Фаетон. Книга 6. Цепная реакция

Speys V.

– Вот Ваш телефон, возьмите. – Перекрикивая шум работающих двигателей, громко сказал техник, – А, что, генерал лейтенант Гаринов ваш родственник? – как– то заискивающе, то ли завистливо спросил техник. Леонид не нашел, что ответить, как только лишь: – Это мой сослуживец, – техник удивленно взглянул на Леонида. Затем пугливо опустил глаза и промямлил: – Извините, за сервис.

– Да, что уж там, служи пока что, – снисходительно с чувством юмора ответил Леонид борт технику, который весь полет не сводил глаз со своего пассажира, которому так не удачно прислужил, очевидно, полагая, что он то же генерал, но из Москвы, чего доброго из Генштаба Вооруженных Сил России. Так как Леонид был одет в гражданское, то и знаков отличия на нем не было… В Москву Леонид прилетел поздно ночью. Он специально не звонил и не сообщил о своем прилете.

И когда в час ночи в дверь квартиры Кразимовых зазвонил звонок, Аня с трудом открыла сонные глаза и подошла к входной двери, осторожно вглядываясь в смотровое стекольце. Затем в волнении трясущимися руками быстро стала вскрывать замки и еще через мгновение они уже стояли, обнявшись в коридорчике квартиры. Оторвавшись от поцелуев, Аня удивленно осмотрела мужа и, заметив бинт на левой руке, воскликнула:

– А это что такое?!

– Самая настоящая бандитская пуля, – полушутя полу серьезно ответил он. Аня недоверчиво покосилась на бинт: – Пора сменить, смотри, как испачкан бинт!

Бинт был действительно испачкан о грязный чехол, которым был укрыт груз в салоне вертолета, и в двух местах на бинте черной сажей выделялись пятна.

– Это в пути, пустяки.

– Иди в ванную, а я подготовлю перевязку и перекись.

Помывшись, посвежевший и бодрый Леонид вышел из ванной. Аня тут же усадила мужа на стул у кухонного стола и принялась осторожно разматывать повязку на руке. Сделав несколько мотков, появилось бурое пятно из запекшейся крови, которое четко пропитало несколько слоев бинта до самой руки. Сняв бинт, Аня удивленно взглянула на Леонида: – Ты меня разыгрываешь, да?

Леонид внимательно осмотрел руку, следов раны там не было.

– Аня, ты не поверишь, вот с этого места был вынут имплантат. Буквально позавчера. А сегодня от разреза не осталось и следа.

Аня притихла, удивленно и с опаской взглянула на место на руке, куда указывал Леонид:

– Так я и поверю? Что я дура, что ли? Не может этого быть, это я тебе как медик говорю.

– У генерала на лбу и из мочки уха извлечены целых два имплантата.

– Не поверю, пока не позвоню ему.

– Ну, Аннушка, ну скажи, зачем мне тебя обманывать?

– Да в общим не зачем. Извини, Леня, я просто перенервничала из– за твоего молчания и поверить до сих пор не могу, что ты уже со мной и дома.

– Знаешь, Аня, пошли спать.

– Пошли, родной. – Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить малыша, они тихонько прокрались мимо детской комнаты в свою спальню и, наконец, остались на едине с собой, со своей любовью и бурным восторгом чувств…

Генерал лейтенант Гаринов в Ученом Совете, что проходил в зале Академии Наук в Москве, с трибуны делал доклад о вмешательстве контролирующей Человечество Высокоразвитой Цивилизации. Совет проходил в строжайшей секретности и все, что происходило там, не имело права быть разглашенным.

– Уважаемые представители науки. Нами получены уникальные материалы, подтверждающие вмешательство Высокоразвитых существ Вселенной в наши исследования…, – он рассказал, демонстрируя запись полета полковника Кразимова в аномальную зону, как и почему были внесены коррективы в траекторию контролирующей полет Высокоразвитой Цивилизацией. Показал кадры диалога из корабля Леонида с гостем. И продемонстрировал имплантаты, изъятые с их тел, его и Кразимова, с помощью которых пришельцы контролируют не только мысли людей, но и ведут постоянное наблюдение за нашей деятельностью, за научными исследованиями в частности. И завершил свое выступление словами: – Уважаемый Совет, в связи с крайне опасным развитием экспериментов с торсионными полями, в следствии с возникновением непредсказуемой цепной реакции поглощения пространством материи, настоятельно рекомендую заморозить это направление науки и больше к этим экспериментам ни под каким предлогом не возвращаться! – он закончил, сошел с трибуны и сел на свое место. В зале воцарилась тишина. Слово взял Академик Глушко Петр Семенович: – Я, можно сказать отец– теоретик этого направления, категорически протестую против сворачивания исследований и экспериментов с торсионными полями. Позвольте напомнить, что нам дали торсионные поля, это передача сигнала в любую точку вселенной мгновенно. Например, радиосигнал до поверхности Луны доходит за десять минут, конечно, вы, Уважаемый Совет, об этом знаете, используя торсионные поля, сигнал мгновенно достигает поверхности. Да все

