Фани Дюрбах и Тайный советник
Шрифт:
Онисья замахала руками, изображая чудище:
– Водяному ты приглянулась. Французских барышень не видал, вот и решил на тебе жениться.
– Что ты выдумываешь? – девушка всматривалась в пантомиму горничной. – Это рыба была – огромная, с желтыми глазами, – по-французски отвечала Фани.
– Вот я и говорю, водяной, – твердила горничная. – Хорошо, что я рядом была, а то утопла бы барышня ни по чем.
Онисья усадила Фани на скамью, растерла ее, стараясь согреть. И пошла за одеждой.
«Прохлаждаетесь?» – из тени деревьев выступил мужской силуэт. Девушки завизжали. Мужчина вышел на освещенную луной дорожку. Оказалось, что это Москвин. «Да не кричите, оглашенные! Не смотрю я, одевайтесь».
– Барин, мадемуазель Фани чуть не утонула, водяной ее утянул, – рассказывала Онисья,
– Водяной? Это тот, который с усами и желтыми глазами?
– Он, – ответила Фани. – Вы тоже его видели?
– Зачем же вы ночью полезли в воду, дорогая мадемуазель Дюрбах? У нас здесь, знаете ли, сомы водятся. Одного уже с год поймать не могут – гусей и коз в воду утаскивает. Видимо, теперь за французских курочек принялся.
– А почему Вы за нами подглядываете, Алексей Степанович? – перешла на французский Фани, почувствовав в последнем высказывании скабрезную иронию.
– А затем, милая Фани, что у нас не безопасно по ночам гулять. Я шел от подполковника Чайковского, слышу: смех, а потом крики. Вот и кинулся узнать, что случилось. А тут – такие русалки на берег вышли. Осторожнее надо быть, однако. Позвольте проводить вас до дому? – Москвин подошел к одетым уже женщинам.
– Ну хорошо, – все еще стуча зубами, ответила та, хватаясь за предложенную руку и, приноравливая свой шаг к его,
– Все время хотели спросить вас, дорогая мадемуазель Фани, – продолжил беседу Москвин, – с чего это вы покинули свою чудесную родину и забрались в наш медвежий угол?
Фани ответила не сразу. Вспомнила свое детство: прелестную деревушку Montbeliard, где она жила в маленьком домике вместе с матушкой-белошвейкой. Дом был холодным, мать часто болела и однажды не встала с постели. После похорон десятилетнюю Фани отдали в католический монастырь, где она провела ужасные семь лет. Утро начиналось в пять с часовых молитв, потом – уборка комнат, работа на кухне, скудный завтрак, занятия по церковному уставу, истории религии, географии, математике, английскому языку, опять молитвы. Вечером ждала работа в саду или на огороде при монастыре. Ночью Фани заворачивалась в тонкое серое одеяло и плакала от безысходности. Пожилые монашки строго одергивали молодую девушку, которой больше хотелось радоваться жизни, чем без конца читать псалтырь. Когда Фани закончила учебу в монастыре, ей нашли место в одном небогатом доме присматривать за старухой-хозяйкой. Девушка думала, что такая жизнь – навсегда. Однако некоторые ее подруги смогли вырваться из безнадежного круга. Они уехали в далекую Россию: спрос на учителей-иностранцев был большим. К заграничным специалистам относились с уважением, платили хорошие деньги, обеспечивали жильем и питанием. И девушка решилась. Списалась с дамой, которая подыскивала учителей в богатые русские дома. На сэкономленные деньги были куплены учебники по французскому языку и литературе, мировой истории, географии и математике. Из монастыря, где Фани провела свое детство, она переняла жесткое, почти военное расписание: каждая минута должна быть использована для собственного развития и развития своих учеников. «Бесполезно потраченное время – это время, украденное у Бога», – так говорили в монастырском интернате. Такая концепция понравилась даме-посреднику, и та быстро нашла для Фани место.
Через месяц Фани с небольшим чемоданом и саквояжем стояла перед парадными дверями роскошного дома в Санкт-Петербурге, где ее ждали на место гувернантки. Город девушке понравился и напомнил Париж, в котором она была однажды с настоятельницей монастыря, сопровождая ту в поездке по делам. Но с работой все оказалось не так просто. Дама купеческого происхождения, которая «выписала» Фани для своих детей, оказалась самодуркой.
