Факел
Шрифт:
Когда путники свернули на залитую солнцем проезжую дорогу, Эврифон снова обернулся и помахал рукой, прощаясь с дочерью. Она помахала ему в ответ.
«Ей дали удачное имя, — подумал он. — Моя маленькая Дафна, мой лавр. Теперь ты должна забыть меня. Клеомед красотой не уступит Аполлону, жаль, что я не могу сказать того же о его уме… Но все-таки не убегай от него. Не превращайся от его прикосновения в вечнозеленое дерево».
После того как путники скрылись из виду, Дафна еще долго стояла на террасе. Из темной кипарисовой рощи донесся далекий
Хорошо, она постарается смириться со своей участью — возможно, такова вообще судьба женщины. А она так надеялась, что у нее все будет по-другому! Но чаша наполнена, она должна ее выпить. Как жаль, что замужество нельзя попробовать, как напиток, и выплеснуть, если он окажется слишком уж невкусным!..
Из задумчивости ее вывел голос Олимпии:
— Не следует весь день предаваться пустым мечтам!
Дафна, вздрогнув, быстро обернулась. Опять она подглядывает за ней!
— Пойдем со мной, — сказала Олимпия.
Они пересекли внутренний дворик и поднялись на крышу виллы. Олимпия прошла в дальний ее конец и, остановившись у парапета, указала Дафне на склон горы.
— Видишь площадку с этой стороны палестры? Я велела Буто упражняться с Клеомедом там, чтобы я могла смотреть на сына. Вон они выходят из палестры, готовые к схватке.
— Но мне неприятно подглядывать за ними! — воскликнула Дафна. — И ведь они совсем обнажены!
— Конечно! — Олимпия засмеялась низким грудным смехом. — Не бойся, милочка, за парапетом нас не видно. А тебе следует получше рассмотреть своего будущего мужа. Ведь в брачную ночь ты увидишь его не таким. Впрочем, ты так простодушна, что, наверное, ничего не слышала о могуществе Приапа, сына Афродиты. — Она снова засмеялась, не отводя взгляда от дерущихся. — Не тревожься, милочка. Я ведь всего только мать твоего жениха. Я не стану ревновать его к тебе. Но между нами в будущем не должно быть секретов — мы ведь обе женщины. И я знаю, какая ты счастливица! В конце концов, я же спала с его отцом…
Мягко раскачиваясь, бойцы быстро наносили и парировали удары. Они кружили на площадке. Но вот Клеомед перехитрил Буто и ударил его в лицо левым кулаком. Олимпия засмеялась и повернула голову. Она была одна.
— Дафна! Дафна!
Ответа не было, и, подбежав к лестнице, Олимпия остановилась, дрожа от гнева.
А Дафна давно уже скрылась в своей комнате. Она еще не встречала таких женщин, как Олимпия, и не всегда понимала ее намеки, но тем не менее испытывала к ней необъяснимое отвращение. Убежала она, повинуясь безотчетному порыву, и теперь уже почти раскаивалась в своем поступке. Ведь ради отца она решила подружиться с Олимпией, если это ей удастся.
В конце концов Дафна вышла на галерею. Пенелопа у себя в комнате пела, аккомпанируя себе на лире. Дафна зашла к ней, и они проболтали до обеда.
За обедом Олимпия была очень ласкова и любезна. Клеомед и Буто, сказала она, вечером собираются вернуться в Триопион. Она пришлет за Дафной служанку, когда Клеомед придет прощаться.
— Клеомед, — добавила она, — сейчас в конюшне. Он
«Да умеет ли Олимпия говорить о чем-нибудь, кроме своего сына?» — подумала Дафна.
Когда Дафна вернулась в свою комнату, там ее ждал старый раб Эврифона Ксанфий. Он спросил, не нужно ли ей чего-нибудь.
— Ах, Ксанфий, я так рада, что ты пришел! Мне тут очень одиноко.
Уходя, он погладил ее по руке.
— Ничего, я ведь рядом.
Дафна поправила прическу, а потом принялась чинить порвавшуюся одежду. Вдруг в комнату вновь вошел Ксанфий. Лицо его было встревожено, и он сказал вполголоса:
— Клеомед только что вернулся из конюшни и кончил мыться. Он сейчас со своей матерью и с Буто. Я слышал, как она говорила, что скоро пошлет за тобой.
— Ксанфий, — сказала Дафна со вздохом, — помнишь, как я, когда была маленькой, прибегала к тебе со всеми моими бедами? А после смерти матушки ты был мне настоящей опорой.
Старик улыбнулся.
— Ксанфий, как мне будет здесь житься, если я выйду за Клеомеда?
— Не знаю, Дафна, — покачал головой старик. — Любовь, когда она приходит, помогает со многим мириться. Но… я могу только рассказать тебе, что я вижу и слышу. Сейчас я услышал разговор Буто с матерью Клеомеда. Он сердился, а Олимпия старалась его успокоить. По-моему, она чего-то боялась. Буто сказал… только я, наверное, ослышался…
— Так что же он сказал? — спросила Дафна. — Что тебе послышалось?
— Я был далеко и не хотел подслушивать. Но он, кажется, воскликнул: «Клеомед — дурак! Надо покрепче обнять девушку, и она твоя. Разве не так я получил тебя?» И он засмеялся.
Дафна посмотрела на Ксанфия.
— Да, ты был далеко и, наверное, ошибся.
— Возможно, — согласился Ксанфий. — Тут к ним подошел Клеомед. Он как будто сердился на мать. Тогда она сказала, что сейчас пошлет за тобой, и я побежал предупредить тебя.
На галерее послышались шаги, и за дверным занавесом раздался голос Олимпии, спрашивавшей, можно ли ей войти. Дафна отдернула занавес, и Олимпия вошла, улыбаясь им обоим. Затем она поцеловала Дафну.
— Я только что видела твоего раба на террасе. Для своего возраста он быстр на ногу. А теперь, дорогая Дафна, пойдем вниз. Клеомед ждет тебя. Ему так грустно оттого, что он должен сегодня уехать! Мы ведь все тебя горячо полюбили.
На террасе Олимпия оставила молодых людей «нежно попрощаться», как она выразилась. Они спустились в сад, а потом вошли в кипарисовую рощу, но Дафна вскоре остановилась— темный лес вдруг показался ей страшным.
— Если я не вернусь в Триопион сегодня, — объяснил Клеомед, — главный судья не допустит меня к состязаниям. Я говорил с ним перед отъездом. «Отпускаю тебя на два дня, — сказал он. — Но упражняйся хорошенько. Ты должен посвятить Аполлону всю силу, быстроту и старание, на которые только способен».
Клеомед ухмыльнулся, как маленький мальчик. Его обнаженное по пояс юное бронзовое тело было великолепно, под кожей мягко перекатывались могучие мышцы. Красота Дафны и мысль о том, что они наконец-то остались одни, заставили его на мгновение умолкнуть.