Фабрика офицеров
Шрифт:
Генерал молча начал освобождать свои карманы. В них, собственно, и было-то немного: носовой платок, маленькая расческа, портмоне, а из документов — всего лишь солдатская книжка.
— Ты только не подумай, что я шибко любопытный, — продолжал охранник, — или что я очень груб. Нет, просто так положено. Я выполняю свой долг, а перед законом, как известно, все равны, даже если ты и генерал. Правда, некоторые этого не понимают. Был у нас недавно один генерал-полковник. Ну и горлохват же он был! Он хотел было со мной шуточки шутить! Это со мной-то! Однако это продолжалось совсем недолго. Я ему такое показал, что он быстро образумился. Да и время подошло показать ему, как нужно выполнять свой долг. Так, а теперь давай мне твои подтяжки.
Генерал с непроницаемым выражением лица расстегнул френч, а затем распахнул его: оказалось, что подтяжки он не носил. Опустив руки, он стоял не шевелясь.
— Твой поясной ремень ты тоже должен отдать мне, — добродушно заявил охранник. — Таково требование инструкции. Дело в том, что мы заботимся о жизни и безопасности наших арестованных. Меня, брат, никто не проведет. В конце концов, я ведь не генерал. Каждый мертвец может причинить мне неприятность.
Генерал-майор Модерзон быстро снял ремень и подал его охраннику.
— А ты строен, — заметил охранник. Сложив ремень вдвое, он хлопнул им себя по ляжке. — Когда человек строен, это имеет свои преимущества: штаны у него не сразу спадают без ремня. А ты знаешь, что когда у человека спадают штаны, то это производит неприятное впечатление. Вот генерал-полковник, о котором я тебе только что рассказывал, тот имел большое пузо, почти такое же, как у нашего рейхсмаршала. Но он быстро его сбросил: через несколько недель он стал строен, как молодая сосенка. Вот тогда-то у него брюки стали все время соскакивать вниз. Ну и комичная же была картина, скажу я тебе! Ну и хохотали же мы, когда он стоял в подштанниках во время объявления ему приговора! Ты себе можешь это представить! Но с тобой такого не будет — у тебя совсем другая фигура! А теперь отдай мне шнурок из твоих бриджей. Уж что надежно, то надежно.
Генерал сел на табуретку и снял с себя сапоги, затем он выдернул шнурки из бриджей и, положив их на маленький столик, снова встал.
— А сейчас я принесу тебе парашу, — сказал охранник. — И притом совсем новую, поскольку ты генерал. К тому же ты мне нравишься. Поэтому я тебе дам один хороший совет: парашу используй не ночью, а лучше утром, а то у тебя будет сильно вонять, и потом вся твоя одежда провоняет. А я этого не люблю, ты слышишь? Если ты не дурак, то сделаешь так, как я тебе говорю. А мне и правда не хочется задавать тебе взбучку.
По-дружески подмигнув, охранник вышел.
А генерал и после его ухода продолжал стоять посреди камеры. Ни один мускул не дрогнул у него на лице; губы были крепко сжаты, а глаза он закрыл.
А в это же самое время в камере по соседству лежал на соломенном тюфяке обер-лейтенант Крафт. Темнота окутывала его, словно темное покрывало.
Крафт лежал спокойно и расслабленно, стараясь ни о чем не думать. Ночь была полна тишины: ни звука, ни даже ветерка не было слышно.
Мир вокруг него, казалось, не существовал. Он был один-одинешенек, окруженный четырьмя голыми стенами, которые напоминали большой холодный гроб.
— Разве я этого хотел? — еле слышно спросил себя Крафт.
Спросил и прислушался к собственному голосу. Однако темнота, казалось, поглотила и его. Она душила все, как толстая подушка. И снова кругом мучительная, удушающая тишина.
Но вдруг Крафт уловил, словно эхо, какие-то голоса: они слышались все сильнее и сильнее. А через несколько секунд они зазвучали совсем отчетливо в ночной тишине.
Обер-лейтенант Крафт, не веря своим ушам, повернулся. На его лице появилось выражение удивления. Он услышал песню. Молодые, сильные голоса пели в ночи; нельзя было сказать, чтобы их было очень много, скорее всего пело человек семь. Однако это были голоса, которые вырвали Крафта из одиночества, из темноты, наполнив его душу радостным светом.
Фенрихи пели его любимую песню: «В поле, на голой земле, я протянул уставшие ноги…»
Обер-лейтенант Крафт улыбнулся. Он медленно опустился на свой тюфяк и, закрыв глаза от усталости и предчувствия близкой смерти, слушал это пение. И ему начало казаться, что он поет вместе с фенрихами.
Вместе с ними он нарушил закон производства в военной школе и разрушил сам смысл бездушного конвейера. Некоторые из его фенрихов станут офицерами, под командованием которых солдаты смогут остаться людьми. А это слишком много, да еще в такое время.
— Да, я хотел этого, — сказал сам себе обер-лейтенант Крафт.
Судебное заседание военного трибунала по делу генерал-майора Эрнста Эгона Модерзона и обер-лейтенанта Карла Крафта состоялось вскоре после этого.
В приговоре, кроме всего прочего, говорилось об измене и подрыве вооруженных сил.
Оба обвиняемых отказались от защиты.
Оба были приговорены к смертной казни.
Последними словами генерала были:
— Да здравствует Германия!
— Да здравствует свободная Германия! — произнес обер-лейтенант Крафт перед смертью.
34. Заключительное сообщение
Со времени описываемых в книге событий прошло более пятнадцати лет. Некоторых из героев книги уже нет в живых. Оставшиеся же в живых стали старше, но отнюдь не умнее. Лишь очень немногие из них попытались извлечь для себя уроки из прошлого.
Капитан Федерс пережил своего друга Карла Крафта и генерал-майора Модерзона всего на несколько месяцев. В связи с событиями двадцатого июля тысяча девятьсот сорок четвертого года его арестовали и вскоре после этого казнили. Его повесили на струнах рояля, так что его мучения длились несколько часов, прежде чем он умер. Однако даже в тот момент, когда он уходил из жизни, улыбка не сходила с его губ.
Его жена Марион куда-то исчезла, и никто не знал, куда именно она делась. Позже, правда, говорили, что незадолго до окончания войны ее якобы видели в Берлине, где она сражалась в группе Сопротивления. По другой же версии, однако, ее кто-то вроде бы видел в сопровождении американского офицера. Твердо же известно только то, что на этом ее следы окончательно исчезли.
Капитан Ратсхельм с честью пережил и саму войну, и плен, в котором он оказался. Он не переставал увеличивать свои военные знания и укреплять свой характер. Он был абсолютно уверен в том, что никогда в жизни ни разу ни в чем не заблуждался. После войны он сначала работал в Рейнской области в каком-то коммунальном управлении, потом в тех же краях служащим на одном химическом заводе. До сих пор он все еще не женился, но по-прежнему чувствует и считает себя солдатом, хотя и имеет звание подполковника. Он успешно управляет подчиненными ему людьми, являясь для них своего рода примером.