Фантастика 1985
Шрифт:
Фильм шел уже пятнадцать минут, когда по рядам небольшого зала пробежал приглушенный возглас удивления.
Обернувшись, Кларенс окинул всех молниеносным взглядом.
Мистер Гласе в соседнем кресле окаменел.
Сам не зная почему, Тервиллиджер с самого начала остался около выхода; он не понимал, откуда его тревога, но ничего не мог с собой поделать. Не снимая руки с ручки двери, он следил за тем, что происходит в публике.
Еще одно приглушенное восклицание пробежало по рядам.
Кто-то негромко рассмеялся. Хихикнула какая-то секретарша. Потом воцарилось
Ибо Джо Кларенс вскочил с места.
Его маленькая фигурка рассекла экран. Несколько мгновений в темноте жестикулировали два образа: тираннозавр, отрывающий ногу у птеранодона, и Кларенс, вопящий, бросающийся на экран, как будто он хотел схватиться с этими неправдоподобными тварями.
– Стой! Остановить на этом кадре!
Лента остановилась. Изображение застыло.
– Что случилось?
– спросил мистер Гласе.
– Случилось?
– Казалось, будто Кларенс хочет закрыть собой экран. Он вытянул свою детскую ручку насколько мог вверх, ткнул в грозную челюсть, в глаз, в клыки, в лоб, потом повернулся лицом к ослепляющему свету проектора, и его пышущие яростью щеки покрылись чешуей пресмыкающегося.
–Что здесь происходит? Что это такое?
– Чудовище, шеф, что же еще?
– Как же, чудовище!
– Кларенс застучал по экрану кулачком.
– Это я!
Половина присутствующих наклонилась вперед, половина откинулась назад, двое вскочили на ноги, и один из двоих, мистер Гласе, хмурясь и судорожно нащупывая в кармане вторую пару очков, простонал:
– Так вот где я его видел раньше!
– Что, что вы раньше?
Не разжимая век, мистер Гласе тряхнул головой.
– Это лицо… я так и знал, что оно знакомое.
В зале подул ветер. Все обернулись. Дверь была распахнута настежь. Тервиллиджер исчез.
Они нашли Тервиллиджера в мастерской - он очищал рабочий стол, сбрасывал все в большую картонную коробку, и под мышкой у него была зажата кукла тираннозавра. В комнату ворвалась небольшая толпа во главе с Кларенсом, и Тервиллиджер поднял голову и посмотрел на них.
– Чем я заслужил это?
– взвизгнул Кларенс.
– Простите меня, мастер Кларенс.
– “Простите”! Разве я мало тебе платил?
– По правде говоря, мало.
– Водил тебя обедать…
– Один раз. Счет оплатил я.
– Приглашал тебя к себе ужинать, ты купался в моем бассейне, и за все это… Ты уволен.
– Я и так уволен, мистер Кларенс. Последнюю неделю я работал бесплатно и сверхурочно, вы забыли выписать мне чек…
– Все равно ты уволен, да, уволен, по-настоящему! И никто в Голливуде тебя больше не возьмет! Мистер Гласе!
– Кларенс повернулся на пятках, ища глазами старика.
– Подайте на него в суд!
– Нечего, - сказал Тервиллиджер, и больше он уже не поднимал на них глаз, а смотрел вниз, на вещи, которые укладывал, - нечего вам у меня высуживать. Деньги? Того, что вы мне платили, и на жизнь-то едва хватало - куда уж там откладывать! Дом? Я никогда не мог купить его. Жену? Всю жизнь я работаю на таких, как вы. Так что жены исключаются. Я человек, ничем не обремененный. Мне вы ничего не сделаете.
– Ты уволен!
– завизжал Кларенс.
– Смотри на меня. Не отводи глаза в сторону. Ты уволен! Ты уволен!
– Мистер Кларенс, - сказал мистер Гласе, незаметно подвигаясь ближе.
– Позвольте мне поговорить с ним минутку.
– Еще с ним говорить!
– фыркнул Кларенс.
– А какой толк? Вот смотрите, стоит с чудовищем под мышкой, и проклятая тварь похожа на меня как две капли воды! Пропустите меня!
Кларенс вылетел в коридор. За ним последовала свита.
Мистер Гласе затворил дверь, подошел к окну и посмотрел на чистое, но уже темнеющее небо.
– Хоть бы дождь пошел, - сказал он.
– Вот с чем я никак не могу примириться в Калифорнии. Хоть бы природа поплакала. Вот прямо сейчас, чего бы я не дал за что-нибудь, хотя бы самое пустячное, с этого неба! Ну за вспышку молнии на худой конец.
Он замолчал, продолжая стоять, а Тервиллиджер стал укладывать вещи медленней. Мистер Гласе опустился в кресло и, водя карандашом в блокноте, заговорил печально, влолголоса, как бы обращаясь к самому себе:
– Шесть частей фильма, совсем неплохие шесть частей, готовая половина картины, трехсот тысяч долларов как не бывало, здравствуй и прощай. Все, кто был занят в фильме, теперь на улице. Кто накормит голодные рты, накормит мальчиков и девочек? Кто объяснит все акционерам? Кто улестит “Американский банк”? Есть желающие сыграть в русскую рулетку?
Он повернулся и стал смотреть, как Тервиллиджер защелкивает замки портфеля.
– Что содеял господь?
Внимательно разглядывая свои руки, поворачивая их, словно хотел увидеть, из чего они сделаны, Тервиллиджер сказал:
– Я не знал, что у меня так получилось, клянусь. Пальцы как-то сами по себе… Бессознательно, от начала до конца. Мои пальцы все делают сами. Сделали и на этот раз.
– Лучше бы эти пальцы явились ко мне в кабинет и взяли меня за горло, - сказал Гласе.
– Ничего напоминающего замедленную съемку я никогда не любил. Жизнь, да и смерть тоже, я всегда представлял себе как игральный автомат “Пенсильванская полиция”, когда полицейские мчатся на третьей скорости! Мы как зрелые томаты - дави и запаивай сок в банки!
– Перестаньте, я и так уже чувствую себя виноватым дальше некуда, - сказал Тервиллиджер.
– А чего вы хотите? Чтобы я пригласил вас на танцы?
– Вообще получилось справедливо!
– вырвалось у Тервиллиджера.
– Ведь он мне не давал покоя. Сделай так. Сделай этак. Выверни наизнанку, говорил он, переверни вверх тормашками. Я проглатывал свою желчь. Все время злился. И, наверно, сам того не замечая, изменил лицо чудовища. Но понял я это только пять минут назад, когда поднял крик мистер Кларенс. Во всем виноват я один.