Факел (книга рассказов)
Шрифт:
А горе? Когда он рассказала Наде о ближайших Валиных планах, она словно бы окаменела от горя. Потому что ей враз стало понятно: Сергей не допустит, чтоб сын рос без отца, и он вернется к прежней жене, чтоб растить сына. Ты такой, и я тебя за это люблю. А она подлая, не может выносить чужое счастье. И Надя горько разревелась. Это как раз понятно: когда теряешь счастье и любовь и с этим смиряешься, небось, разревешься. А Сергей — нет, он не ревел, он как-то враз и безнадежно понял, что счастливым ему уже не быть никогда.
А дальше что? Дальше раскрутка пошла в обратную сторону. Развелся с Надей, расписался
Дальше все выполняли принятое решение.
Валя: ни с кем я тебя больше делить не буду, это плохой пример детям. Непедагогично. Работать, конечно, будешь у Нади, но теперь уже без глупостей. Узнаю — выгоню. Теперь-то она могла и угрожать, поскольку Сергей не то слово любил, он обожал сына.
Надя: работаем вместе, но не встречаемся. Короткие встречи меня уже не устроят, я тебя люблю и всегда буду любить, но я должна быть с тобой целиком, без остатка. Иначе уже не получится. А с сестрой я расстаюсь — уж очень она подлая. Она разбила мое сердце. Нет, правда, вот именно так и сказала: она разбила мое сердце.
Теперь Сергей. Он каждый вечер гуляет с сыном и непременно провозит коляску мимо дома Нади. Посмотрю на окна, за которыми я был счастлив, и сердце мое так и течет, так и тает. Видать, не успею я вырастить сына — сердце сдастся раньше. Так оно буквально течет, так оно буквально тает.
Прощение
Таисия Павловна растила детей одна, поскольку ее муж погиб в начале сорок пятого года. Каково ей приходилось, простому бухгалтеру в маленькой конторе, можно только догадываться. Нищета и вдовьи слезы.
Двое детей — Виктор и Наташа. Отца не помнили вовсе: в сорок первом Виктору было полтора года, а Наташе и вовсе несколько месяцев. Таисия Павловна никогда не жаловалась на свою жизнь, поскольку многие жили примерно так же, но, главное, она выполняла то, что наказал муж, уходя на фронт. Видать, в том духе: береги детей, Тася, и вырасти их настоящими людьми.
Послевоенные и следующие годы Таисия Павловна вспоминала даже и охотно: да, жили бедно, но дружно. И, не поверите, весело. Очень любила Таисия Павловна рассказывать детям про отца и про довоенную жизнь: к примеру, в доме были хлеб и сахар, а мы говорили: есть нечего, и дети недоверчиво ахали. Все свои рассказы Таисия Павловна непременно заканчивала: да, ребята, у вас был очень хороший отец, и я его очень любила.
Да, на стене висела фотография отца, увеличенная с какого-то документа: выпуклый широкий лоб, коротко стрижен, выступающие, чуть блестящие скулы, но главное — глаза, черные, горящие глаза, глядящие тебе точнехонько в душу, как ты от них ни уворачивайся.
Как не любить такого отца: он погиб за родину, недостатков у него не было, и они никогда уже не появятся.
Странно вспомнить, но Таисия Павловна малость даже и ревновала: сын, перед тем как принять какое-то важное решение, долго смотрел на портрет отца, мамочка, потом скажет, я сделал то-то, сыночек, ты бы хоть с мамой посоветовался, все в порядке, мамочка. Я уже посоветовался.
Излишне напоминать, что время себе шло и шло, особых хлопот у Таисии Павловны с детьми,
Наташа стала Натальей Андреевной и учительницей русского языка и литературы (это обязательно вместе — учительница русского языка и русской же литературы).
Виктор закончил строительный институт, сколько положено отработал на дальней стройке, а когда вернулся, стал инструктором райкома комсомола, затем, минуя взрослый райком, его переместили на исполкомовскую работу, и к тому моменту, когда произошла история, о которой, понятно, будет рассказано, он руководил отделом не то по строительству, не то по коммунальному хозяйству. Не такой уж большой начальник, но и не маленький. А средний такой начальник. К тому же, излишне и напоминать, двигался по жизни исключительно самостоятельно.
И на момент, когда вот сейчас все и произойдет — раздастся звонок и войдет незнакомый мужчина в сером плаще, — Виктору было сорок ли один, сорок ли два, Наташе сорок, а их матери лет так под шестьдесят пять.
У Виктора двое детей, жена, трехкомнатная квартира. Таисия Павловна жила со своей дочкой Наташей, ее мужем и дочкой, своей внучкой соответственно, и тоже в трехкомнатной квартире.
Все! Расстановка сил дана. Дети еще не пожилые, но уже взрослые с прочным положением в жизни, мать уже пожилая, но еще не старая, хотя уже восемь лет на пенсии, это дети, надо сказать, настояли, чтоб Таисия Павловна бросила работу, ты в своей жизни наработалась, и свой заслуженный отдых ты заслужила.
Да, вот тут раздался звонок, и вошел пожилой мужчина в сером неновом плаще, в серой же шляпе, худой и сутулый.
То ли случайно в доме был Виктор, то ли его срочно вызвали, когда пришел мужчина в сером неновом плаще, это неважно. Также неважно, где в этот момент находились муж и дочь Наташи, в этой комнате или в двух других (может, на даче были, хотя какая дача: если человек в плаще, значит, осень). Это неважно, поскольку дело касалось только Таисии Павловны и ее детей.
Мужчина вошел в дом, повсматривался, силясь узнать, в лицо Таисии Павловны, внимательно посмотрел на Наташу и Виктора и вот тут тихим дрогнувшим голосом сказал: «Тася, это я». То есть это был ее муж, погибший, как известно, лет тридцать пять назад. Да, можно представить изумление Таисии Павловны. Но, женщина силовольная, она не упала в обморок, а только спросила глухо: «Андрей, ты?» Это что? Это картина известного художника «Не ждали». Девятнадцатый примерно век.
Нет, это даже и странно: вернулся муж, а Таисия Павловна словно бы окаменела, и она не рванулась к мужу в беспамятной радости — вернулся, вернулся, и дети, видя, что мать признала их отца, не бросаются к этому пожилому дяденьке, но молча ждут, что же будет дальше.
Да, а что же будет дальше?
То есть все молча ждут объяснений: чего это ты вдруг живой, чего это столько лет не объявлялся, но главное, чего это ты объявился именно сейчас?
Вот и объяснение. Тася, дети! Я перед вами виноват, и мне нет прощения. Таисия Павловна потом вспоминала, что Андрей глазами что-то искал на полу, видать, заранее сказал себе: приду в бывшую семью и бухнусь на колени, но что-то удержало его, и он не бухнулся.