Фани Дюрбах и Тайный советник

Ромашова Алла

Алексей Игнатьевич негромко ругнулся. Полицмейстер огляделся: не хватало еще, чтобы его заметили подглядывающим за парочками. Но вокруг было темно и тихо. Алексей Игнатьевич поспешно зашагал в контору. Ночь предстояла тяжелая.

Как только Алексей Игнатьевич скрылся из виду, от кустов напротив крыльца, ведущего в дом, отделилась темная фигура. Неизвестный прокрался к окну. Осторожно заглянул в него. Дрожащий свет выхватил из тьмы цепкие блестящие глазки, рыхлую кожу, маленький острый нос, чернявые усики. Соглядатай что-то высмотрел, сглотнул слюну, отошел от окна, развернулся и спокойным шагом двинулся по тропинке в сторону господского дома начальника округа.

Луна пряталась в легких кружевных облаках, разливая

сквозь них приглушенный серебристый цвет. Ночь была дивная. Мягкий ночной пар стелился по земле. В воздухе пахло разнотравьем. От воды тянул прохладный, еле заметный ветерок. Стрекотал кузнечик, и шумели крылья каких-то ночных птиц. Праздник подошел к концу. Уже не играла гармонь, не слышны были голоса. Плач крестьянки тоже прекратился. Погоревали, и хватит.

На следующее утро помощник полицмейстера, явившись на службу, увидел следующую картину: начальство спало в кресле, уронив голову и руки на стол. Перед Алексеем Игнатьевичем стояла пустая рюмка и тарелка с несколькими ломтиками растаявшего сала.

Солнечный луч прополз по зеленому сукну стола, дошел до руки полицмейстера, перебрался на плечо, ухо, защекотал закрытый глаз. Алексей Игнатьевич поморщился, чихнул и проснулся. Выглядел он уставшим и помятым. Ночка выдалась тяжелой. Алексей Игнатьевич разбирал версии дела, перебирал в уме факты, свидетельства, вспоминал свою жизнь, проведенную на одном месте, наконец, определился с тем, как будет вести дело. Достал графин с водкой и расслабился после тяжелого дня.

Ополоснув лицо и оправив форму, полицмейстер вышел из кабинета. Помощник, вскочив, вытянулся. В приемной ждали десятские. Алексей Игнатьевич кивнул им и обратился к помощнику:

– Голубчик, распорядитесь насчет чая.

Алексей Игнатьевич открыл окно в кабинете, впустил свежий воздух. Сел в кресло. Десятские переминались с ноги на ногу.

– Докладывайте!

Тот, что был постарше, высокий и худой, прокашлявшись, начал:

– Семья Петровых отправилась на народное гуляние, проводимое в соседней деревне, откуда они сами родом. Вышли из дома около четырех дня. В избе оставалась старуха пятидесяти лет от роду. Вернулись с гуляний около семи вечера все вместе: муж, жена, трое детей. Соседи ничего странного не слышали. И немудрено: все были на гуляниях, город стоял пустой. На столе, как вы сами видели, две кружки с недопитым самогоном. Из одной пила бабка. В руке у нее был зажат клок черных волос, предположительно, преступника. Входная дверь не заперта. Видимо, старуха впустила знакомого, беседовали, знакомый зашел сзади и перерезал горло: бабка только успела вцепиться ему в волосы. Потом преступник убил младенца, рассек тому грудь, достал сердце и спокойно вышел незамеченным. Орудие убийства преступник унес с собой. Ни в доме, ни в палисаднике оно не обнаружено. Согласно легендам, человеческое сердце удмуртские колдуны для своего зелья использовали, а людей в жертвы богам приносили. Если же рассматривать простое убийство, то по сведениям, полученным от соседей, выяснилось: хозяин дома не ладил с неким Зосимой, братом жены. Поговорили с этим Зосимой. Он толком ничего не помнит – пьяный. Бубнит, что был вечером на набережной, но, что там делал и кто его видел, сказать не может. Его сын, кстати, служит в господском доме помощником конюха.

– А кому волосы принадлежат, установить удалось?

