Фантастика 1972
Шрифт:
– Хорошенькое немножко! На целых три недели.
– Зато встретитесь с родными, со своим детством.
– Нет, нет. Я раздумала. Верните мне мой месяц.
– Не могу, гражданка. Не имею права.
– Тогда дайте сейчас же “Жалобную книгу”.
Я терпеливо ждал, когда кончится этот спор, начавший мне надоедать.
Кассирша подала женщине книгу, и та стала писать жалобу.
Я стоял и думал: “Ну что эти несколько минут по сравнению с месяцем, которым я должен заплатить за билет. Но я готов отдать даже годы, чтобы встретиться со своим давно утраченным детством, чтобы
Женщина писала свою жалобу в книге не спеша, тщательно обдумывая каждое слово. И это отразилось на настроении кассирши, которая вдруг сердито закрыла свое окошечко и куда-то отлучилась.
Я стоял и ждал, пока она вернется, а за мной уже стала расти очередь таких же отпускников, как я, желающих провести свой летний отпуск в районе своего давно минувшего детства.
– Куда она ушла?
– спросил меня веселого вида человек с черными усиками, как у Чарли Чаплина. Эти усики и придавали ему фатовато-легкомысленный вид, усики да еще спортивная фуражка с длинным козырьком.
– Не знаю, - ответил я.
– Может быть, для того, чтобы принести сюда месяц и отдать гражданке, пишущей жалобу. Она возвратила билет и требует обратно свое время.
– Ну а как кассирша доставит этот месяц?
– сказал человек с черными усиками.
– Его уже приплюсовали к вечности. А вечность сюда не доставишь.
– Как знать, - возразил я.
– Да и имеем ли мы представление о вечности? Вечность - это абстракция.
– Я с вами решительно не согласен, - сказал человек с усиками.
– Вечность - это банк, чисто финансовое учреждение. И не спорьте. Я сам работаю в банке счетоводом.
– А что вы подсчитываете, уж не дни ли?
– Дни. Недели. Месяцы. Годы. Я знаю, что такое время.
– Этого не знал даже знаменитый философ Иммануил Кант.
– Кант не знал. А я знаю.
И он действительно знал то, чего не знал и о чем не догадывался Кант. В этом я вскоре убедился.
И странно, что этот очень довольный собой фатоватый гражданин в спортивной фуражке оказался догадливее Канта.
Мы встретились с ним в купе.
Впрочем, я зря забегаю вперед, не сказав ничего о поезде, который стоял на запасном пути. Старенький поезд, почти времен гражданской войны. И с кондуктором тоже старым - старым и занятым старомодным делом: он подогревал большой медный самовар.
Самовар выглядел, как и полагается выглядеть самовару в вагоне, где неизвестно почему все испытывают жажду. От него пахло сосновыми шишками, уютным дымком и необыкновенным благополучием, как за семейным столом.
Только самовар мог превратить незнакомых друг с другом пассажиров в семью. Никакой его электрический соперник не в состоянии был этого сделать.
Все уже попивали чаек, помешивая ложечкой кусковой сахар в стакане. Только фатоватый человек с черными усиками, явно заимствованными у знаменитого киноактера, не принимал участия в чаепитии.
– Почему вы не пьете? Отличный, доложу вам, чаек, - сказал я фатоватому человеку.
– Извините, - ответил он, - ничего не пью и не ем. Соблюдаю диету.
– И давно соблюдаете?
– Давненько. Должность такая. Не располагает
– А что у вас за должность, если не секрет?
– Я контролер.
– А что вы контролируете?
– Ну, если на то пошло, - махнул он рукой, - скажу. Время я контролирую.
– Чье?
– Ну хотя бы ваше. Кто как его расходует. С пользой, без пользы.
– Социолог вы, что ли?
– Как вам сказать? Отчасти да. Отчасти нет. Я бог.
– Вы произнесли очень странное слово, - сказал я.
– Может, я ослышался?
– Нет, вы не ослышались. Я действительно бог. Но не всевышний. А бог районного масштаба.
– Концы с концами не сходятся. Вы же мне перед кассой в очереди сказали, что работаете счетоводом в банке.
– Банк - это метафорическое выражение. Там не деньги, а время хранится. А бог я скромный, незаметный. Вполне современный. В профсоюз аккуратно членские взносы плачу. И хожу на лекции. Очень люблю, когда меня просвещают. Ни одной лекции не пропускаю. И от общественной работы не уклоняюсь. С утра до вечера занят.
– Чем?
– Делаю добро людям. Вот и сейчас сел в вагон, чтобы помочь вам добраться до станции Детство.
– А разве без вашей помощи не доберемся?
Он уклонился от ответа.
Из скромности, наверно, уклонился. Да и побоялся задеть наше самолюбие. Кому хоч.ется признаться, что он нуждается в няне.
Люди на Луну без всякой няни отправляются. А тут, чтобы добраться до железнодорожной станции Детство, нужна помощь какого-то фатоватого человека е усиками, лежащего на верхней полке и читающего журнал “Наука и религия”.
Мне очень хотелось задать соседу по полке какой-нибудь хотя бы самый незначительный вопрос, но я долго не решался, изредка бросая взгляды в сторону пассажира с черными усиками, погруженного в глубокое молчание, в неслышный диалог с невидимыми и отсутствующими авторами статей, опубликованных в журнале “Наука и религия”. Наконец, я не выдержал и намекнул, чтобы напомнить о себе.
– Скажите, - спросил я соседа, - вы наукой интересуетесь или религией?
– Наукой.
– А к религии как относитесь?
– Отрицательно.
– Но вы же сами признались…
– В чем?
– В том, что вы бог.
– Ну и что? Это мне не мешает отрицать суеверия и религиозные пережитки. Бог-то ведь я в переносном смысле, а не в прямом. В наследственности нашей семьи, по-видимому, когда-то давно произошла мутация. И в результате от предков к потомкам стало переходить странное психическое свойство, шестое чувство, что ли… Способность возвращать утраченное время. И не только свое время, но и чужое. Наука пока относится к этому явлению скептически, так же как к телепатии. Эксперимент пока ничего не дал. Но дело в том, что экспериментировали на допотопном уровне. Кустарно. И даже заподозрили меня в шарлатанстве. Но министерство путей сообщения тем не менее пошло навстречу будущему и даже открыло кассу пока в одном пункте, где продают билеты на станцию Детство. Ну а мне приходится играть роль проводника… В нашем вагоне два проводника: один самовар греет, а второй… Второй проводник - это я. Без моей помощи туда не попасть.