Фабий Байл. Живодер
Шрифт:
На сегодняшний день он был как акробат, ведущий несчастный ковен над пропастью по туго натянутому канату. Когда он явит свою силу, то вызовет просто ураган пересудов как в Нижней Комморре, так и в Верхней. О Тринадцати Шрамах услышат все — и будут бояться.
А Шрамы будут бояться его.
Если подумать, то Фабий на самом деле оказал им огромную услугу. Слишком долго Шрамы болтались во тьме, довольствуясь отходами города наверху. Но нынче их сердца воспылали огнем, а в жилах зазвенел голод. Месть — могучий двигатель. Они поднимутся туда, куда никогда не забирались прежде, и займут свое место
И все это благодаря одному неразумному мон-кею.
— Мы идем на огромный риск, — заметила Диомона, спеша следом. В раздражении Гексахир подумал, не приказать ли Олеандру свернуть ей шею прямо сейчас. Напрасный труд, пожалуй. С другой стороны, можно будет сэкономить больше труда потом.
— Риск, Диомона, — лишь точильный камень для удобного случая.
— И как это понимать?
Гексахир не ответил. Он открыл глаза, вставленные в затылок, и пристально посмотрел на Олеандра. Еще одна потенциальная потеря, которую нужно учитывать. Больше в помощи мон-кея он не нуждался, но оказалось, что расставаться с этим существом не очень-то хочется. Никогда не знаешь, когда может пригодиться подобный экземпляр. И эта зверюга всегда такая забавная — особенно теперь, когда должным образом приучена к плети.
Плюс следует учитывать его познания в арлекинах. Силандри раскрутила всю ситуацию ради собственной выгоды — это ясно. И само по себе не менее оскорбительно, чем кража Фабия. Арлекинов тоже нужно будет поучить уважению к тем, кто выше по статусу.
Но не сейчас.
Перед Гексахиром возвышался центральный ганглий, повисший в паутине нервных волокон. Раздутая масса мозговой ткани, усеянная разъемами и инфоузлами. Он помешкал, взвешивая риски. Башня еще никогда не двигалась с места, хотя и могла. Неизвестно, поведет она себя так, как обещал Фабий, или нет.
Нет ли тут какой-нибудь неожиданной ловушки? Искусственного изъяна, рассчитанного на его высокомерие? Фабий просто обожал такие маленькие сюрпризы. Гексахира охватила дрожь… нет, не от страха — от предвкушения.
— Чего ты ждешь? — спросила Диомона из-за плеча.
Гексахир положил руки на ганглий. Из ладоней и запястий выросли тонкие, как волос, реснички и вошли в контактные датчики. В сознание внезапно хлынул поток данных, и Гексахир с непривычки опешил. На мгновение он увидел Башню со всех сторон — изнутри и снаружи. Ощутил ветер на ее коже как на своей собственной. Почувствовал гниль где-то глубоко в костях, боль, которую нельзя вылечить.
Он вынырнул из потока информации и послал импульс швартовочным связкам. Башня вздрогнула. Все началось как небольшая тряска, но затем переросла в зубодробительную болтанку. Он услышал панические вопли рабов и ощутил, как внутри что-то сокращается: другие гемункулы принялись закрывать входы в свои лаборатории. Включились сигналы тревоги, наполняя коридоры всепроникающим воем.
Новые связки отцеплялись от нижней стороны Комморры. Те, что уже освободились, начали обвивать друг друга, переплетаясь, чтобы выдержать огромный вес. Башня начала раскачиваться взад-вперед, ее подошва пошла рябью. Из мясных складок прорвались сотни тысяч грубых, едва сформированных полипов — и в дно Комморры вонзились когти, чтобы не дать Башне рухнуть во тьму внизу.
Затем медленно, но верно Башня Плоти начала двигаться.
Это было не то движение, как его понимают двуногие. Скорее оно походило на тяжкую переброску тела огромной гусеницы. Внутренности Башни содрогались, и тысячи камер, проходов и галерей переориентировались относительно новых полюсов. Когда залы занимали нужное положение, из пневматических соединений вырывались струи газа, а в техно-органических тканях, выстилавших внутреннюю поверхность центрального узла, зажигались огоньки.
— Она поднимается! — ликующе взревел Гексахир. Величайший подарок, который Фабий Байл преподнес Тринадцати Шрамам, станет орудием их мести ему. Что может быть приятнее?
И снова он принялся высматривать Олеандра. В глубине души Гексахир надеялся, что мон-кей будет впечатлен. Однако тот, вместо того чтобы благоговейно озираться по сторонам, застыл, склонив голову набок. Воздух вокруг него мерцал тем маслянистым блеском, который Гексахир знал слишком хорошо.
— Силандри была права. Она вернулась.
Диомона обернулась и проследила за его взглядом:
— Кто вернулся?
— Демон. — Гексахир сжал ее затылок. — Стой, где стоишь, и смотри вон туда. Как там, твои чудесные глазки это видят?
Диомона охнула от того, как сильно он сдавил ей затылок, но ей хватило ума не сопротивляться.
— Нет, я… Подожди. Да. — Он услышал характерный щелчок вставших на место внутренних механизмов. — Там что-то есть. Это варп-сущность?
Гексахир сунул руку под мантию и извлек оттуда кристаллическое устройство. Он сам собрал его из кристаллов призрачной кости, выращенных в растворе варп-ихора для очень специфической цели.
— Не спускай с нее глаз еще секунду, дорогая Диомона. И не шевелись. У нас будет только один шанс.
— Что это за штука? — зашипела она и напряглась, когда Гексахир положил устройство ей на плечо. — Оружие?
— Не совсем. Скорее… камертон. Видишь ли, демон — это в некотором смысле бродячая волна, не воспринимаемая органами чувств большинства смертных, за исключением тех, кто соответствующе настроен или чье восприятие каким-то образом изменено. Следовательно, эту частоту можно усилить или ослабить определенными методами — если хочешь, назови их ритуалами. — Гексахир немного поправил прицел. Интересно, что эта тварь сейчас говорит Олеандру? Вряд ли что- то полезное. Но ее визиты начинали раздражать.
— И сейчас ты проводишь такой ритуал? — шепнула Диомона. — Это поэтому ты так долго все делаешь?
— Нет. Ритуалы — это для дикарей и мракобесов. Я разработал новый подход, основанный на точной науке. — Он помолчал, держа палец на значке активации. — Скажи мне, Диомона, ты когда-нибудь пробовала на вкус боль варп-существа? Это пьянящая штука. Один мой знакомый эпикуреец однажды дал мне попробовать слезы…
— Она поворачивается к нам, — перебила его Диомона.
— Ага! Ладно, тогда в другой раз. — Он щелкнул значком, и отчетливо видимая полоса ни звука и ни света, но каким-то образом и того, и другого одновременно, трепеща, пронизала пространство. Те несчастные развалины, что оказались на ее пути, падали на колени, с воплями хватаясь за головы. Диомона сделала то же самое, но ее вопли перемежались проклятиями.