Фацеции
Шрифт:
сделать из хлеба тело господне или из куропатки рыбу?» Он
совершил над куропатками крестное знамение, приказав им
превратиться в рыбу, и, как рыбу, их съел.
CLXXIV
Проделка папы Мартина с назойливым
послом
Посол герцога Миланского очень настойчиво просил о чем-
то папу Мартина V. Папа не соглашался. Посол настаивал все
упорнее и шел по пятам за папою до самых дверей
опочивальни. Тогда папа, чтобы избавиться от докучливых
просьб, проговорил, приложив руку к щеке: «Ох, как у меня
болят зубы!» И, оставив посла, ушел к себе.
CLXXV
О человеке, который осуждал жизнь
кардинала Анджелотто
Кто-то очень осуждал жизнь и нравы умершего перед тем
кардинала Анджелотто, который был жаден, груб и совершенно
лишен совести. Один из присутствующих сказал: «Я думаю, что
на том свете дьявол не раз съел его в наказание за его
преступления и потом им испражнился». Другой, большой
шутник, заметил на это: «Его мясо до такой степени было
противно, что ни один дьявол, как бы ни был хорош его
желудок, не решится попробовать этого мяса: его стошнит».
146
CLXXVI
О шутнике, который смеялся над
флорентийским рыцарем
Был недавно во Флоренции рыцарь, ростом очень маленький
и с огромной бородой. Мы все его знали. Один шутник стал над
ним подтрунивать и отпускать насмешки по поводу его роста и
бороды. Это повторялось каждый раз, когда они встречались на
улице, и с такой назойливостью, что становилось уже в тягость.
Узнав об этом, жена рыцаря позвала насмешника к себе,
накормила его превосходным обедом, подарила ему платье и
попросила прекратить издевательство над мужем. Тот обещал и,
когда после этого случайно встречался с рыцарем, молча
проходил мимо. Присутствовавшие, удивленные этим,
подстрекали его к насмешкам и спрашивали, почему он не
смеется над рыцарем, как прежде. Тогда он, приложив палец к
губам, сказал: «Мне так забили рот, что я не могу больше
говорить». Еда – лучшее средство добиться расположения.
CLXXVII
О том, как дочь оправдывала перед отцом
свое бесплодие
Некий синьор после многих лет совместной жизни с женою
развелся с ней из-за ее бесплодия и отправил ее обратно к
родителям. Когда она явилась в отчий дом, отец потихоньку стал
ее упрекать за то, что она не постаралась произвести
младенца, хотя бы при чьем-нибудь содействии. Она отвечала:
«Отец! Я, право, не виновата. Я перепробовала это со всеми
слугами, даже с конюхами, и ни один из них не сумел сделать
меня беременной». Отец очень сокрушался об участи дочери,
которая сделала все, чтобы победить бесплодие.
147
CLXXVIII
О флорентийце-лгуне
Был во Флоренции человек, который так привык лгать, что
никогда не говорил правды. Знакомый, с которым он часто
бывал вместе и которого часто обманывал, встретясь с ним
однажды, прежде чем он успел раскрыть рот, крикнул ему:
«Врешь!» – «Как я могу врать, – заметил тот, – когда я ничего не
говорил». – «Я хочу сказать, что ты соврал бы, если бы
заговорил».
CLXXIX
О ревнивце, который оскопил себя, чтобы
испытать верность жены
Один обитатель Губбио, по имени Джованни, человек
чрезвычайно ревнивый, все думал, как лучше всего узнать,
изменяет ли ему с кем-нибудь жена. В конце концов он
придумал хитрое средство, достойное ревнивца. Он оскопил
себя с той целью, что если после этого жена его забеременеет, то
это будет доказательством ее измены.
CLXXX
Что услышал священник от жертвователя
Один священник из Кастель Фиорентино, принимая в
оффертории 93 то, что, согласно обычаю, в праздничные пни
приносили прихожане, говорил каждому, как было принято: «Да
воздастся вам во сто крат и да сподобитесь вы жизни вечной».
Услышав эти слова, один знатный старик, жертвовавший монету,
сказал: «С меня будет довольно, если я получу обратно хотя бы
капитал».
CLXXXI
93 Офферторий – помещение в церкви, где принимались приношения
прихожан.
148
О священнике, который во время
проповеди ошибся в числах
А вот случай с другим священником. Он объяснял народу
Евангелие и, рассказывая, как наш Спаситель накормил пятью
хлебами пять тысяч человек, оговорился и сказал не «пять
тысяч», а «пятьсот». Его причетник тихо заметил ему, что он
ошибся в числе и что Евангелие говорит о пяти тысячах.
«Молчи, дурак, – зашипел на него священник. – Хорошо будет,
если они поверят и тому числу, которое я сказал».
CLXXXII