наши роботы на планетах Солнечной системе управляются и передают изображения, с других планет используя торсионный сигнал. Кроме всего прочего мы имеем надежную защиту против распространения цепной реакции. И в заключении своего краткого протеста официально заявляю, что считаю своим долгом и настаиваю на этом продолжать исследования и эксперименты… Всеобщим голосованием, семь против шести, постановили продолжать исследования, добиваясь более качественной материализации из пространства ушедших туда предметов. На это решение Гаринов еще раз выступил, стараясь выразить свой протест и призвать Высокий Совет к разуму и прекратить исследования. Но Совет уже его не слушал. Тогда он сделал последнюю попытку: – Уважаемый Совет, если вы считаете, что эти варварские эксперименты следует продолжить, то я, как честный человек хочу просить Уважаемый Совет принять мою отставку.

На что единогласным голосованием Совет Ученных высказал свое мнение, что против отставки доктора физико– математических наук, профессора Академии наук генерал лейтенанта Космических Вооруженных Сил Российской Федерации Гаринова Алексея Алексеевича не возражает. Теперь все зависело от генерала, подаст он рапорт об отставке, отставка состоится, ибо такова воля Совета Ученных. Не подаст, будет работать дальше, но по направлению, против которого он так категорически выступал.

Ученый Совет принял так же решение по поводу вмешательства Инной Высокоразвитой Цивилизации в дела земные. То этот вопрос был попросту Советом проигнорирован и лишь высказана мысль о том, что это направление пусть останется на совести энтузиастов любителей, которых серьезная наука не воспринимает всерьез. Подавленный и в расстроенных чувствах, генерал покинул Совет. Из Академии Наук он выехал в 23– 00 вечера и в служебной машине, которую выделила Академия Наук каждому из 13– ти членов Ученого Совета, ехал к дому, где жили Кразимовы. Там с нетерпением его уже поджидали Леонид и Петр Собинов, какие вести привезет с собой их генерал…

Машина шла улицами Москвы, среди сверкающих огнями витрин, ночных клубов и кафе. Москва в этот поздний час еще не спала, еще бурлила жизнь, тротуары были заполнены гуляющей молодежью. Отовсюду доносилась поп музыка и зажигательный рок. Проторчав в пробке битых пол часа, машина, наконец, вырвалась к прямому потоку автомобилей и, спустя, минут двадцать, подкатила к дому, где на двенадцатом этаже жили Кразимовы.

– Вы можете ехать. – сказал водителю, Гаринов и вышел из машины.

– Товарищ генерал, а завтра, какие будут распоряжения? – высунув голову, крикнул вдогонку водитель.

– К шести утра у подъезда, – обернувшись в вполоборота, отвечал Гаринов. – Машина на сегодня уже не нужна, и спасибо за службу! – и скрылся в подъезде.

Водитель в сердцах захлопнул дверцу машины, проворчав: – Мог бы, и поспать дать, так нет к шести утра. А, скажу, что в пробке застрял, в случае чего. – И служебная волга, сделав круг, разворачиваясь, укатила…

Консьерж, увидев военного в генеральской одежде, встал в своем боксе по стойке смирно, похоже бывший военный на пенсии, затем, смущаясь, присел на свое место. Генерал приветливо улыбнулся ему и прошел к лифту. Когда Гаринов позвонил в квартиру Кразимовых, было уже 23 часа 50 минут. Ему открыла Аня.

– Добрый вечер, Аннушка, извините, что так поздно. – Входя, генерал поцеловал ее в щечку, – А друзья наши где? – озабоченно спросил он.

– На кухне сидят, ждут вас.

– Ну, пойдем к ним. – Гремя наградами, он снял китель и повесил его на плечики раздевалки, затем снял обувь и надел, комнатные тапочки, затем они с Аней прошли на кухню. Собинов и Кразимов встретили его стоя, в руках у генерала был кулек с подарками, который он поставил на кухонный стол и поочередно пожал руки им.

– Заждались, голуби, меня? – вытаскивая из кулька три бутылки французского коньяка ''Наполеон'', сказал он. Затем достал плюшевого мишку и подал Ане.

– Это крестнику, от его крестного папы. – Аня, смутившись, взяла мишку, сказала, краснея, – Димочка будет рад.

– В моем детстве у меня был точно такой же. – Улыбаясь своей доброй улыбкой, говорил он Ане, и, обращаясь к Леониду и Петру, – Разговор у нас будет долгий и содержательный, боюсь, что на всю ночь до утра.

– Ну, Алексей Алексеевич, вашими молитвами. – Кивая на коньяк, высказался Собинов. Леонид тоже поспешил вставить слово.