Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника
Шрифт:
– И не даст, – согласился Нечаев. – У тебя на него нет ничего, а общих точек соприкосновения вы не имеете. Ты даже не представляешь, что его интересует, на чем он зациклиться может. Найдешь жилку, разговоришь человека, считай, все узнаешь.
– Такая мешанина получается, – пожаловался Примус. – И вроде любопытные фактики есть, только они пока ничего не дают. Понимаешь, не складывается общая картинка. То есть понятно, за что его грохнуть могли, непонятно только, за что конкретно грохнули.
– На дамочек установки получил?
– Так ты же сам мне их отписал! – удивился Примус. – Ничего конкретного. А на одну даже установки не сделали.
– Это
– Да нет, – сказал Примус с вздохом. – Выехала она за пределы России. На землю обетованную счастье искать отправилась. А пятеро… пятеро здесь, все пятеро родили. Аккурат за три дня до кончины Медника.
Установки по месту жительства и в самом деле мало чего давали… Отношения с соседями ровные, явных скандалов не слышно, живут по средствам, только вот как это определили – у одной муж банкир, у другой – инженер, а еще трое вообще не замужем, и сколько у них средств и как они на них живут, вообще непонятно.
– Слушай, – Нечаев перестал листать оперативно-поисковое дело. – А как насчет яйца? Ну, которое мистерии символизировало? На месте оно?
– Не было его, – твердо сказал Примус. – Я еще потом на квартиру заезжал, там дальние родственники собрались, лаются, барахло делят. Надо сказать, родственнички у Медника еще те! Как хоронить, их никого не было, а имущество делить приехали даже из Бугульмы. Но квартиру дали посмотреть. Нет там никакого яйца.
– Так, может, его кто-то из родственников того?.. – предположил Нечаев. – Отначил втихую от остальных?
– Не было, – убежденно сказал Примус. – Я потом с каждым родственником в отдельности профилактические беседы провел. Намекнул, что будут отвечать за присвоение вещественного доказательства. Они же Уголовного кодекса в жизни не раскрывали! Все упираются, никто не брал. И знаешь, Иваныч, я им верю. Только что ты за символ мистерий держишься? Медник его при жизни сплавить кому-то мог. Или подарить.
– Непохоже, – сказал начальник убойного отдела. – По всему видать, Илья Николаевич прикипел к нему. Что-то этот символ ему говорил, понять бы только – что? Знаешь что? Ты этого антиквара установи и выдерни, может, он чего интересного расскажет.
– Следак сказал, заслушивание в облпрокуратуре по этому делу готовят, – сообщил Примус. – Не иначе на нас хотят все просчеты свалить.
– Так рано пока, – посомневался Нечаев. – Неделя прошла.
– Значит, кто-то спрашивает серьезно за расследование.
– Ничего, – печально сказал Нечаев. – Бог не выдаст, свинья не съест. Михаил Кальмаевич – мужик справедливый, в обиду не даст. Да и работаем вроде пока активно, за что упрекать-то?
– Отпуск не дают? – безжалостно поинтересовался Примус.
– А вот этого, Коля, не надо, – сказал Нечаев. – Не фига грязным шилом в душевных ранах начальника ковыряться. А то ведь достанешь, я тебе самому тридцать первого декабря без десяти двенадцать рапорт подпишу.
– А я уже ходил в этом году, – грустно сказал Примус. – В феврале.
– Так ведь не последний год работаем, – помечтал Нечаев. – Будет еще время палку в колесо твоего велосипеда сунуть.
Антиквар из магазина на улице Пражской долго смотрел на фотографию Медника, увеличенную со снимка, имевшегося в бывшем первом отделе института, сейчас выполняющего функции обычного отдела кадров.
Вычислить его оказалось легко – он оказался единственным мужчиной, работающим в магазине. Был он маленький, сухонький и чем-то напоминал Примусу известного баскетбольного тренера Гомельского – щуплый, лысоватый и порывистый в движениях. Отложив снимок, антиквар долго и тщательно протирал очки, словно хотел их отполировать до немыслимого блеска. Потом надел их и вновь углубился в изучение снимка.
– Удивительно знакомое лицо, – задумчиво сказал он и поднял на Примуса виноватые глаза. – А вот никак я его не припомню. Нет, не могу. Вы уж извините, молодой человек, если бы это была вещь, которая проходила через мои руки, я бы царапины на ней вам назвал. А человека вспомнить – не получается! Извините!
– Скажите, – сказал Примус, – а в вашем магазине в этом году продавалось что-то вроде яйца, опоясанного змеей?
– Хо! – сказал старичок и вновь взял в руки фотографию, некоторое время разглядывал бледное изображение, потом бросил фотографию на стол. – Чего же вы мне сразу не сказали? Правильно! Совершенно верно! Этого человека звали Ильей, и он совершенно не разбирался в антиках. Знаете, есть люди, которым можно обычную гипсовую отливку современного лепилы продать по стоимости скульптур Фидия. Эти новые русские считают, что их дело платить деньги, а знать подлинную стоимость вещей должны те, кто эти вещи продает. Им самим цена нужна лишь для того, чтобы похвастаться перед знакомыми. Но этот человек, – старичок постучал желтым ногтем по фотографии, – этот человек не был новым русским. Ему просто понравилась символика яйца. Видите ли, это довольно интересная и старая копия символа сферических мистерий. Мистерии проводились древними гностиками, и яйцо символизировало космос, а змея – Творящий дух. А вместе они символизируют акт творения. Во время инициации скорлупа яйца разбивалась и из эмбрионального состояния, в котором он находился до внутриутробного философского рождения, на свет появляется человек. Я объяснил это покупателю, ему очень понравились демиург и ангелы, которых он использует для обустройства мира. Они ему так понравились, что он, не задумываясь, выложил за символ сферических мистерий две с половиной тысячи рублей. И вы знаете, у нас с ним состоялся интересный разговор.
Старичок помолчал, нервно пожевал губы. На маленьком лобике обозначились длинные морщинки.
– Конечно, мое дело продавать, а не задавать вопросы. Но меня заинтересовал этот Илья. Понимаете, он совсем не походил на человека, легко разбрасывающегося деньгами. И я поинтересовался, зачем ему это яйцо. Он засмеялся и сказал, что он и есть тот самый демиург, который пока еще не собрал своих ангелов, чтобы почистить этот мир и исправить его. И он спросил меня, доволен ли я жизнью.
– И что вы ему сказали? – не выдержал Примус.
– Боюсь, что ничего нового я ему не сказал, – легкая усмешка тронула тонкие губы старичка. – Вы когда-нибудь встречали человека, который полностью доволен своей жизнью? Лично я таких не встречал, а ведь я видел много людей, раньше работал в столице, я был знаком с Капицей, с Розенфельдом, у меня в свое время Гафт кое-что покупал. Надо сказать, очень интересный человек. Сестры Вертинские ко мне обращались одно время – сначала им требовалась продать кое-что из папиной коллекции, а потом, когда они сами стали на ноги, сестры даже стали делать мне довольно забавные заказы. Впрочем, это никакого отношения к вот этому покупателю, – он снова постучал ногтем по фотографии, – не имеет. Так вот, за всю жизнь я не встречал ни одного человека, абсолютно довольного жизнью. Почему же всем должен быть доволен я?