Факел

Пенфилд Уайлдер Грейвс

Она улыбнулась загадочной улыбкой.

— Ты покинул Эги так неожиданно! И даже не попрощался со мной. После твоего отъезда мне все время нездоровилось. Я пошла к царю и попросила его послать меня к тебе. Я знала, что помочь мне можешь один ты. Он только посмеялся над моей просьбой. Но когда к нему явился гонец Эмпедокла, который искал тебя, царь вдруг решил, что ты должен стать его придворным врачом, и распорядился, чтобы я поехала к тебе его послом. Так что в эту минуту я представляю особу македонского царя! — Она весело засмеялась, но тут же снова стала серьезной. — Он в любом случае собирался послать этот корабль с секретным поручением в Тир. Можешь считать, что он задумал

разведать намерения персидского царя на случай, если между греками вспыхнет война, которую он ждет. [7] Однако он действительно хочет, чтобы ты поселился в Эгах, и будет обходиться с тобой хорошо. Он боится снова заболеть, как тогда, когда он в первый раз послал за тобой. Я же, — продолжала она, — не уехала после смерти мужа назад в Коринф отчасти потому, что надеялась на твое возвращение в Македонию. Но на это были и другие причины. Если в Греции действительно начнется большая война, которую предсказывает Пердикка, то Македонии она не коснется. Я буду в безопасности в Эгах — и ты тоже, если поступишь благоразумно и вернешься туда. Привези с собой и свою мать.

7

Речь идет о войне между Афинами и Спартой, которая разразилась позднее. — Прим. перев.

Фаргелия говорила со спокойным достоинством, прекрасно играя роль царского посла. И хмурые морщины на лбу Гиппократа, которые подсказали ей, что откровенность может только повредить ее планам, постепенно разгладились. Она села, но Гиппократ продолжал смотреть на стену, словно забыв о присутствии своей гостьи. Фаргелия недоумевающе поглядывала на него.

Она любила этого человека и хотела стать его женой. Что сделала бы на ее месте Праксифея, будь она молода… и на грани отчаяния? Но времени так мало! И быть может, лучший путь — предложить и взять наслаждение? Она ведь всегда искала наслаждения, готова искать его и сейчас — так уж она создана. Но ей нужно нечто большее.

Фаргелия осторожно дотронулась до его руки. Он вздрогнул и посмотрел на нее, смутившись оттого, что забыл о ней, и растерявшись под взглядом этих прекрасных синих глаз.

— Ты не спросил меня о моей жизни, — сказала она. — И ничего не рассказал мне о себе.

Гиппократ сел рядом с ней, и между ними завязалась беседа. Он забыл, какой интересной собеседницей она умела быть. Ведь она очень умна — для женщины. И ему было приятно, что она искренне хочет помочь ему принять верное решение.

— У меня все еще бывают головные боли, — сказала она позднее. — Вот положи мне руку на затылок.

Они встали, и он нащупал ее затылок под пышными волосами.

— Тут что-нибудь не так?

— Нет, — его пальцы спустились на ее теплую шею. Фаргелия быстро накрыла его руку ладонью и на мгновение крепко прижала. Затем посмотрела на него и быстро отодвинулась.

— Я очень рада, что познакомилась с твоей матерью, — сказала она. — Теперь, увидав ее, я узнала тебя гораздо лучше. Она так сильна, спокойна, мудра. Как я хотела бы стать похожей на нее! Может быть, мне это и удалось бы, если бы… если бы только мужчины оставили меня в покое. После смерти мужа мне стало еще труднее.

Весело засмеявшись, Фаргелия снова повернулась к нему, и при этом движении ее плащ соскользнул и приоткрыл плечи, — удивительно красивые плечи, подумал Гиппократ, и шея тоже.

— Ну, вероятно, ты скоро снова выйдешь замуж.

— Да, возможно. Но на этот раз — только за того, кого я люблю. — Ее губы дрогнули. — Тогда я наконец смогла бы укрыться от людей.