– Никак нет, – высокий десятский вытянулся и стал еще выше. – Зосим, правда, черноволосый, но волос у него длинный, а у старухи в руке клок коротких волос был. Местные колдуны все как один рыжие. Традиция у них такая: жрецы должны быть с огненной шевелюрой. Отец убиенного младенца тоже темноволосый. Но он целый день на гулянии с семьей был. Наша версия – убил Зосим, напившись. Накануне, как говорят соседи, была ссора. Он к ним в дом явился, грозился всех убить, ежели ему на выпивку рубль на дадут. Сейчас спит с бодуна. Ждем

Ваших указаний, чтобы его арестовать.

– Но волосы не его, – полицмейстер постучал карандашом по столу и внезапно предложил: – А давайте-ка мы начнем с колдунов.

– Да Вы же сами, ваше высокоблагородие, давеча сказали, что это глупости… – старший удивленно смотрел на начальство.

– Со мной спорить? – Игнатьевский побагровел. – Да как ты смеешь? Допросите колдунов и доложите мне. А этот ваш … Зосима никуда не денется.

Десятские удивленно переглянулись, взяли под козырек и вышли.

Алексей Игнатьевич вызвал к себе секретаря и попросил пригласить двух сотрудников охраны, которые числились при заводе, но при этом были личными глазами и ушами полицмейстера – отрабатывали должок за сокрытое в свое время Алексеем Игнатьевичем воровство с завода. Охранники за мзду пропускали через ворота подводы с металлом, сталью – материалом ценным и дефицитным. Смотрителя цеха, который организовал процесс вывоза и сбыта краденого, и его помощников посадили, а сотрудников охранки Игнатьевский «отмазал». Ему нужны были свои люди, на которых он мог положиться.

Через полчаса явились две личности в форме охраны завода: в синих мундирах с черными шевронами. По вызову прошли в кабинет. Низенький прихрамывал на ногу.

Алексей Игнатьевич стоял, повернувшись к окну. Задернув шторы, он развернулся, сел.

– Это вам, – он протянул пухлый конверт. – Внутри найдете инструкцию и деньги.

Тот из охранки, что прихрамывал, взял конверт и заглянул внутрь. Спрятал за отворот мундира.

– Это будет наш окончательный расчет, ваше благородие? – спросил он.

Игнатьевский поморщился.

– Если справитесь, будем считать, что это последнее поручение. И еще, – достал из ящика стола завернутый в тряпицу нож. – Надобно, чтобы вы вот этот предмет подкинули в конюшню дома Горного начальника. Незаметно! И вот тогда, да, мы в расчете. Свободны.

Мужчины скрылись из кабинета.

Петров день

Александра Андреевна Чайковская прибыла в Воткинск через две недели после отъезда великого князя. Казенный дом ей весьма понравился. Все комнаты были свежевыкрашены, пол оциклеван, стояла новая мебель. Чтобы познакомиться с жителями города, Александра Андреевна решила провести прием. Ближайший выходной совпал с Петровым днем – в этот день крестьяне устраивали народные гуляния.

«Чем не повод собрать всех? – подумала Александра Андреевна. – Тем более что праздник можно провести на улице и пригласить много гостей».

Было решено устроить пикник.

Петров день в этом году пришелся как раз на Гербер – удмуртский национальный праздник сенокоса. Народу Александра Андреевна позвала немало: настоятеля Благовещенского храма отца Василия; начальника завода и друга семьи майора Романова Василия Ипатьевича с супругой и детьми; воткинских купцов: господина Добронравова Дмитрия Егоровича с супругой и Пьянкова Григория Сергеевича с семейством. Был зван частный визитер в дом – доктор Тучемский, а также полицмейстер Игнатьевский – этот больше из приличия. Как обычно, были английский мастер Сильвестр Пенн с выводком детей и русской женой и инженер Москвин Алексей Степанович. Общество собралось весьма пестрое.

Завод на выходные было решено остановить. Начало сенокоса – большой праздник. Никто в этот день не работает, все на полях празднуют. По поверью, как проведешь этот день, так и зима пройдет. Русский народ проводил петровские гуляния, разговлялся после поста, провожал пролетье. А местные – удмурты – отмечали Гербер, праздник плуга и пахоты. В древние времена Гербер приходился на весну, на окончание сева. Но постепенно традиция сместилась в сторону православного Петрова дня на конец июня.

Погода в воскресенье выдалась замечательной: ярко светило солнце, на небе ни облачка, жара.