльменом. Только ботинки запачканы — должно быть, ненароком ступил в лужу. Эна успела оценить весь его наряд, потому что Дилан слишком долго думал, прежде чем ответить на их дружное приветствие. Он явно не ожидал увидеть мать с дочкой подле своих ворот.
— Доброе утро, мзм, — обратился он к матери Эны, а ей самой лишь кивнул. — Я, кажется, прозевал автобус.
— Ты собрался за ним бежать? — улыбнулась Эна, но тут же проглотила улыбку, почувствовав на локте железную хватку материнских пальцев.
Каштановые волосы парня были взъерошены и сосульками свисали на лоб — похоже, Дилан только что выскочил из душа. Должно быть, из-за их ночной беседы он проспал будильник. Глаза стали перламутровыми — не заспанными, а заплаканными, прямо как у ребенка.
— Тебя некому подвести? — спросила его мать.
— Некому. Сейчас возьму велосипед.
— А что вообще вышел без велосипеда? — не удержалась от нового комментария Эна.
Дилан наградил ее испепеляющим взглядом и тихо буркнул:
— За кошкой выскочил!
И тут же, будто извиняясь за грубый тон, улыбнулся ее матери:
— А вы это... Банановый хлеб принесли, да? Я сейчас мать позову.
— Не беспокойся, мы сами позвоним.
— Нет! — вскрикнул Дилан и с опаской покосился на дом. — Дождитесь меня здесь. Я сейчас.
Парень опрометью ринулся к калитке и чуть не поскользнулся на затвердевшей лишь сверху грязи. Мать удивленно взглянула на дочь и пожала плечами. И в тот же миг тишину улицы прорезал раскатистый мужской бас. Обе замерли, силясь разобрать слова песни:
— Я все отдам за милый грог, за славный старый грог. И за табак и красный эль. Налей, сынок, налей...
— Дилан сказал, что его отец пьет, — прошептала Эна, натягивая шапку на лоб.
— Должно быть, оттого я и приняла его за бродягу, — так же тихо отозвалась мать.