Эйнит
Шрифт:
— Ему помощь больше не нужна.
— Кто сказал тебе это? — лепрекон елозил спиной по траве, и Эне пришлось прижать его ногой посильнее. — Лисица? — смеялся через хрип лепрекон. — Нашла кому верить! Лориэль! Она просто хотела тебя утешить! Бабушки, они такие, нуты знаешь...
Эна молчала, злорадно наблюдая жалкие потуги лепрекона скинуть ее ногу.
— Верить можно только тому, кто обычно врет. Только ему дозволено говорить порой правду!
И в тот же миг лепрекон всадил в ногу Эны шило! Она забыла про его руки — вот дура! Теперь он хохотал, глядя, как она выплясывает перед ним танец одноногого!
— Да, Эйнит Долвей,
Эна перестала тереть ужаленную шилом икру и, забыв про боль, топнула ногой, показывая полную решимость потрепать наглеца по новой.
— Я не пойду к королеве!
— Тогда тебя отведут к ней силой!
Эна выбросила вперед руку с кулаком, но лепрекон ловко отпрыгнул в сторону и наступил на сбившее его яйцо. Хруст получился таким пронзительным, что Эна зажала уши ладонями, но в них точно пчелиный улей залетел.
— О, нет!
Эна догадалась, что слышит шаги фейри. Бесчисленных фейри. Она в панике ринулась вперед, еще не совсем соображая, куда бежит. Жужжание настигало ее, хлестало в спину точно кнутом. Оглушенная, она даже не вырвала руку, когда ее схватил лепрекон.
— Быстрее! Неужели не можешь бежать быстрее!
Она уже не чувствовала ног и испугалась, что ее уже подхватили сильные руки маленьких человечков, но нет, это ветер свистал в ушах, а вот и первые капли дождя... Она уже давно должна была добежать до каменной стены — неужели перескочила и не заметила? Оглядываться некуда. Только вперед. Через поле. К лесу. За лепреконом...
— Все! Не могу больше!
Это закричала не она. Это он свалился в дорожную пыль и замер. Эна склонилась над ним и затрясла за плечо, но лепрекон остался неподвижен.
— Умер, что ли? — ахнула она.
Но тот враз очнулся и сел.
— Размечталась! Все. Дальше я провожать тебя не буду. Бежать за лошадью — это не мое! Все... Фу...
Лепрекон едва дух переводил, и Эна решила не отчитывать его за лошадь! Не глупой же коровой назвал, в конце-концов!
— А я уж подумал, что и в третий раз ничего не получится.
Эна обернулась на голос и осела в пыль. Туда, где минуту назад валялся лепрекон. Над ней возвышался человек в красном плаще. Тот самый, который растоптал листок с портретом лисицы. Его же в другой раз Дилан скинул с лошади. Да вот и сама лошадь. В третий раз ей придется справляться самой. Она вытащила вистл, но ягоды просыпались мимо в пыль, и она не успела их поймать — они исчезли под кроссовками лепрекона.
— Благодарю! — незнакомец едва заметно кивнул сапожнику и протянул Эне руку.
— В третий раз я приглашаю тебя, юная леди, на прогулку и обещаю вернуть тебя в твой мир в целости и сохранности. После такого обещания мне крайне неприятно твое недоверие. Иди же ко мне, дитя! Я подсажу тебя в седло.
Эна покорно протянула руку, завороженная голосом незнакомца. Он был с ней почти одного роста — может, чуть меньше, из-за высокой шляпы не разберешь. Лицо и глаза такие же неживые, как и у Лориэль. Однако же он тоже был прекрасен, как высеченная из мрамора статуя. Он сжал ее пальцы, и в следующее мгновение Эна уже сидела в седле, а он был сзади, и его руки, обхватив ее дрожащее тело, крепко взялись за поводья.
Лошадь рванула с места — она не бежала, она летела через лес, и деревья расступались перед ними, сплетаясь в небесах кронами. Лошадь пронеслась под сводами длинного зеленого тоннеля и погрузилась в темную воду озера. Эна даже вскрикнуть не успела. Рука в перчатке закрыла ей нос и рот, а глаза закрыла уже сама Эна.
Глава 33
— Я не стану ничего пить! — заорала Эна так, что у самой заложило в ушах.
Протянувшая ей кубок девочка отскочила, как ужаленная, и пролила на пол все питье, которое тут же впиталось в мягкий мох, устилавший пол круглой хижины. Высокую, даже по меркам Эны, крышу, устланную соломой, поддерживали многочисленные деревянные балки, соединявшиеся в центре почти что колесом от телеги. Предназначение комнаты нетрудно было угадать по деревянной кровати, хотя низкая, с крошечными бортиками, она больше напоминала коробку для нард, только на ножках. Грубо сколоченный стол, на котором Эна сейчас сидела, две скамейки, сундук — вот и все убранство. Эна обернулась и закашлялась от едкого дыма, тянущегося из каменного круга, сложенного в центре — там тлел торф, не давая, похоже никакого тепла. Было сыро и промозгло. Как собственно и должно быть на дне озера. Только куда подевался ее спутник — наверное же, это он сам уложил ее на стол в бессознательном состоянии.
Вдоль другой стены тянулась длинная скамейка, перед которой наискосок стояло кресло, обтянутое красной материей... Да нет же, оно тоже деревянное — просто на спинку кинут красный плащ. Она в хижине всадника!
Девочка подняла кубок и с нескрываемой злостью уставилась на Эну. Она даже что-то сказала, заставив ее с тоской вспомнить о Дилане. В качестве переводчика он бы тут пригодился. Особенно, когда вошел всадник и накинулся на девочку с жуткой бранью — он точно ее ругал, потому что бледное лицо бедняжки пошло красными пятнами. Наконец она с поклоном удалилась. Всадник тоже лишился спокойствия мрамора и больше не казался необычайно красивым. Возможно, его сейчас подвел наряд— под плащом оказались штаны из кожи и свободная рубаха, перетянутая широким поясом. Сапоги тоже не мешало бы очистить от тины, но, видимо, на себя он глядится лишь в воду, а она тут темная.
Эна заерзала на столе, с которого так и не слезла, потому что всадник уселся в кресло и думал теперь о чем-то более важном, чем ее персона. Затем он поднял глаза на дверь, занавешенную шкурой, и обернулся к гостье.
— Ты ничего не пила, так ведь? — спросил он по-английски, и сейчас Эна уловила небольшой акцент, или хозяин просто немного осип, крича на девочку.
Она сама, кажется, успела простыть во влажной одежде, о которой позаботились довольно странным способом — решив закоптить ее, как рыбу. И, вместо того, чтобы прохрипеть ответ, Эна мотнула головой.
— Вот и хорошо. У тебя в кармане яйцо, верно?
Эна напряженно выгнула спину — что он задумал? Или не он, а Дилан. Может, все что угодно, съеденное в присутствии представителя народа холмов, равносильно подписанию собственного пожизненного заключения? Сказать, что яйцо ему привиделось? Однако вряд ли она может утаить от него оттопыренный карман. И потому Эна кивнула.
— Будь так любезна, дай мне его.
Хозяин протянул руку, но Эна не пошевелились.
— И то верно, — улыбнулся он довольно зло. Или же так получалось, что любые эмоции на мраморном лице были лишены человеческой теплоты. — Покорми-ка моего питомца сама.