Факторизация человечности
Шрифт:
— Я тоже люблю тебя, Тыковка.
33
Бекки провела с ними ещё два счастливых часа, но в конце концов засобиралась домой. Она жила в центре, и ей нужно было рано вставать, чтобы открыть магазин в среду утром.
Когда она ушла, Кайл присел на диван.
Хизер долго смотрела на него.
Он был таким сложным человеком — гораздо более сложным, чем она думала. И он также, при всех своих плюсах и минусах, был в целом хорошим человеком.
Но не идеальным, разумеется. Хизер
Нет, идеальных мужчин не бывает — но она это знала ещё до того, как покинула Вегревиль и поселилась в Торонто. Кайл был одновременно великим и ущербным — с хребтами и долинами, более-менее таким, каким она всегда себе его представляла.
Но, осознала она, каким бы он ни был, она может это принять; они не идеально подходили друг другу и, вероятно, никогда не будут. Но она сердцем чувствовала, что он ей подходит лучше, чем кто-либо ещё. И, возможно, признание этого и есть любовь — определение не хуже любого другого.
Хизер пересекла комнату и остановилась перед ним. Он поднял на неё свой карие щенячьи глаза, такие же, как у Бекки.
Она протянула руку. Он взял её. И она повела его через гостиную к лестнице и по ней наверх, в спальню.
Прошёл год с тех пор, как они в последний раз занимались любовью.
Но она не пожалела, что пришлось так долго ждать.
В этот раз она совсем не нервничала.
Когда они закончили и просто лежали в объятиях друг у друга, Хизер произнесла единственные слова, что прозвучали в тот вечер после ухода Бекки.
— С возвращением.
Они заснули, обнимая друг друга.
Следующее утро: среда, 16 августа.
Сходя по лестнице в гостиную, Хизер увидела Кайла. Тот уставился куда-то в пространство; его взгляд был направлен в пустое место на стене между картиной Роберта Бэйтмана с толсторогом и фотогавюрой Анселя Адамса с Аризонской пустыней.
Хизер вошла в комнату. На соседней стине висели их свадебные фото четвертьвековой давности. Она видела, что сделали эти двадцать пять лет с её мужем. До недавнего времени его волосы были примерно того же тёмного каштанового оттенка, как и в день их свадьбы, с едва заметными проблесками седины, а на высоком лбу практически не было морщин. Но сейчас — сейчас на лбу залегли глубокие складки, а рыжеватая борода и тёмные волосы были пронизаны серебряными прядями.
Он даже как будто стал меньше. Нет, его рост, без сомнения, по-прежнему был метр семьдесят семь, но он сидел на дивание сгорбившись, сжавшись. И у него было брюшко — он столько сил потратил, чтобы избавиться от него после инфаркта. Да, ему не удалось вернуться к своим прежним пропорциям, но Хизер явно видела, что он себя запустил. Она надеялась, что сейчас, когда Кайл и Бекки помирились, он повеселеет, но, несмотря на все радости вчерашнего вечера, похоже, этого не произошло
Хизер прошла через гостиную. Кайл коротку взглянул на неё; его лицо пылало гневом.
— Мы должны её остановить, — сказал он.
— Кого?
— Психотерапевтку.
— Гурджиефф, — подсказала Хизер.
— Да. Мы должны её остановить. — Кайл посмотрел на Хизер. — Она может сделать то же с кем-нибудь ещё — разрушить ещё одну семью.
Хизер села рядом с ним на диван.
— Что ты предлагаешь?
— Добиться лишения её практики — или как это называется у психотерапевтов.
— Ты имеешь в виду отозвать её лицензию. Но она не психиатр или психолог. Она даже не называет себя психотерапевтом ни в каких бумагах, что я видела, когда у неё была; это Бекки её так называла. Она зовёт себя «консультантом», и вообще-то в Онтарио для такой деятельности не нужна лицензия.
— Тогда мы должны подать на неё в суд. За преступную халатность. Мы должны сделать так, чтобы она больше никогда не пыталась никого лечить.
Хизер не знала, что сказать. Она пыталась разобраться с последствиями своего открытия; когда она предаст его гласности, когда вся человеческая раса получит доступ к психопространству, мошенники вроде Гурджиефф потеряют своё влияние — проблема решится сама собой.
— Я понимаю, о чём ты говоришь, — сказала Хизер, — но правда, разве мы не можем просто дать всему этому закончиться?
— Оно не закончится, — сказал Кайл.
Хизер произнесла очень мягко:
— Но Бекки про…
Она оборвала себя на полуслове. Она чуть не сказала «Бекки простила тебя», словно ей было, что прощать. Возможно, Кайл прав — возможно, он останется запятнанным на всю жизнь. Из всех людей Хизер лучше всех знала, что Кайл невиновен, и всё же не раздумывая, на краткий миг её бессознательное начало предложение, предполагавшее, что что-то всё-таки произошло.
Кайл шумно выдохнул.
— То есть, она теперь понимает, что ничего не было, — сказала Хизер, пытаясь исправить ситуацию. — Она знает, что ты никогда не причинял ей зла.
Кайл очень долго молчал. Хизер смотрела, как его округлые плечи приподнимаются и опадают в такт дыханию.
— Дело не в Бекки, — сказала Кайл.
У Хизер упало сердце. Она сделала больше, чем он мог знать, чтобы помочь ему — но, возможно, в конечном счёте этого было недостаточно. Она знала, что многие браки распадаются уже после того, как кризис пройден.
Она открыла рот, чтобы сказать «Прости», но Кайл заговорил раньше неё.
— Дело не в Бекки, — сказал он снова. — Дело в Мэри.
Хизер почувствовала, как у неё округляются глаза.
— Мэри? — Она так редко произносила это имя вслух, что оно показалось ей почти чужим. — Причём здесь Мэри?
— Она считает, что я причинял ей боль. — Настоящее время; неспособность смириться с тем, что случилось.
Хизер прибегла к тому, что изначально собиралась сказать:
— Прости.
— Она никогда не узнает правды, — сказал Кайл.
К своему удивлению, Хизер ощутила в себе нарастающую религиозность.