Фабрика офицеров
Шрифт:
Обер-лейтенант молча отдал честь.
— Господин обер-лейтенант Крафт, — закончил аудиенцию генерал, — не забудьте, пожалуйста, следующее: вы получили четкое задание, а времени у вас в обрез. И паллиативного решения у вас нет.
— Есть у вас под рукой коньяк, фрейлейн Бахнер? — обратился обер-лейтенант Крафт к Сибилле. Она внимательно взглянула на него. — Или что угодно другое, что можно выпить, по мне — хоть спирт.
Он ожидал услышать решительное «нет». Но она вдруг сказала:
— Если только это, то я вам помогу. Думаю, что могу в данном случае взять на себя такую ответственность.
Не долго думая, она достала из письменного стола генеральского адъютанта бутылку и стакан.
— Скажите мне, дорогая, — спросил слегка удивленный Крафт, прислонившись спиной к шкафу, — как реагирует генерал на невыполнение его пожеланий или приказов?
— Трудно сказать, господин обер-лейтенант, — ответила Сибилла. — Дело в том, что такого на моей памяти не было.
Она налила стакан до краев, протянула его Крафту и испытующе-дружелюбно взглянула на него.
Обер-лейтенант одним махом опрокинул стакан. Блаженное тепло разлилось по телу. Но ожидаемого облегчения он не ощутил.
— Какую, собственно, роль играю я здесь? — раздраженно спросил Крафт. — Что я — ловец душ с завязанными глазами и автоматом в руках? Или, может, Дед Мороз, развешивающий гранаты на рождественской елке? За кого принимаете меня вы, скажем?
— За мужчину, достаточно умного, который сознает, что генерал никогда не отдаст приказа, за который он не нес бы ответственности.
Губы Сибиллы Бахнер чуть тронула улыбка. Крафт подумал: она так же скупа в выражениях чувств, как и ее генерал, — что ж, такое общение, разумеется, накладывает отпечаток на нее. И тем не менее она улыбнулась. Конечно, в этой комнате она пережила все мыслимые реакции офицеров, выходивших из себя под воздействием слов генерала: гордые, глупые, подхалимы, самоуверенные, балбесы, равнодушные, интриганы — все они могли сказать здесь только одно: «Яволь». И Сибилла улыбалась, глядя на них.
— Мне кажется, вы должны немного более уделять генералу внимания, фрейлейн Бахнер, в чисто человеческом плане, — сказал Крафт без всякой задней мысли. Он был возбужден, ему нужен был кто-то, на кого он мог бы выплеснуть хоть часть бушевавшего в душе раздражения. — Вы бы попробовали немного рассеять его: кажется, сейчас это ему очень нужно.
— Это пошло, — сказала Сибилла Бахнер.
— А, бросьте, — не сдерживаясь, ляпнул Крафт, — я уже однажды говорил вам, стоит ли играть роль синего чулка. Вы же сотворены не из запчастей пишущей машинки. Вы — женщина! Почему же вы не ведете себя соответственно? Это было бы благо для нас, да и для генерала.
— Может быть, вы при случае скажете ему об этом сами? — с удивительным самообладанием парировала Сибилла Бахнер. Она даже как будто побледнела, и ее ладони сжались в маленькие кулачки. И хотя Крафт почувствовал, что он нажил себе очередного врага, ее трезвое замечание вернуло ему равновесие.
— Вы абсолютно правы, фрейлейн Бахнер, — заметил он, — я тоже трусливый пес. Тут я распинаюсь, а так вести себя надо бы там, в его кабинете.
— Это уже более разумные речи.
— От меня слишком многого хотят, — продолжал Крафт. — Но я ведь тоже мелкая сошка. И что хуже всего — я сознаю это. Вы, очевидно, думаете, что я завидую другим, что они, утешенные и со спокойной совестью, могут спать, если благословение божье — или генеральское — нисходит на них. Но в наше время надо быть ребенком, чтобы беззаботно смеяться, заглянув в хлев.
— Я лучше дам вам еще коньяку, — сказала Сибилла Бахнер. Теперь она опять улыбалась, и улыбка ее не была ироничной; эта улыбка обещала в перспективе симпатию.
— А вы совсем не так уж злы, — сказал Крафт, — хотя, наверное, и не знаете об этом.
— Вот теперь знаю, — живо ответила она.
— Ну и прекрасно, и не забывайте об этом впредь.
— Загляните при случае и убедитесь сами…
В нижнем коридоре здания штаба было тихо и пусто, как в заводском цеху ночью. Горела лишь одна синяя лампа. Ее свет с трудом достигал пустых стен и темных дверей. Административно-хозяйственный отдел, располагавшийся здесь, внизу, был безлюден. Лишь через замочную скважину двери библиотеки просачивался луч света. Там Крафта ждала Эльфрида Радемахер.
— Прости, — сказал он ей, — но я раньше не смог.
— Ты пришел, — кивнула она, — и это главное.
Эльфрида никогда не сетовала, ни о чем не спрашивала, не выражала никаких настроений, не впадала в экстравагантность, в истерию, не знала меланхолии. Она была счастливой находкой для него.
— Время довольно позднее, — заметил Крафт.
Он осмотрел помещение библиотеки испытующим взглядом. Проверил светомаскировку, запер двери и прикрыл замочную скважину своей фуражкой. Потом стянул с себя китель и завесил им настольную лампу. Наконец, сдвинул вместе ящики, служившие стульями, бросил на них циновки и подстилки для пишущих машинок, соорудив нечто вроде ложа. Эльфрида протянула ему принесенный ею плед, и он принялся расстилать его.
— Посмотреть на тебя сейчас, так можно подумать, что тебе приходится заниматься такими делами каждый день.
— Не думай так, — сказал он, понизив голос, — помоги лучше растянуть плед.
Она опустилась рядом с ним на колени.
— Разговаривать будем лишь шепотом? — спросила она.
— Можешь, конечно, и кричать, если тебе нужны зрители.
Эльфрида поняла, что в этой ситуации требуется осторожность. Она вздохнула:
— Теперь я, по крайней мере, ощущаю серьезные преимущества супружества.
Это замечание внесло в душу Крафта неприятное ощущение. Когда речь заходила о женитьбе, он чувствовал себя неуютно. Желая переменить пластинку, он сказал:
— Это ты здорово придумала — использовать библиотеку не по ее прямому назначению.
— А, — усмехнулась она, — до меня это придумали уже многие. Ведающий ею унтер-офицер имеет обыкновение сдавать ее за сигареты всем по очереди.
— Тихо, — прервал он ее и схватил за руку. Они прислушались. Но никаких звуков не было слышно — только их дыхание.