Факел
Шрифт:
Старуха пошевелилась, и лицо ее сморщилось от боли. Гиппократ осторожно приподнял ее, а Дафна растерла ей спину, поправила подушки и подстилку из шерсти, смеясь и болтая, словно Олимпия и не приезжала в Галасарну.
Когда наконец Фенарету устроили поудобнее, она внимательно оглядела Гиппократа.
— Ты настоящий Геракл. Когда ты поднимаешь меня, я чувствую, как ты силен. Да и то сказать, в твоих жилах течет столько же крови Геракла, от которого происходит моя семья, сколько и крови Асклепия, от которого ведет свой род семья моего мужа. Но, по правде говоря, я думаю, что и от той, и от другой не осталось и следа еще у наших с ним предков.
Глава XI Отвергнутый венок
Пляшущий огонек светильника озарял маленькую комнату, где они обедали в этот вечер, мягким золотистым светом, и Гиппократ, найдя в Дафне внимательную и чуткую слушательницу, показал, что он умеет быть и очень интересным рассказчиком. Шутливые замечания его матери делали их беседу еще приятнее. Тушеное мясо было необыкновенно душистым и вкусным, о чем они поспешили сказать, когда в дверях появилась улыбающаяся привратница. Хрустящий свежий хлеб с конопляным семенем, масло, сыр, лепешки на меду, вино, разбавленное водой, — лучшей еды не могли себе пожелать проголодавшиеся после прогулки молодые люди.
Дафна обычно ложилась спать рано, и Гиппократ уже давно заметил, что каждый вечер ждет ее ухода со все большим сожалением. На этот раз, когда она поднялась со своего места, он сказал:
— Надо подумать, как мы проведем время, которое нам еще осталось пробыть в Галасарне. Дафна уезжает завтра днем, а послезавтра утром и я должен буду вернуться к моей работе. Завистливые боги не дают длиться таким счастливым дням. Но если Дафна хочет еще раз побывать в предгорьях, то мы можем посвятить завтрашнее утро умиротворению Аполлона, внимая мелодиям его Муз. Собственно говоря, как я слышал своими ушами, именно это и велела Дафне моя бабушка. По-моему, все женщины в этом доме устроили какой-то заговор. Можно подумать, что мужчина без них не смеет стать счастливым.
Все засмеялись, а Гиппократ добавил:
— Помнишь, матушка, как отец дразнил тебя, читая наставление Гесиода:
«В дом свой супругу вводи, как в возраст придешь подходящий; До тридцати не спеши, но и за тридцать долго не медли… Девушку в жены бери — ей легче внушить благонравье… Все обгляди хорошо, чтоб не насмех соседям жениться. Лучше хорошей жены ничего не бывает на свете. Но ничего не бывает ужасней жены нехорошей!» [9]9
Перевод В. Вересаева
— По-моему, Гесиод был старым холостяком, и к тому же очень мерзким! — воскликнула Праксифея. — Наверное, он был таким уродом, что не нашлось приличной женщины, которая согласилась бы стать его женой. Однако мне надо доказать, что я тоже заговорщица. — С этими словами она вышла из комнаты и скоро вернулась, держа в руке лиру. — Фенарета хочет, чтобы ты взял ее себе,
Гиппократ явно собирался отказаться от подарка, но мать стала его уговаривать:
— Это ведь очень маленькая лира, совсем не похожая на те, которые приносят музыканты на пиры. Обязательно захвати ее завтра с собой. Может быть, Дафна научит тебя какой-нибудь новой мелодии.
Гиппократ решительно покачал головой.
— Заговор всегда ведет к тирании, а свободные люди должны всеми силами ей противиться. Иначе греки станут всего лишь жалкими мужьями воинственных амазонок.
— Разумная тирания — самый мудрый образ правления, — с улыбкой сказала Дафна.
На следующее утро, едва взошло солнце, Гиппократ и Дафна уже весело шагали к подножию горы Оромедон. Люди, спешившие на работу в поля, с удивлением посматривали на молодую пару, стараясь догадаться, кто они такие. Навстречу им попались двое мужчин в нарядных плащах.
— Какая красавица! — сказал один.
— А ты знаешь, кто ее спутник? — спросил другой.
— Нет.
— Помнишь юношу борца, который завоевал Косу венок на Триопионских играх? Лет десять назад, а то и больше? Звали его Гиппократ… Гиппократ, сын Гераклида. Его родственники все еще живут в Галасарне.
— Клянусь богами! — воскликнул его приятель, оглянувшись. — Кажется, ты прав. Он сильно изменился с тех пор, но манера держать голову осталась у него прежней. Это было одиннадцать лет назад. Я очень хорошо помню игры того года. Я ведь и сам в них участвовал — метал копье. Ну что же, я охотно поменялся бы с ним сейчас местами. По-моему, под плащом он несет лиру. Счастливчик! Нет ли сегодня где-нибудь свадьбы?
Мимозы у дороги золотились пушистыми шариками, а среди зеленеющих живых изгородей кое-где клонил свои красивые цветы гибискус — рубиново — красные с черным, припудренные желтой пыльцой. Над густыми шелестящими зарослями бамбука покачивались перистые метелки молодых побегов.
Поднимаясь по склону, Гиппократ и Дафна видели внизу фруктовые сады, где ровными рядами росли смоковницы — издалека их стволы казались голубовато-серыми, а ветви опутывала дымка крохотных весенних листочков, — и рощи оливковых и персиковых деревьев, яблонь и мушмулы.
Наконец они добрались до лиловых склонов, но знакомого пастуха нигде не было видно. Тогда они пошли дальше и вскоре достигли ровной площадки на уступе. Там торчала полуразрушенная башня — возможно, остатки крепости, построенной в те почти забытые времена, когда доряне из Эпидавра впервые вторглись на Кос, захватив западную его часть. Здесь сходились три дороги — из Галасарны, из Астипалеи, расположенной на западе, и из Мерописа, лежавшего по ту сторону гор.
— Сколько событий произошло с тех пор, — сказала Дафна, — как мы с Ксанфием шли по этой дороге, покинув виллу Тимона! Вот здесь мы с ним отдыхали.
Воздух был прохладен, но они сбросили плащи, согретые гордой радостью, которая хорошо знакома тем, кто любит бродить по горам. Площадка упиралась в крутой утес. С его вершины доносился низкий посвист горных поползней.
— Послушай, — сказала Дафна. — Какие странные томящие трели раздаются среди скал! Они чуть-чуть напоминают пение соловьев в кипарисовой роще около виллы Тимона.