Фанфан-Тюльпан
Шрифт:
«Господину Д'Аржансону, начальнику полиции.
Ваше Превосходительство!
Имею честь довести до Вашего сведения, что солдат, по имени Фанфан-Тюльпан, арестованный по приказу короля за оскорбление и вызывающее поведение по отношению к вышестоящему по чину и приговоренный к расстрелу, сумел избежать казни и в данное время прячется в доме госпожи Фавар. Вы окажете услугу армии, если осмотрите этот дом и арестуете мятежника.
Почтительный и верный слуга короля. «
— Вот! — сказал Люрбек, протягивая письмо лейтенанту. — Очень часто, в обычных случаях, анонимные письма не принимаются во внимание, но всегда тщательно подбираются и хранятся полицейскими. Держу пари, что уже
Д'Орильи не отвечал. Его по природе рыцарский характер, хотя и испорченный безнаказанными проказами и выходками, к которым его влекли дурные склонности, заставлял его смотреть на подобные действия, как на недостойные настоящего дворянина.
Но его злой гений, понимая, что в нем происходит, продолжал:
— Ведь, в сущности, маркиз, то, что я делаю — именно в ваших интересах. Если такой способ вам не по душе, вы свободно можете предоставить господину Фанфану-Тюльпану продолжать крутить любовь со своей избранницей.
Этих слов было вполне довольно, чтобы заглушить в душе Д'Орильи слабый крик совести.
— Вы правы, — сказал он, опуская глаза, — отправляйте письмо!
Действительно, час спустя оно было уже в руках господина Д'Аржансона, только что вернувшегося из Версаля и поставленного в курс таинственной драмы, разразившейся прошлой ночью в замке Шуази.
Господин Д'Аржансон обладал, в числе прочих прекрасных качеств, редкостной проницательностью. Он сразу же, не предаваясь длинным рассуждениям и мудрым выкладкам, интуитивно уловил связь между этими двумя фактами, по существу совсем разного характера, но имевшими в качестве действующих лиц людей, ранее связанных общими интересами… И он отдал приказ о немедленном обыске в доме госпожи Фавар. Четверо чиновников, весьма довольные возможностью вторгнуться в дом знаменитой актрисы, уже через несколько минут были перед его дверьми.
Один из них стал громко стучать бронзовым молотком в жилище столь прославленной знаменитости. Но, поскольку ему не открыли так быстро, как ему хотелось бы, он начал дубасить в дверь сапогами.
Наконец форточка в двери медленно приоткрылась, и в ней показалось лицо негра-слуги, необыкновенно черное и со смешной гримасой страха.
— Где твоя хозяйка? — с грозным видом спросил главный из явившихся.
Негр ответил знаками, что никого нет дома. Он, наверно, не умел говорить по-французски или объяснялся на нем с трудом. Но полицейский вынул бумагу, говоря тем же грубым тоном:
— Ордер на обыск!
После этого четверо агентов, перейдя от слов к действиям, оттолкнули перепуганного слугу и вошли в переднюю, пачкая пыльными сапогами обюссонский ковер госпожи Фавар. При таком внезапном вторжении негр счел разумным исчезнуть. У него, несомненно, всплыли в памяти варвары, ворвавшиеся толпой в его родную деревню, чтобы, пользуясь помощью некоей темной личности, захватить жителей и отправить на работорговый рынок жестокого губернатора Алжира. Но его порыв был остановлен неудачным случаем — он споткнулся о коврик в гостиной и упал на спину прямо перед пришельцами, которые, не обращая на него внимания, начали перерывать дом. С бесстыдством, свойственным их профессии, они щупали мебель, переворачивали вверх ногами кресла, открывали шкафы, засовывали свои грязные руки в бельевые шкафы, перетряхивали тонкое белье актрисы. Даже камины не укрылись от их тщательного обследования. Отодвигая железные таганы для дров и экраны с позолотой, они поднимали решетки и рыскали за ними, чтобы убедиться, не спрятался ли в этой щели несчастный Фанфан. Они подняли сундук, где лежал театральный реквизит, опрокинули полки с книгами, потревожили семейство мышей, устроивших
Их внимание под конец привлекли нормандские часы в коридоре. Они открыли резную дверцу с маятником внутри: медный маятник раскачивался в одиночестве. У входа в комнату для слуг стоял ларь для муки и побудил их поднять тяжелую деревянную крышку этого сооружения, полного до краев муки, из которого высовывалась бузинная трубка. Массивная доска пала обратно, подняв облако мучной пыли.
Пройдясь по комнатам слуг, они открывали все слуховые окна, выходившие на море парижских крыш, но и там не увидели ничего, кроме скрипучих флюгеров и ласточек, летающих над печными трубами.
Донос — это было для них уже ясно — был просто-напросто скверной шуткой или произведением какой-нибудь болтливой кумушки, так как дом госпожи Фавар не служил убежищем решительно никому.
Начальник собрал своих людей, и все уже собрались с ворчанием удалиться, как негр-слуга, просидевший все время на корточках в углу, вдруг вскочил, как на пружине, и кинулся в прихожую открывать им дверь. Чиновники вышли на улицу, ворча на то, что делали пустую работу, тем более что, совершая ее, они даже не получили удовольствия увидеть вблизи красивую женщину, знаменитую актрису, чьи красоту и грацию прославляла пресса. Когда они уже переступали порог дома, карета госпожи Фавар, возвращавшейся из Парижа, появилась на улице.
— Кто эти люди? — сдавленным голосом спросила Перетта, чье сердечко сжалось от страха при виде четырех человек в черном, выходящих из их дверей.
— Наверно, полицейские, — ответила актриса.
— Господи, только бы ничего не случилось с Фанфаном! — вздохнула Перетта.
«Какие еще дурные новости нас ждут?» — в тревоге спрашивала себя госпожа Фавар.
Кучер остановил карету у входа, и обе женщины соскочили со ступенек. Негр стоял за решеткой, сверкая в улыбке белыми зубами.
Кортеж полицейских скрылся за поворотом улицы. Перетта, которая с беспокойством и недоумением смотрела на негра, вдруг вскрикнула. Под ливреей, чалмой и сверкающей черной краской физиономией она увидела… « Фанфана-Тюльпана! Ее дорогого Фанфана!
— O, это ты! — пролепетала она.
— Тсс! Молчи! — повелительно прошептал «негр».
Госпожа Фавар и ее воспитанница, с трудом удерживаясь от смеха, вошли следом за ним в дом. Уже в передней, убедившись, что никаких чиновников дома нет, Перетта бросилась Фанфану на шею.
— Дорогой мой! — вскричала она. — А ты очень хорош в, таком виде!
Но она не учла, что черная кожа красится, и ее личико оказалось все в черных пятнах от нежных поцелуев. Госпожа Фавар, наконец, позволила себе громко расхохотаться, но тут же ее лицо омрачилось: она увидела, какой разгром пришельцы учинили в доме.
— Да, это был настоящий обыск, по всем правилам! — сказала она с негодованием.
— Да, по всем правилам! — подтвердил Фанфан. — Они опрокинули все, что могли, кое-что вскрыли и переломали, полезли во все шкафы, даже в каминах шарили… Нет сомнения, что Д'Орильи, с которым я подрался в Шуази, узнал меня. Но я принял меры предосторожности, а человек, уже предупрежденный, стоит десятка полицейских!
— Пойдемте со мной! — И, схватив за руки Перетту и госпожу Фавар, он повел их к ларю в передней, который полицейские только что открывали. Сундук из вишневого дерева стоял на своем месте, полный муки, но, казалось, что он как бы тихо дышал. Фанфан объяснил: