Факап
Шрифт:
Пёс, пёс, пёс, не могу сосредоточиться. Извините, никак не могу.
День 36
Только что прошёл ещё обрывок из того же сообщения — ЯЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ. ЭТО СО.
Да, похоже, радио. Всё остальное по-прежнему покрыто мраком неизвестности.
Попробую немного отвлечься на мемуар. А то я просто на месте усидеть не в силах. Нет, в силах-то в силах, но не в состоянии. Блин, как правильно — не знаю. Ну не писатель я. Даже не читатель. Ну не то чтобы совсем не читатель, но меня
Хотя чего уж. Продолжаю.
Так вот, тот день для меня тоже было с сюрпризом. Заметил я это не сразу. Но уж как заметил — так заметался. А поздняк было метаться, как говорит в таких случаях Евгений Маркович.
Я потом думал: хорошо, а что я мог сделать? Да ничего, собственно.
Итак, я встал, сделал всякие утренние дела, и пошёл получать обратно свой комп и всё прочее. Получил. Опять же с извинениями, которые мне уже успели надоесть. Видел разъярённого Виттеля, у которого отобрали браслет связи, прямо во время какого-то важного разговора. Ингвар кипел, как чайник, и пообщаться с ним я толком не смог. Да и не очень-то стремился: я горел желанием узнать, чем кончилась история с переименованием Авроры.
Следующие четыре часа я провёл за компом, читая протоколы комиссии. Получая от этого удовольствие. Потому что из протоколов прямо следовало, что Сикорски на этот раз оказался малоуспешен. Георгий Пикович, старый пень, оказался совершенно невосприимчив к любым воздействиям. Даже когда Сикорски прямо во время заседания Комиссии пригрозил старичку проблемами с архивом — оказывается, на неограниченный доступ к нему долгие годы безуспешно претендовала Сорбонна, — тот предпочёл сделать вид, что не понял. Никаких Дриад, и всё тут.
В конце концов, Сикорски, судя по всему, пришлось связываться с Гнедых и признавать своё поражение. Представляю, как его от этого корчило, и что сказал ему Поль. Но так или иначе, он это сделал — так как на последнем заседании сдал все позиции.
В результате высокие договаривающиеся стороны остановились на нейтральном слове "Надежда".
Когда я дочитал до этого месте, то не скажу чтобы сильно удивился. Чего-то такого я, в общем-то, ожидал. Удивление меня настигло позже, когда я стал припоминать собственные впечатления. Что-то очень сильно не клеилось.
Посуди сама, Лена. Аврора, как её описывал Антон в своём сочинении, была чисто средневековым обществом, к тому же с заметной задержкой развития относительно Земли. Надежда была покрыта развалинами, но это были развалины цивилизации уровня земного двадцатого века, со следами войн и катаклизмов. Между первым и вторым прошло лет восемьдесят, ну максимум сто, если Антон написал свой мемуар не по горячим следам, а по воспоминаниям молодости. Присутствием Странников тоже ничего объяснить нельзя: они, конечно, круты и всё такое, только стремления отстроить заводы, шахты и многоквартирные дома за ними покамест не отмечалось. Массовое вымирание опять же — зачем и отчего? В общем, картинка не складывалась.
Зато монетка из сверхчистого золота получила хоть какое-то объяснение. Сотрудники ИЭИ, работающие на отсталых планетах, обычно имеют при себе фемто-принтеры, позволяющие изготовлять золотые изделия
Всё это было крайне интерсно, но надо было собираться. Я упаковал вещички, и напоследок решил проверить комовскую коробочку.
Когда я её открыл, у меня чуть сердце не остановилось. Потому что она была пуста. Никакой цепочки, никакого шифроконтейнера, никакого жёлтого камня. И никакого лаксианского ключа.
Я сначала дёрнулся — бежать к директору, устраивать скандал, требовать немедленной изоляции базы и вызова земного спецназа, чтобы он тут всё обшмонал и вытряс ключ. Потом сообразил, что я могу сильно подставить Комова. Ведь совершенно не факт, что лаксианский ключ находится у Геннадия Юрьевича законно. Честно говоря, я вообще не припомню, на основании каких законов и инструкций предмет нулевого уровня опасности может находиться в распоряжении частного лица. Третья мысль была, кажется, о леонидянах, которые могли усыпить меня каким-нибудь хитрым способом и утащить ценные вещицы. Четвёртая... кажется, это уже было из разряда "психанул".
Дальше я, как полагается в таких случаях, сел на койку, задержал дыхание и представил себе нашего инструктора по стрельбе. Который стоит передо мной и командует — "Прекратить панику!"
И вот в эту самую секунду где-то в районе живота я вдруг ощутил вопрос. Да, вот именно так — почувствовал вопрос. Да, именно в районе живота. Брюхом почувствовал. Нет, не фигурально, буквально. Кто-то или что-то хотело знать, точно ли я намерен прервать процесс развития нервного возбуждения, обычно именуемого паникой.
То есть таких слов не было. Слов вообще не было. Но если бы это были слова, они были бы примерно такие. Может быть, ещё точнее. Хотя слов не было. Было точное ощущение. Не знаю, как объяснить, Лена, просто поверь — точное ощущение. Бывает такое, оказывается. Понимай как хочешь. Если, конечно, ты сама не в курсах, в чём я теперь сильно не уверен.
В общем, я понял. И сказал "да". И меня тут же отпустило. Совсем. Не осталось ни капли страха, или там возбуждения, вообще никаких чувств, кроме лёгкого любопытства. Так что я не особенно удивился, через пару минут обнаружив пропавшую цепочку у себя на шее.
Не удивился, нет. Но, скажем так, не обрадовался. Потому что, хоть убей, не мог понять, кто её на меня нацепил и зачем. Не сам же?
И вот тут опять в животе возник вопрос. "Прервать блокировку воспоминания?"
День 37
Обрывки сообщений идут постоянно. Уже не записываю. Смысл тот же — ко мне идёт на досветовой скорости спасательное судно, нужно ждать, экономить ресурсы и сохранять спокойствие. Я стараюсь. Даже по музыкальной части перешёл на Генделя. Ну и мемуар продолжаю. Всё-таки какое-то занятие.