Фантастическая политика и экономика

Карнишин Александр Геннадьевич

– Ну-ну... Советчик. У нас таких советчиков... Во!
– старший майор резанул ребром ладони чуть выше кончика носа.
– Вот посюда будет. Советчиков-то у нас избыток. И партийцев всяких хватает. Вот дворников нет. И электриков. И строителей...

– - Эвтаназия

Будильник прозвучал древним добрым рок-н-роллом, как всегда в то самое время, когда снится самый приятный сон. Если снится всякая фигня, и ужасы до мурашек по коже и замирания сердца, то это наверняка чуть за полночь. А вот если все тепло и светло, и приятно, и ласково, и спится с улыбкой, и еще и еще хочется - то пора вставать. Это уже просто как примета такая.

– Доброе

утро, Петр Евгеньевич!
– раздалось в темной комнате.

Ну, нет. Значит, это еще не утро. Значит, просто кошмар такой снится. Кошмар с будильником - неплохое, кстати, название для рассказа. Надо будет запомнить.

– Доброе же утро! Пора просыпаться!

Вроде, не настраивал я будильник на голосовое сопровождение? Или это головидео проснулось? Но кто его мог включить? Само - на звук? Новая прошивка, что ли? Вот всегда так: обновляется все само собой, а что там новое - узнаешь уже со временем...

– Петр Евгеньевич! Я ведь понимаю, вам потом будет просто некогда, поэтому и жду с самого утра.

– Не Петр Евгеньевич, а Евгений Петрович, - пробурчал я в подушку.

– Прошу прощения, но у меня тут записано... Вот, прямо так и записано - Петр Евгеньевич. Но сейчас исправлю, раз такое дело.

Какой-то неправильный сон. Да и не сон вовсе. Раз уже вижу свою комнату, край одеяла вижу, кресло у стола вижу. И в кресле сидит какой-то тип - тоже вижу.

– Да вы не вставайте, что вы! Мы сейчас с вами договоримся, я и уйду.

Ага. Так я и хотел вскочить. Еще бы. Когда живешь один, привыкаешь к свободе и воле. И спишь голышом. Нагишом, если по-умному. И для здоровья это лучше, и спится прекрасно. Включаешь кондиционер на 21 градус - чтобы не замерзнуть. Накрываешься одеялом. И такие сны - что ты! Только вставать, ага. При посторонних - ни-ни.

– Как вы сюда попали?
– бурчу уже не в подушку - в воздух, в далекий потолок.

– Да как обычно, собственно. У меня по должности есть специальный ключ от всех дверей. У вас же тут специальный замок. Вот у меня ключ - от всех специальных. На работе выдали.

А как меня убеждали, что ни один на свете зверь...

– И что теперь?

– А теперь, как и положено, я предлагаю вам две пилюли. Вот, смотрите. Одна синяя, другая красная. Вы выбираете. Я ухожу. Вы глотаете.

– И что же будет, если я возьму, скажем, красную?

– Вы умрете, конечно. Красная - это смерть.

– Угу. А если, к примеру, синюю?

– Умрете все равно. Синяя пилюля - это смерть.

– Так какая разница для меня?

– Как это - какая разница? А право выбора? Должно же у вас быть право выбора? Это же главное, основное. Вот и выбирайте - красная или синяя. Вот, смотрите.

– Да я вообще-то еще пожить хочу...

– Вот так вы все. Уже который год действует закон об эвтаназии. Уже который год работает наша служба! А они все равно - хочу жить, хочу жить. Что мне, силком вам эти пилюли в рот заталкивать, что ли?

Это он правильно сказал - только силком. Чего вдруг мне пить его отраву? У меня ведь все хорошо. И возраст самый средний, и здоровье в порядке, и работа.

– Кстати, Петр Евгеньевич, на работе уже в курсе. Там как раз сегодня собирают деньги на ваши похороны. Мы всех известили - и родню вашу, и знакомых, и на работе, конечно. Чтобы руководство уже заранее искало вам замену.

Что? Это как? Так бы и выскочил из-под одеяла...

– Лежите, лежите! Не надо волноваться! Я вам просто все расскажу, а вы послушайте. Вот, прямо по методичке.

