F65.0
Шрифт:
F65.0
Вместо предисловия:
…А впрочем вижу, что лучше не извиняться. Сделаю, как умею, и читатели сами поймут, что я сделал лишь как умел.
Ф. М. Достоевский «Братья Карамазовы»
…«Вы литератор и его друг, напечатайте, т. к. это интересно»… (Дальше женские рассуждения на тему "о пользе чтения", пересыпанные пятнами от слез.)
М. А. Булгаков «Необыкновенные приключения доктора»
Расскажу
Юмэмакура Б. «Оммёдо»
И, наконец, еще одно (с половиной):
…Не представляют собой ничего, ничего, ничего; несомненно, они не достигнут ничего, ничего, ничего…Мы с легкостью издевались надо всем, ничего не было для нас святого, мы все оплевывали… мы представляли собой чистый нигилизм, и нашим символом являлось Ничто, Пустота, Дыра
М. А. Можейко
Колебание – естественный порядок мира
Манифест кого-то там
Просьба держать в уме: все ниженаписанное не является точкой зрения автора.
Часть 1. Анамнез
…Однако ножка Терпсихоры
Прелестней чем-то для меня.
Она, пророчествуя взгляду
Неоцененную награду,
Влечет условною красой
Желаний своевольный рой.
Люблю ее, мой друг Эльвина,
Под длинной скатертью столов,
Весной на мураве лугов,
Зимой на чугуне камина,
На зеркальном паркете зал,
У моря на граните скал.
А.С. Пушкин, «Евгений Онегин»
…тую.
***
…Вы спросите: когда у меня это началось?
Что ж, я могу дать ответ. Мне было года четыре. Да, четыре. Был один из тех дней, когда родители оставляют своего крохотного ребеночка на молниеносное время одного, предоставленного самому себе. Чем занимаются дети? В лучшем случае не взрывают дом и не отрезают себе по неосторожности члены. Однако в тот день ничего буйного я не делал. Я чем-то занимался, чем конкретно – уже и не упомнить, ибо сознание наше тех по-настоящему детских времен подобно сознанию вдупель пьяного человека и воспроизвести по памяти всю фабулу событий из раннего детства невозможно, к сожалению или к счастью. Тем более, что в моем случае спросить не у кого.
Значит, был обычный день. Я остался на время в одиночестве. Или же я только-только проснулся после обеда. Включил телевизор. И на одном из каналов я, четырехлетний мальчик, увидел ее. Здесь, наверно, вы нарисовали себе жуткие и чудовищно извращенные виды. Но нет, я увидел весьма банальное зрелище, которое не произведет на большинство людей сколько-нибудь серьезного эффекта. На большинство так называемых нормальных людей.
Итак, в телевизоре лежала женщина. По-видимому, это был какой-то фильм, его отрывок и я попал на конкретный эпизод. Женщина лежала около кровати с расписным покрывалом (да-да, я помню даже покрывало, уважаемые!). Она лежала на полу. А кровать стояла в комнате. То была комната весьма приятно и богато, но чуть сверх меры заставленная, комната красивая с обоями цвета слабого-слабого кофе с молоком. Женщина же лежала на полу. Возможно, до этого ее кто-то ударил, или же она очухалась после бурной ночи, или же в исступлении после очередного раздора со своим хахалем бросилась на пол, да так и осталась там лежать,– кто знает. За все прошедшие десятилетия, в век информации, за все свои просмотренные фильмы, ролики, статьи, сюжеты, обзоры, киноальманахи разного качества и содержания, за всю свою жизнь я не сделал попытки найти то кино с той прекрасной незнакомкой.
…Она лежала на полу рядом с кроватью. Сколько именно она лежала я не помню, в какой позе тоже, просто лежала и все. Потом она привстала. Ее кудрявые, химически-пышные волосы, длинные волосы, русо-темные спадали на ее тело. Такие знаете волосы и прическа родом из девяностых. Женщина была одета, все целомудренно. Как я упомянул выше, сцена была насквозь, до упора банальна. Женщине было лет…Не могу точно сказать. В том детском возрасте все люди старше десяти воспринимались как взрослые, а уж моей первой фантазии было явно за двадцать. Ее лицо чем-то напоминало лицо Шерил Ли (она же нетленная и вечно мертво-живая, как шредингеровский кот, Лора Палмер), но только не представляйте сейчас Шерил Ли! Это я так, привел наиболее подходящее сравнение, чтобы картинка получилась достоверной и детальной. Нет, у той моей женщины черты были чуть другие…Их я уже в деталях не припомню.
Значит, женщина привстала. Верхнюю половину туловища, кроме головы, о которой сообщил чуть выше, то есть грудь, плечи, шею, – мое сознание (но как я сейчас знаю, вовсе не оно, о нет, точно не оно) в памяти не оставило. Что же касается нижней половины, то, уважаемые, здесь я все помню четко. Ох, как же четко я все помню, уважаемые вы мои!
Так как фильм был родом из девяностых, как и ваш покорный слуга, то кадр имел слегка желтовато-оранжевый цвет (ну раз уж мы помянули несчастную Лору, то давайте приведу в пример сам ее сериал, как пример самого хрестоматийного кадра девяностых годов, с оранжево-сочной пленкой). Моя женщина была одета… Я сказал моя? Извиняюсь. Та женщина была одета в лосины или какое-то подобие рейтуз. Но, скорее всего, лосины, да. Черные лосины облегающие ее стройные ляжки, с приятными мягкими бедрами, переходящими в колени, голени и кончающиеся обольстительнейшими, прекраснейшими… Но по порядку.
Женщина присела на край кровати. Помню, как она взяла с покрытого узорами покрывала какие-то палароидные фотографии (что там на них запечатлено – не суть важно). Она смотрела на фотографии молча, со спокойным лицом, а на другом конце экрана сидел мальчик, неотрывно обгладывающий взглядом, невинным и чистым, взглядом, не знавшим греха и вкуса запретного плода…
Мальчик глазел на ее ноги.
Точнее я глазел, да. В свете оранжеватой пленки ее ножки имели слегка оранжевый оттенок, я помню венку, проступившую на правой ножке, которую женщина закинула на левую. Ее аккуратные пальчики правой ступни свободно висели в воздухе, левые лежали на полу. Аккуратные пальчики были покрыты восхитительным красным, ярко-красным лаком. Они походили на сладчайшие леденечики, на конфетки, которые только и ждали, чтобы их посасывали, полизывали, целовали, гладили, массировали, прикасались, ласкали, и наслаждались ими… Она небрежно поигрывала пальчиками, качала вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз…
Я помню, как в тот день в голове словно что-то стрельнуло, будто пуля прошибла мой лоб, будто алмазная пуля пробила мое сознание насквозь, оставляя после себя незамутненный след и зияющую дыру. Испытанное и, самое главное, осознанное вожделение окутало мой разум плотной дымкой, мягкой и сладострастной.
***
Сегодня почему-то Валентин Валерьянович возился дольше положенного. А я к тому же приехал пораньше, поэтому вот сижу, жду битый час. Каждая минута ожидания похожа на тонкую струю из водяного пистолета. Струя бьет прямо в мой желудок. Струя состоит из страха, от которого крутит внутренности.