Фанфик Четверо лучших
Шрифт:
— А разве люди, когда умирают, не становятся паром? Ну, или пеплом, это чтобы как будто их нет, а всё-таки немножко есть? А, ты как думаешь?
И я отвечаю так же, как ответил тогда, блаженно улыбаясь и щурясь на солнце, радуясь только тому, что не один:
— Не знаю...
Пепел или пар — я вспомнил об этом много лет спустя, и тогда же написал первое письмо. Написал и тут же сжёг, и, недоумённо стряхивая невесомые чёрные лоскутки сгоревшей бумаги с рукава, думал: как будто нет, а немножко всё-таки есть, есть, есть...
Прости, что так редко писал тебе. Как всё-таки глупо и как невозможно это преодолеть, даже не знаю,
Надеюсь, ты читала, потому что сжечь уже не могла...
Я знаю, что слишком опасно даже думать о тебе, потому что это может сгубить меня, а есть нечто, что выше чувств, — долг. Я ничего не писал почти год, но вчера вечером отчего-то решился. И впервые чуть не попался за этим занятием. Яксли пришёл за Тонизирующим зельем, и я, совершенно как напроказивший школьник, скомкал пергамент и сунул его в карман. А потом Лорд созвал нас, чтобы судить Драко, и я...
Я завернул крестника в мантию, в кармане которой оставил письмо к тебе.
Застонав в подушку, я рванул ворот и изо всех сил сжал зубы, надеясь, что это обман моей памяти. Но всё было верно.
От моего стона Люциус заворочался во сне и снова успокоился. Как хорошо спать и видеть сны, а, может, проснуться и обнаружить, что вся жизнь была сном... Впрочем, сны ему сейчас не снились, иначе я бы замучился будить его и успокаивать.
Я снова прилёг. Нутром я чувствовал, что уже слишком поздно, но какими будут последствия, не знал. Одна ошибка ставила под угрозу всю мою жизнь. Всё, чем я жил.
Вода нахлынула на меня, затапливая, солнечный свет больно резал глаза, а облака рассеялись, чтобы никогда больше не вернуться.
06. ГП. Ласка
Мы с Джинни сделали всё, что могли: смыли кровь и… грязь, смазали раны заживляющей мазью, напоили бессознательного Хорька Костеростом.
— Джин, почему он не приходит в себя? — спросил я, когда мы надевали на него мою пижаму.
Девушка пожала плечами:
— Я не знаю, вероятно, это психическая реакция. Или чтобы раны заживали лучше. Я же не колдомедик…
— А зря, — не сдержался я. — У тебя хорошо получается.
Мы отлевитировали белобрысого в спальню на втором этаже, уложили в кровать. Он дышал ровно, но по-прежнему упорно не хотел приходить в себя, и меня посетила шальная мысль, что он притворяется.
— Джин, ты иди, я сейчас, — сказал я. Задавать вопросов она не стала, просто посмотрела немного настороженно и вышла, плотно прикрыв дверь.
Я склонился над Хорьком, разглядывая каждую чёрточку его лица. Спокойное выражение делало его немного непривычным, но он наверняка имел в запасе целый набор масок и личин, и не факт, что не умел притворяться в бессознательном состоянии.
Я подул ему на лоб, и светлая чёлка шевельнулась на белой коже. Впалые щёки уже опять стали бледны, и я, чтобы проверить сходство с мрамором, коснулся левой. Холодная. И нос тоже наверняка холодный… Я провёл большим пальцем по его губам и поразился контрасту: они-то были сухими и горячими. Впрочем, кто сказал, что Хорёк не сделан из противоречий? Внезапно до меня дошло,
Я даже засмеялся, тихо, чтобы не разбудить. Потом посмотрел на ситуацию с другой стороны и стал серьёзнее: не шутки всё-таки играть с тем, кто может тебя убить. Но какой же он красивый…
Так, стоп, — сказал я себе. — Ты расстался с Джинни, целоваться не с кем, поэтому бесятся гормоны, и поэтому ты решил позариться на Хорька.
Логическая цепочка выстраивалась неутешительная. Положительным в ней было только то, что Хорёк был без палочки и оглушённый. Значит, ничто не мешало мне… Но нет, я вовсе не хочу становиться таким же подонком, как те, что сделали это с ним. Я не подонок, чёрт побери, я спаситель мира! Нужно в ванную сходить…
Но безнаказанность лишала здравого смысла, а худые ключицы, торчащие в вороте пижамной рубашки, возбуждали сильнее, чем полная нагота. На случай, если Хорёк вздумает очнуться и вырваться, я положил руку ему на грудь и придавил к кровати, а потом склонился ещё ближе и коснулся губами его губ.
Он поддался сразу, я не ощутил никакого сопротивления, когда просовывал язык ему в рот. Это было даже лучше, чем с Джинни, потому что мне не приходилось думать, что делать и как, и бояться сделать что-то не то. Было горячо и мокро, а когда я наконец оторвался, Хорёк лежал на постели всё такой же тихий и безвольный, с запрокинутой головой и мокрыми припухшими губами, и я понял, что если сейчас не уйду, то случится непоправимое…
Укрыв Малфоя одеялом, я сбежал вниз, в гостиную. Рон и Джинни, судя по голосам, переругивались на кухне. Я постоял, оглядывая брошенное вязание, «Пророк» и тряпки на полу, которые недавно были одеждой. Потом наклонился над изорванным, окровавленным комом, двумя пальцами потянул из него за рукав атласную рубашку. Ткань оказалась мягкой — там, где не была испачкана. Я воровато подхватил мантию вещи Хорька и утащил к себе в комнату — авось не заметят. Моя комната на счастье или на горе была рядом с той, в которой мы положили раненого. Я зашёл, запер дверь, прислушался к себе. Это было желание, определённо. Жуткое, необъяснимое возбуждение, какого я не испытывал даже тогда, когда рассматривал перешедший Рону по наследству от братьев маггловский порножурнал с голыми девушками. А Хорёк, как-никак, оставался парнем.
Я в ярости рванул его шмотки, обшарил карманы штанов, ощупал рубашку и, почувствовав добычу, едва не оторвал нагрудный карман. Первой оказалась колдография, погнутая, с запёкшейся кровью на уголке. Я ожидал чего угодно, но не этого, не юных Люциуса и Нарциссу. Она, в подвенечном платье, с маленьким букетиком в руках, улыбалась скромно, опустив глаза. Он бережно держал её под руку и смотрел открыто, без своего неизменного презрения. Хотя было ли оно неизменным? Я смотрел на карточку так долго, что мне стало стыдно, будто я подглядывал за чужой жизнью. Впрочем, так оно и было. Я оторвался от колдографии и взял второй предмет. Карту Таро я узнал сразу, и Смерть тоже. Первой мыслью было: «Не надо бы держать вместе это и изображение родителей — мало ли что?». Второй: «А мне-то что за дело?».