У меня были бы дети. Как чудесно — подарить сына тому, кого любишь!

Отвернувшись, Фаргелия закрыла лицо руками. Гиппократ сделал шаг к ней — ему захотелось обнять ее, утешить… Какой сладостный аромат — в Эгах она употребляла те же благовония. Фаргелия почувствовала, что его хитон скользнул по ее руке, и замерла в ожидании. Но тут же услышала, как он сказал, отходя:

— Мне грустно знать, что ты недовольна своей жизнью. Но почему бы тебе и в самом деле не выйти замуж? Подыщи себе какого-нибудь Геракла, который распугает остальных твоих поклонников. — Он прошел в дальний конец комнаты и сел. — Чем я могу помочь тебе?

Она последовала за ним и села напротив.

— Я хочу, чтобы ты взялся лечить меня.

— От какой болезни?

— От болей в затылке и в спине, которые порой мучают меня.

— Если ты будешь лечиться у меня, я должен подробно записать историю твоей жизни.

Он протянул руку за камышовым пером и папирусом.

— Отложим до другого дня. — С этими словами она встала и, развязав золотой пояс, сбросила плащ. Хитон у нее был синий, и он отметил про себя, что этот цвет делает синеву ее глаз еще более глубокой. — Я испытываю стреляющие боли — в шее, в спине, и они отдаются даже в ноге и ступне.

Сбросив сандалию, Фаргелия положила босую ногу на его ладонь — теплую красивую ступню, холеную и душистую. Затем она погладила ее рукой, которая не знала, что такое труд. «Как проводит она свои дни? — подумал Гиппократ. — Нет, ее жизнь совсем не похожа на жизнь тех, кто хлопочет по хозяйству, и тех, кто ухаживает за больными!»

Фаргелия отдернула ногу и лукаво улыбнулась.

— Но иногда боль жжет всю ногу. — И, приподняв край хитона, она провела пальцем по нежной икре и бедру, показывая, где болит.

Гиппократу вдруг стало трудно дышать. Из-за аромата благовоний, внушал он себе: ведь Фаргелия стоит совсем рядом. Как легко было бы заключить ее в объятия и как заманчиво! Ее глаза обещали, что она не рассердится. Но у него есть твердое правило… Какое же? Ах да! У него есть твердое правило: он будет ждать, пока не найдется женщина, которую он захочет назвать своей женой. А сейчас, во всяком случае, не время принимать такие решения.

Фаргелия одернула хитон и встала на цыпочки, весело посмеиваясь.

— Как ни странно, — сказала она, — мне не больно ходить и даже танцевать.

Она уже танцевала: сначала ее движения были медленными и размеренными, потом она запела ритмичную песенку, прищелкивая пальцами и хлопая в ладоши:

— «Скользите, скользите, босые ножки, по мрамору плит. Скользите, скользите, вправо и влево, влево и вправо, вперед и назад».

Гиппократ знал и эту мелодию и слова. Народная пляска, древняя, как мир, простая, как любовь, один и тот же повторяющийся ритм: «Скользите, скользите, босые ножки, по мрамору плит».

Гиппократ вдруг почувствовал, что ему хочется танцевать. Как странно! И как нелепо! Он встал и отвернулся, а Фаргелия, кружась, промелькнула мимо него и подхватила свой плащ. Затем она села, зашнуровала ремни сандалий и сказала:

— Я ухожу. Я хочу поговорить с твоей матерью. Она может меня многому научить. Мне так хочется понравиться ей! И наверное, она поможет мне найти дом, где я могла бы поселиться со своей служанкой до возвращения триеры.

На пороге она еще раз оглянулась и исчезла. Гиппократ по-прежнему стоял посреди комнаты и тихо напевал все ту же мелодию. Вскоре он про себя начал импровизировать: «Шутки, смех и взгляд зовущий; гибкое тело манит тебя. Спеши за нею вправо и влево, влево и вправо, вперед и назад…»