Фактор Черчилля. Как один человек изменил историю
Шрифт:
К 3 марта были представлены две концепции: в одной предполагались большие задние колеса, а в другой – гусеничный ход. Пришло время денежных трат. Без санкции военного министерства и без консультации с коллегами по кабинету Черчилль поместил заказ на изготовление прототипов. Он не имел понятия, какой вариант предпочтительнее, поэтому решил сделать оба – дюжину экземпляров на гусеничном ходу и шесть с большими колесами. Надеясь пробудить дух соперничества, адмиралтейство задействовало двух подрядчиков. Ими были Foster и Foden, их уровень прибыли составлял 10 процентов. Общая стоимость заказа составляла 70 000 фунтов, или 5 миллионов фунтов
Пока во Фландрии продолжалось истребление людей, Теннисон д’Эйнкорт и его команда корпели над задачей. Так что же лучше? Накладки или башмаки на колесе? И как решить основную проблему: обеспечить безопасность людей в транспортном средстве без чрезмерной брони, из-за которой танк может увязнуть в грязи? Находясь на своем наблюдательном пункте в адмиралтействе, Черчилль продолжал подгонять и подбадривать, но в мае 1915 г. произошла катастрофа.
Его карьера пошла под откос. Он оказался в канаве вверх колесами, без какой-либо надежды выбраться. Черчилль потерял свой пост из-за Галлиполи – его выжили тори, не пожелавшие работать с ним в правительстве. Он безуспешно пытался сохранить свою роль в проекте сухопутных кораблей. Черчилль осведомился у Бальфура, сменившего его в адмиралтействе, сможет ли он продолжать руководить небольшим объединенным комитетом адмиралтейства и военного министерства. Из этого ничего не вышло.
Он привез своего наставника Ллойд Джорджа, ставшего министром вооружений, посмотреть лабораторию под открытым небом в Уормвуд-Скрабз, где ревущие, извергающие дым железные скарабеи с переменным успехом бросались на рвы и валы. Увы, он больше не был отцом проекта, не играл в нем никакой роли – ни формальной, ни неформальной. Без творческого напора Черчилля «Франкентрактор» зачах. На Западном фронте солдаты продолжали идти в атаку из траншей с ужасными последствиями. Военное начальство перечеркнуло планы по созданию новой машины.
Письмо Герберту Уэллсу о «сухопутных линкорах»
Осенью того же года он сам оказался на Западном фронте, чтобы искупить свою вину, участвуя в сражениях, а в начале следующего года подполковник Черчилль принял командование 6-м батальоном Королевских шотландских фузилеров. Он непосредственно видел ужасы и безысходность. Черчилль написал длинную докладную записку, и только после встречи с сэром Дугласом Хейгом, во время которой было заметно, что Хейг чего-то недоговаривает, стало понятно, что проект ожил.
14 февраля 1916 г. Теннисон д’Эйнкорт послал Черчиллю радостное письмо. Он сожалел, что понадобилось так много времени. Начинание увязло метафорически и физически: «Потеряв существенное преимущество вашего влияния, я с большим трудом управлял продвижением проекта, которому препятствовали булыжники неприятия и более коварные зыбучие пески безразличия».
Результат тем не менее был впечатляющим, сообщил д’Эйнкорт. Последний боевой вепрь был воистину атлетичен. Он легко мог преодолеть бруствер высотой в полтора метра и трехметровый ров. На вооружении были 6-фунтовые пушки в спонсонах – бортовых выступах, как на линкоре. Орудия могли стрелять как вбок, так и вперед. Автор письма хвастался, что машина прорывалась сквозь проволочные заграждения, «словно носорог через пшеничное поле… Она походит на огромное допотопное чудовище, особенно когда оказывается на топкой земле. Надеюсь, она напугает бошей».
В заключение Теннисон д’Эйнкорт неловко, но сердечно воздал дань уважения униженному Черчиллю: «Позвольте мне выразить поздравления по случаю успеха предложенного вами проекта, а также пожелать удачи в вашей работе на фронте».
Началось производство сухопутных кораблей. В интересах секретности заводским рабочим было приказано называть их «водяными танкерами», как будто это были гигантские цистерны для перевозки воды, которые предназначались для иссохших полей сражений в Месопотамии. Для краткости они именовались танками, так их до сих пор и называют, даже по-русски.
Танк занимает особое место в истории британских достижений. Британскими были не только ключевые идеи – что случалось довольно часто, – но и разработка вместе с практическим применением. Ведь к 1917 г. производились сотни танков – больше, чем в какой-либо из других воюющих стран.
И вскоре Черчиллю пришлось нести ответственность за их производство: в июле того года Ллойд Джордж снова взял его в правительство, назначив министром вооружений. Пресса сходила с ума. The Sunday Times утверждала, что такое назначение будет «серьезной угрозой для исполнительной власти и для империи в целом». The Morning Post предупреждала: «Опасная и крайне неопределенная переменная, мистер Уинстон Черчилль, – эта блуждающая почка политического организма снова вернулась в Уайтхолл».
Нельзя настолько ошибаться. Черчилль был незаменим для успеха. Он одержимо работал, чтобы войска были оснащены новыми вооружениями – самолетами, химическими снарядами и танками. Он был уверен, что они помогут выйти из тупика, а тем временем кровопролитие усугублялось. Осенью того года излюбленная Хейгом стратегия лобового натиска достигла новых глубин безумия. Несмотря на опасения и Черчилля, и Ллойд Джорджа, генерал начал третью битву при Ипре – в ней погибнут 850 000 человек, включая 350 000 британских солдат. Это было побоище с доселе невиданным размахом – промышленный вариант битвы при Каннах.
Затем танки были наконец готовы – и в больших количествах. 400 из них 20 ноября 1917 г. участвовали в наступлении при Камбре, где было достигнуто существенное продвижение. У Черчилля началась лихорадочная активность. Он учредил танковый комитет и поставил задачу произвести 4459 единиц к апрелю 1919 г. Когда рабочие танкового завода заважничали, Черчилль угрожал послать их на фронт. Тем самым трудовой спор был разрешен. Потом произошло воодушевляющее событие: в сражении при Амьене 8 августа 1918 г. бронированные левиафаны сокрушили немцев.
Шестьсот британских танков прорвали оборону, преодолевая траншеи и крепко удерживаясь на пространствах грязи, вражеские пули расплющивались, попадая в их крепкую металлическую оболочку, – как это представлял себе Черчилль. Верно, что немцы вскоре научились преодолевать страх, подобно тому как римляне перестали бояться слонов Ганнибала. Через несколько недель немцы стали довольно эффективно уничтожать танки. Но урон их моральному духу уже был нанесен. Генерал Эрих Людендорф назвал первый день сражения при Амьене «черным днем» немецкой армии, и его можно считать началом конца.