Факел

Пенфилд Уайлдер Грейвс

Эней совсем запыхался. Ссутулившись, он опустился на каменную скамью, и его седая борода покрыла его колени. Отдышавшись, он посмотрел на Дафну и задумчиво кивнул.

— Побудь здесь немного и расскажи мне, что тебя гнетет.

И сев рядом с ним, Дафна стала отвечать на его вопросы откровенно и не смущаясь. Потом он сказал:

— Много десятков лет прошло с тех пор, как я учился врачеванию в Сирне. Наверное, я забыл кое-что из того, чему меня обучали. Но зато я знаю жизнь, как может узнать ее только врач. Все долгие годы, которые я прожил здесь, занимаясь врачеванием, больные открывали мне свое сердце, зная, что тайны их будут бережно сохранены… мужчины и женщины, мужья, жены и дети. Тебя тревожит мысль

о любви и страх перед неведомым будущим. О том, что такое любовь, я узнал от моей жены — она уже давно умерла — и наблюдая за другими людьми, выслушивая повесть о их радостях и горестях. Любовь — это не тяжкий долг и не мимолетное наслаждение. Она нечто совсем иное. Любовь — это блаженные узы, связующие мужчину и женщину, помогающие им жить и трудиться вместе. Возможно, если бы Пирам не умер, тебя с ним связала бы любовь. Но забудь о прошлом. Думай о будущем. Где-то есть другой Пирам, которому ты нужна и желанна. Не прячься, не жди, чтобы боги открыли ему, где тебя искать. Иди, живи и смотри вокруг. Наверное, ты узнаешь его прежде, чем он тебя. Говорят, что юноша ищет девушку, а не она его, о свадьбе же договариваются отцы. Однако чаще всего первый шаг делает девушка — ее слово, жест, взгляд зажигают огонь в его сердце, ибо она более чутка и глаза ее зорче.

— Ну, а теперь пойдем, — сказал Эней после недолгого молчания. — Я провожу тебя до моста.

Ксанфий ждал их у наружной двери. Он вскинул узел на спину, и все трое пошли по улицам Пелеи. Ветер закидывал длинную бороду Энея ему за плечо, его посох громко стучал по камням. Дафна заметила, что все встречные-мужчины, женщины, дети — улыбаются старому асклепиаду, здороваясь с ним, а он каждого называет по имени.

На мосту через горный поток они остановились. Дафна на прощанье поцеловала Энея, и они с Ксанфием пошли дальше. После того, как она поделилась своими сокровенными мыслями с этим добрым и умным стариком, на душе у нее стало легко и весело. Эней махал им вслед рукой и бормотал благословения, которые слышал только ветер.

Глава X Галасарна

В Галасарне у постели бабушки Гиппократа стояли два врача.

— Нет, Гиппократ, мне кажется, ты неправ, — говорил Эврифон. — Неправ, берясь за то, чего ты не в силах выполнить.

Укутанная покрывалом Фенарета как будто спала. Было видно только ее худое темное лицо — в нем чувствовалась воля и спокойное достоинство. Бесчисленные морщины свидетельствовали о житейских бурях и радостях, о добром сердце и о решительном характере.

Сейчас, при свете дня, Гиппократ и Эврифон говорили о наложенной накануне ночью повязке. Кость была сломана почти у самого тазобедренного сустава. Пришлось прибегнуть к помощи двух сильных мужчин — один крепко держал старуху за плечи, а другой изо всей мочи тянул сломанную ногу, пока Гиппократ, сжимавший ладонями место перелома, не почувствовал, что кости наконец с легким щелчком встали на место. Теперь задача заключалась в том, чтобы помешать мышцам бедра сократиться, иначе кости зайдут друг за друга и после сращения нога станет короче, чем была.

Ногу искусно забинтовали и надели на нее в паху, над коленом и у лодыжки кольца из египетской кожи. Эти кольца были снабжены специальными ушками, в которые теперь осторожно вставили кизиловые прутья толщиной в палец — по три прута с каждой стороны. Гибкие прутья, пружиня, давили на кольца, давление это передавалось на ногу, и сломанная кость сохраняла нужное положение.

Врачи позаботились и о том, чтобы на коже не образовались пролежни: под те места, на Которые опиралось тело — под пятку, под плечи и под нижнюю часть спины, — были подложены подушечки из хорошо расчесанной неочищенной шерсти. И, наконец, нога была заключена в желобок.