И он медленно и тихо начинает мне рассказывать, в каком я дерьме нахожусь на самом деле. Не как мне кажется, а как на самом деле. Как меня ненавидят сослуживцы. И только и ждут моего ухода. Как потерялись со временем все мои друзья. Как вот нет жены - нет же, точно?
– да и не будет уже, это точно. Кому вы нужны - такой вот и сякой? И с детьми у вас трудности. Что, не навещают вас, не приезжают? А зачем им это? Это вы можете

хотеть встретиться с ними - откуда же могут возникнуть эти странные желания у них? Вы просто оглянитесь по сторонам, трезво взгляните на себя и свою жизнь. Какой в ней смысл? Какое, наконец, удовольствие? Вот справка из поликлиники. Там говорят о шестидесятипроцентной вероятности вашей будущей болезни. Шестьдесят процентов - это очень много. Учитывая наш большой город, нашу атмосферу и даже шире - всю нашу экологию, все сбудется. Все, что в справке. И вот представьте себе: пройдет лет десять, которые вы так же будете бессмысленно тянуть лямку в своем офисе и пить по вечерам пиво в одиночестве. Тут вы и заболеете - это точно. И начнете названивать детям, родителям... Ах, да. У вас только мать. Отец, кстати, умер от такой же болезни. Помните, как он мучился? Вам, понимаю, тоже хочется помучиться. И помучить других. Думаете, большое удовольствие вашим родным будет - ухаживать за больным? Думаете, кто-то будет счастлив подтирать вам задницу, когда у вас сил уже не останется даже на это? И главное - зачем? Вот зачем все это? Ваша мебель, ваша квартира, ваша новая техника, машина на улице - к чему? Чтобы быстрее доезжать до работы и потом быстрее возвращаться с работы, и запираться в квартире, включать свой компьютер и общаться в сети? Буквами? Не с людьми, которые вас любят... Хотя - кто вас любит? Это у на тут отдельный пункт. Любовь - вот что оправдывает долгую жизнь. Нет любви - нет жизни. Кто вас любит? Мать? Как часто вы с ней общаетесь? Как часто видитесь? Ну, конечно, конечно - она же далеко. Понятное дело. На самом деле, если говорить серьезно - никому вы не нужны. Что есть вы, что нет вас... Даже более того: если вы завтра не придете на работу, очень многие будут рады. Знали бы вы, как вы надоели своим сослуживцам! Да и детям станет легче. Они продадут вашу квартиру и поделят деньги - вот и радость. Вот и праздник. Как часто вы бываете на могиле отца? Вот-вот... Далеко. Некогда. И им будет совершенно так же.

– Так что, Петр Евгеньевич, квартира номер шестьдесят девять в доме номер один по Проспекту Августа, есть закон о добровольной эвтаназии, есть служба, помогающая гражданам уйти из жизни легко и без боли, есть вот и квитанция...

– Я Евгений Петрович! Сколько можно повторять? И квартира у меня - девяносто шесть.

– Минуточку... Это что же - ошибка какая-то, что ли? Так... Вы женаты? В разводе, так? Дети живут отдельно? Работаете в офисе? Мать ваша... Угу, полторы тысячи километров... А как всё похоже! И номер квартиры почти такой же. И имя с отчеством. И обстоятельства жизненные разные. У вас же отец умер? Ну, вот, так и написано... Генетическая предрасположенность. Страдания и все такое - гарантированы... Но все же, квитанция не на тот адрес. Прошу прощения. Выходит, вам надо подниматься - и на работу. Уж вас-то там любят, правда? Очень любят, ждут, скучают и так далее. Не то, что этого Петра Евгеньевича...

Он, кряхтя, выбирался из кресла.

– Потянул спину вчера, извините. Значит, это мне не к вам... А время-то, время!

– Постойте. Оставьте красную.

– Но квитанция же не на вас.

– Это ничего. Это совсем пустое всё. Я распишусь, где надо. У меня же есть право?

– Конечно! Право на добровольный уход из жизни - главное достижение современной демократии! А мы всего лишь помогаем вам...

– Да понятно, понятно. Оставьте красную - и идите уже. Идите. Как же мне все надоело!

– Вот! Вот с этого надо начинать! Как же все надоело! Красная пилюля, стакан воды - на столе. И обратите внимание: никакой боли. Легкий сон, приятные воспоминания. Легкой смерти вам, Петр Евгеньевич!

– Да Евгений Петрович я!

– Ну, какая теперь разница, что вы, в самом деле... Все, все. Ушел, ушел.

Замок жирно щелкнул.

В уже светлой комнате на столе остался стакан с водой. Красная, ярко блестящая в лучах пробивающегося сквозь шторы солнца, пилюля. И чего я не попросил у него синюю?