Факел (книга рассказов)
Шрифт:
Когда Таисия Павловна в очередной раз поехала к Андрею, ей сказали, что ночью он умер. Пошел в туалет и там рухнул. Сына уже вызвали. Говорим больным, говорим — нельзя вставать, но нет. Да, горе.
Осталось рассказать самую малость. Таисия Павловна скрывала от детей, что ездит в больницу: боялась, что они ее неправильно поймут, и она обидится. И была неправа. Когда Таисия Павловна сказала дочери, что вот вчера умер папа, та обиделась: я бы съездила к нему, я сказал бы, что прощаю его. Может, ему стало бы легче.
Сложнее с Виктором. В новейшие времена он удачно спрыгнул
А в самом деле, зачем богатенькому человеку кого-то прощать? Это пусть бедненькие друг друга прощают. А богатенькому человеку никого не надо прощать.
Компромисс
В одном очень большом городе, на широком проспекте, неподалеку от центра в автокатастрофе погиб мужчина. И это был, если судить по похоронам, замечательный, видать, человек. И друг этого человека был в таком горе, что пообещал, мы тебя, Федя (или Серега), похороним по самому высокому рангу.
И друг решил поставить гроб на том самом месте, где человек погиб, то есть посредине проспекта. И провожающих было столько, что они начисто перекрыли движение. И все больше молодые люди со стриженными затылками и накачанной, просто-таки железной мускулатурой.
Милиция это стерпела, что можно понять: прощаются быстро, пробка на полчаса, тем более молодежь любила погибшего и на уговоры все едино не поддалась бы — эта молодежь понимает только язык господина Калашникова, почетного гражданина города Ижевска.
Дальше так. Память — дело святое, и она непременно должна быть обозначена. И друг поставил на месте аварии памятник, временный, понятно, из дерева, но покрашенный под бронзу, — погибший сделал шаг вперед, а правую руку приложил ко лбу на манер козырька. Словно бы он космонавт какой. Словно бы интересуется, а что там, к примеру, за горизонтом. Со временем, конечно, поставим памятник постоянный, из настоящей бронзы. Да, но охрану из молодых крепких пареньков поставили уже сейчас.
Напомнить надо, середка проспекта и мешает движению, и не дай бог кто-нибудь заденет охрану или, что еще хуже, опрокинет деревяшку, и милиция начала уговаривать малость переместить памятник.
И друг согласился. Памятник поставили на тротуар, прямехонько против того места, где погиб Федя (или Серега). И вот теперь днем подле человека, заглядывающего за горизонт, ходят два милиционера, чтоб прохожие случайно не задели памятник, а ночью, когда милиция отдыхает или занята другими делами, в почетном карауле стоят молодые ребятки с железной мускулатурой и стриженными затылками.
Да, компромисс — единственная возможность дожить до сколько-нибудь зрелых лет.
Робин Гуд
Профессор С. заведовала кафедрой в мединституте, а также преподавала в университете и библиотечном институте. Все понимали, это не от жадности, а от необходимости занять работой свободное время: вся семья умерла в блокаде, единственный сын погиб на войне. Деньги она раздавала бедным преподавателям и нищим студентам — тому на башмаки, тому на штаны.
Да, но ее не интересовали не только деньги, но и собственная одежда. К примеру, зимой она ходила в том именно виде, в каком пережила самую голодную зиму: старая ушанка мужа, старый, местами грубо залатанный тулупчик, теплые штаны типа шаровар с пуговицами на щиколотках, мужские ботинки и галоши.
Однажды профессор С. разом получила зарплату в трех местах, а также деньги за книгу, вышедшую в университете, забила ими старый перехваченный бинтами портфельчик и поздно вечером поехала на дачу (муж ее был академиком, она почти академик — дача от довоенных времен). Сидит, значит, в полупустой электричке божий одуванчик и подремывает.
Ну да, как в песне, вдруг за поворотом гоп-стоп не вертухайся, входят именно удалые молодцы — скорехонько вынимайте денежки и ценности. Отбирают деньги, снимают кольца, выдирают серьги. Нет-нет, это не дальние угла, это электричка Ленинград — Зеленогорск, и это конец пятидесятых годов.
На нищую старуху — ноль внимания? Нет! Обратили внимание! Очень уж нищая! И главный из молодцев сказал, эх, бабушка, старушка, довели народ, а ведь мы с тобой в блокаде загибались. И дал ей сто рублей. С. деньги взяла. А тот-то говорит, мы бедных не обижаем, мы бедных защищаем, мы как тот английский мужик, ну, вот кино еще про него шло. Робин Гуд, помогла С. Точно! Да ты еще и грамотная старушка! На тебе еще сотню! И они убежали. Вскоре, в Комарове, вышла и С.
Она не разорвала и не выбросила награбленные деньги, а велела купить штаны самому бедному студенту, к примеру, рассказчику этой вот истории.
Тоже любовь
Вера Андреевна года полтора встречалась со своим другом Николаем. Так-то он хороший мужчина, говорила Вера, и заботливый, и нежадный, но у него один недостаток — очень ревнив.
То ли в прошлой семейной жизни жена ему неаккуратно изменила и Николай обиделся, то ли характер такой, сказать трудно. А только ревновал он Веру к любому существу мужского пола. Хотя, на посторонний взгляд, Вера особых поводов для ревности не давала. Красивая, ухоженная женщина — правда, но это еще не повод для постоянной ревности.
У Николая была комната в коммуналке, у Веры двухкомнатная квартира. Николай пару раз в неделю приходил к Вере и оставался до утра. Она у него оставаться не могла, поскольку жила с одиннадцатилетним сыном.
Нет, правда, малейшего повода было достаточно для ревности, и Николая начинало трясти от злости, и желваки свирепо играют, ну, все понятно. Он тебя колотит? Ну, этого еще не хватало. Николай несколько раз предлагал пожениться, но Вера отказывалась, законно опасаясь, что, став мужем, Николай начнет ее поколачивать (первый муж Веру именно поколачивал, и этого она всего больше боялась).