«Милочка, – говорила дама, – вам очень повезло. Мои мальчики милые, они не доставят вам хлопот. Ваша задача – сделать так, чтобы они знали манеры и французский язык». При этом дама беззастенчиво рассматривала Фани в лорнет: «Надеюсь, что вы порядочная девушка. И не будете вешаться на моего мужа. А то я наслышана о французских нравах. Имейте в виду, если мне про Вас скажут что-то дурное другие слуги, Ваше жалование будет урезано».
Фани не выдержала:
–
Фани отказалась от места и вынуждена была выплатить неустойку – стоимость ее проезда, который был оплачен неприятной дамой. Фани проплакала целый день – ее надежды на сказочную удачу разбивались о действительность. Но нет худа без добра. Во второй раз ей сказочно повезло, и она оказалась в доме Чайковских.
Эти воспоминания пронеслись в голове у Фани. Однако, ответила она кратко:
– Алексей Степанович, я воспитывалась в монастыре, в маленькой глухой деревне и мечтала выбраться из нищеты и предопределенности. Путешествие в Россию, знакомство с прекрасной семьей господина Чайковского перевернуло мою жизнь. И вовсе это не «медвежий угол», как вы изволили выразиться. По мне, так здесь живут чудесные образованные люди, а Россия – великая страна, в отличие от крохотной Франции.
Визит наследника короны
Наследник и его свита прибыли ранним утром. Одиннадцать колясок вкатились в Воткинск по спешно отремонтированной дороге в сопровождении отряда казаков. Вереница экипажей прогромыхала по центральной улице и остановилась возле большого казенного дома на Кривоножной.
Из первой коляски выпрыгнул Илья Петрович Чайковский, встретивший цесаревича на разъезде, и бегом поспешил к экипажу августейшей особы, который катился вторым, запряженный шестью бодрыми статными жеребцами. За экипажем наследника следовали коляски генерал-адъютанта Ливена, генерал-адъютанта Кавелина, полковника Юрьевича – ответственных за контакты и прошения, идущие от населения. Далее катились коляски действительных статских советников: Жуковского и Арсеньева – учителей наследника; затем шли экипажи его товарищей по школе, сопровождающих наследника в поездке. Замыкали кортеж «кухонная» повозка, перекладная для магазейн-вахтера и тележка для фельдъегеря. Всего надо было разместить и накормить одиннадцать человек свиты, обслуживающий персонал и пятьдесят семь лошадей. Илья Петрович весь прошлый день провел в страшной суете, заканчивая последние приготовления в доме. Василий-конюх с ног сбился, заготовляя корм и воду для царских коней. Во дворе наспех за пару недель возвели еще одну конюшню, но все равно всех лошадей в одном месте было не разместить.
Слуги спустили ступеньки у императорской коляски и раскатали ковер. Дверцы кареты распахнулись, и из экипажа вышел темноволосый молодой человек в дорожном костюме с тонкими чертами лица и щегольски подкрученными усиками, которые, очевидно, бережно растили и лелеяли. Наследник отлично выспался ночью в мягкой рессорной карете, под плавное покачивание на ухабах, и сейчас был бодр, весел и любопытен.
– К несчастью, Ваше Высочество, моя супруга в отъезде, и я не в силах обеспечить Вам должного уюта и общения, которые бы смогла устроить она… – начал было взволнованно оправдываться Илья Петрович.
Но наследник благостно улыбнулся и ответил:
– Не беспокойтесь, я давно заделался монахом! Женского общества вот уже несколько месяцев лишен… а уж столько служб и молебнов отстоял за время путешествия!
Начальник завода майор Романов помогал выйти из дорожной коляски наставнику и учителю наследника – поэту Василию Андреевичу Жуковскому. Десять лет назад он разработал многолетний план воспитания будущего царя. А сейчас пожилой поэт сопровождал своего августейшего ученика в долгой поездке по России, предпринятой с целью ознакомления будущего императора со своей империей. Жуковский был утомлен дорогой. В пути Жуковский писал императрице «Мы слишком скоро едем, имеем слишком много предметов для обозрения, и путь наш слишком определен; не будет ни свободы, ни досуга». Однако дорога давала возможность познакомиться с удивительными людьми, повидаться с друзьями-декабристами, бывшими в ссылке. Поэтому пятидесятилетний поэт без сомнения согласился на это интересное и трудное путешествие, которое длилось не один месяц и изрядно измотало и наследника, и его свиту. Они побывали в Новгороде, Твери, проехали через Углич, Рыбинск, Ярославль и Кострому, посетили Вятку и Пермь, Оренбург, добрались до Верхнего Урала. И вот, наконец, оказались в маленьком городишке Воткинске.