Факел
Шрифт:
У Олимпии вырвалось гневное восклицание, но, повинуясь жесту Тимона, она умолкла. Буто злобно выругался. Тимон удивленно посмотрел на него, и тот, отойдя в сторону, повернулся к ним спиной. Сам Клеомед ничего не сказал и только посмотрел на Дафну.
После некоторого молчания Тимон спокойно произнес:
— Пусть будет так, как ты хочешь. Клеомед постарается стать победителем не ради одной награды, но ради двух.
Тут Клеомед подошел к Эврифону и требовательно сказал:
— После игр ты дашь отцу решительный ответ?
— Да, —
Буто что-то пробурчал и неожиданно повернулся к ним.
— А теперь, Клеомед, выкинь пока ее из головы и берись за дело как следует.
— Хоть ты-то не вмешивайся! — с неожиданной злобой воскликнул Клеомед,
Гиппократ начал прощаться, но в эту минуту во двор вошел новый вестник и что-то сказал Тимону. Тот попросил Гиппократа подождать, а затем, переговорив с вестником, взволнованно и гордо сообщил, что в гавани Мерописа бросила якорь македонская триера. На ней прибыл Эмпедокл, который прислал узнать, где он может найти Гиппократа.
— Он хочет лечиться у тебя! Ты и вправду прославил наш остров, Гиппократ. Я немедленно пошлю слугу с самыми лучшими мулами, чтобы он поскорее приехал сюда. Эмпедокл Великолепный! Я как-то видел его на Олимпийских играх. Он читал свои стихи со ступеней храма Зевса, а потом, когда он поднялся к своему месту на стадионе, все зрители ему рукоплескали. С тех пор как Фемистокл приехал на игры после своей победы у Саламина, никого еще там не встречали с таким почетом. — Тимон умолк, а потом спросил: — Ты разрешишь пригласить его сюда?
Гиппократ покачал головой и улыбнулся Тимону.
— Нет, нет, он ведь, кажется, приехал лечиться. Я вернусь домой и приму его в ятрейоне, если он того пожелает.
— Но ведь ты знаешь, — запротестовал Тимон, — что он был одним из влиятельнейших людей Сицилии до того, как его родной город Акрагант изгнал его. Будет только прилично, если он посетит мой дом — в конце концов я первый архонт Коса. А он ведь не только врач, философ и поэт, но и государственный муж.
— Да, конечно, он философ, — с легким раздражением ответил Гиппократ, — но медицина только выиграла бы, если бы он оставил ее в покое. Впрочем, я согласен, что свои философские мысли он облекает в очень красивые стихи. Нет, нет, я вернусь домой и приму его там.
— Тимон, — вмешалась Олимпия, — пожалуйста, уговори Гиппократа сначала побеседовать с Клеомедом. Неужели Эмпедокл не может немного подождать?
Гиппократ несколько секунд смотрел на нее. Потом он повернулся к Клеомеду:
— Не проводишь ли ты меня немного? Я хотел бы побеседовать с тобой о Триопионских играх.
Клеомед растерянно поглядел на него, но Олимпия быстро сказала:
— Да-да, Клеомед, иди с ним.
— Иди, Клеомед, — добавил Буто.
Клеомед пожал плечами и махнул рукой.
— Ну, ладно, я провожу этого старого борца. Я дойду до большой стены и оттуда вернусь домой бегом. Это будет добрых восемь стадиев, а, Буто? — Он толкнул наставника локтем и красиво
Глава VII Эмпедокл Великолепный
Когда Гиппократ вернулся домой, был час занятий гимнастикой, из-за ограды палестры доносилась знакомая мелодия флейты и размеренный голос его брата:
— Вверх-вниз, вперед-назад; вверх-вниз, вперед-назад! За полуоткрытой дверью он увидел обнаженные тела,
блестящие от пота лица, поднимающиеся и опускающиеся руки и ноги — ряды людей, молодых и старых.
Заметив Гиппократа, Сосандр вышел из палестры. На нем была только коротенькая юбочка. Он вытер потный лоб и с любовью поглядел на младшего брата.
— Ты знаешь, что к тебе явился знаменитый гость?
— Да, мне сказали. А он уже здесь?
— Здесь. С ним Подалирий, но, кажется, ему нелегко утихомирить столь прославленного мужа.
— А зачем Эмпедокл приехал к нам?
— Не знаю. Со мной он говорить не пожелал. Но я к нему приглядывался, и, по-моему, у него болит спина, хоть он и старается ходить, как юноша в расцвете сил и здоровья. Даже самые великие люди, если только они не умирают в молодости, рано или поздно должны склониться перед болью в позвоночнике.
Во дворике ятрейона перед приемной Гиппократ увидел двух красивых рабов в пышной одежде. Они были одного роста, а их светлые волосы отливали золотом, как у северян. Он поглядел на них с интересом.
— Вы близнецы?
— Да.
— Ваш господин там?
Они одновременно поклонились одинаковым поклоном, в котором сквозила гордость от сознания, что они служат знаменитому человеку.
Приемная была обширна, и свет проникал в нее не только через дверь, но и через большое окно. Гиппократ увидел, что в его кресле сидит какой-то человек. Он держался совершенно прямо. Белоснежные волосы, обрамлявшие высокий лоб, и заостренная бородка были аккуратно подстрижены. Лицо казалось волевым и красивым. Он поднял руку в знак приветствия, но не встал. На большом пальце сверкнул перстень с огромным лиловым сапфиром. И того же цвета был плащ на его плечах.
Стоявший рядом с ним Подалирий сказал с легким раздражением:
— Эмпедокл приехал посоветоваться с тобой. Мне он ничего говорить не желает. Он испробовал все кресла, и ни одно ему не понравилось, даже твое, в котором он сидит сейчас.
С этими словами Подалирий повернулся и быстро вышел из комнаты. Эмпедокл подождал, чтобы он задернул за собой тяжелый дверной занавес, а потом сказал:
— Ты знаешь, кто я такой?
— Да, — ответил Гиппократ. — Ты сын Метона из города Акраганта на острове Сицилии, внук Эмпедокла, который победил в гонках колесниц на Семьдесят первой олимпиаде. Дважды твой родной город предлагал тебе царский венец. И ты дважды отказывался. Что еще хотел бы ты от меня услышать?