— Люди, — заметил Гиппократ, — видят только эти желобки и считают их главным средством лечения

переломов. Однако наиболее полезен такой желобок бывает, когда перестилается постель или больной идет на стул.

По губам Эврифона скользнула легкая усмешка.

— Право, за всю историю мира не найдется ни одной почтенной старушки, у постели которой произносилось бы столько ученых речей. Однако я все-таки утверждаю, что нога станет немного короче, хоть ты и говоришь, что это «большой стыд» для врача. Ты деятелен и с надеждой смотришь на будущее, но я ее не разделяю. У нас в Книде мы убедились в одном: чем меньше мы лечим наших старух, тем они здоровее.

Фенарета пошевелилась и открыла глаза.

— О каких это старухах ты говоришь? Да разве я старуха? Как бы я тогда влезла на стол, с которого упала? Вы всю ночь провозились с моей ногой. Ну, на боль-то я уж не жалуюсь, без нее, конечно, обойтись было нельзя. Но вот пустой болтовни я наслушалась куда больше, чем можно стерпеть. А теперь уходите и дайте мне поговорить с Праксифеей. Она знает, что нужно сделать. Когда мой сын Гераклид задумал жениться на Праксифее, я сказала ему, что он берет лучшую невесту Галасарны, есть у нее приданое пли нет.

Гиппократ нагнулся к ней.

— Повязки не давят?

Морщины на выдубленном лице Фенареты сложились в улыбку, а запавшие глаза подобрели.

— Ничего. Ты постарался на славу. — Она закрыла глаза. — А теперь уходите.

Врачи с улыбкой переглянулись и вышли, но во внутреннем дворике остановились, продолжая спорить.

— Нога не станет короче, — заявил Гиппократ, — если ее удастся сохранить в этом положении. Оно, я считаю, способствует естественному процессу заживления. Вы, книдцы, должны понять, что он протекает гораздо лучше, если первые десять дней сохранять место перелома в неподвижности, правильно соединив концы кости. А потом на них появляется утолщение, которое само удержит их в нужном положении. Моя бабушка сохранила живость и бодрость духа, но ведь она очень стара и слаба. Может быть, я и потерплю неудачу, но я буду день и ночь ухаживать за ней, делать перевязки и следить, чтобы кизиловые прутья правильно растягивали ногу.

В наружную тяжелую дверь постучали, и Гиппократ пошел открывать. Эврифон следовал за ним, не желая уступать ему последнее слово.

— Ты пытаешься понять то, что понять невозможно. В этом твоя беда, Гиппократ. Гораздо полезнее лечить симптомы. Если нога ноет, измени ее положение. Если больная лежит удобно, оставь ее в покое. Еще раз повторяю: переломы бедра не похожи ни на какие другие переломы.

Гиппократ отодвинул засов и распахнул тяжелые створки двери.

— Клянусь богами, Эврифон! — воскликнул он. — Погляди, кто здесь!

Перед дверью стоял старик Ксанфий, уже поднявший руку, чтобы постучать еще раз. За спиной у него был большой узел. Позади стояла Дафна, держа в руке узелок поменьше.

Ксанфий посторонился, давая ей дорогу, но Дафна не двинулась с места. Она смотрела на Гиппократа, словно впервые его видела, словно о чем-то его спрашивала. Он с изумлением понял, что она даже не заметила присутствия своего отца.

— Дафна! — воскликнул Эврифон. — Что ты здесь делаешь?

Она обняла его и молча прильнула к его плечу. Через дворик к ним спешила Праксифея.

— Добро пожаловать, Дафна, — сказала она без всякого удивления. — Я рада, что ты здесь. Я этого очень хотела. И даже ждала тебя.

Дафна подняла голову и посмотрела на Праксифею. В ее глазах блестели слезы.

— Мне пришлось уйти оттуда, — сказала она. — У меня не было выбора. Но как ты догадалась?

Праксифея засмеялась.

— Я видела, как ты стояла тогда на террасе, а потом кое о чем расспросила. А теперь пойдем со мной.

— Но ты позволишь мне остаться здесь и… и помочь тебе ухаживать за Фенаретой? Ведь я не новичок в этом деле — спроси у отца.