Фантастика 2006 Выпуск 1(Что там, за дверью)
Шрифт:
Я не закончил фразу, потому что в полумраке комнаты Раздался низкий тяжелый голос, перебивший меня словами:
— Эмма! Эмма Танцер! Эмма Джоан Сьюзен Танцер! Зову тебя!
Говорил, несомненно, Нордхилл, но, похоже, решительно не отдавал себе в том отчета. Губы его раскрывались, произнося слова, ладони неподвижно лежали на столе, и я видел, как пальцы совершали странные быстрые движения, будто пытались играть на невидимом рояле. Взгляд же был устремлен в пространство выше моей головы, и мне невыносимо захотелось обернуться и посмотреть — что же он там увидел, хотя я и понимал, что увидеть Нордхилл ничего не мог и смотрел
— Эмма! — продолжал взывать потусторонний голос. — Эмма, приди и ответь!
До меня только в этот момент дошло, что звал голос не Эмилию, сидевшую с закрытыми глазами и сцепленными кулачками, а Эмму Танцер, убитую четыре года назад, девушку, о деле которой мне вчера рассказывал Каррингтон. Бывший полицейский, похоже, был изумлен не меньше моего, глаза его блестели в свете свечей, он наклонился вперед в попытке разглядеть в лице сидевшего рядом с ним Нордхилла что-нибудь такое, что дало бы основания не для мистической, а вполне физической интерпретации происходившего.
Доктор выглядел невозмутимым, но внимательно следил за каждым движением как Нордхилла, так и Эмилии, и потому от него не могло ускользнуть то, что видел я. Девушка неожиданно успокоилась. Тело ее, до того находившееся в напряжении, расслабилось, она откинулась на спинку стула, кулачки разжались, руки ее теперь лежали на столе неподвижно, ладонями вниз, на лице появилась слабая, но удовлетворенная улыбка.
— Это ты, тетушка Мэри? — спросила девушка. — Это ты, я узнала твой голос.
— Эмма! — продолжал взывать голос с того света, видимо, умершая тетя не слышала ответа. Но почему обращалась тетушка не к племяннице, а к погибшей девушке? И самое странное: почему дух явился прежде, чем его вызвали? Такого в моей практике — а я побывал на множестве спиритических сеансов с самыми выдающимися медиумами — еще не случалось.
— Тетушка, — спокойно сказала Эмилия, — если ты не слышишь меня, то мне и отвечать тебе не обязательно, верно?
Нордхилл на несколько секунд прервал свои завывания, лицо его прояснилось, взгляд сместился и направлен был теперь в сторону Эмилии, хотя я и не был уверен в том, что молодой человек видел то — или ту, — что находилось перед его устремленным в иное пространство взором.
— Злая девчонка, — произнес он, склонив голову к левому плечу, будто воспроизводя не свой, а навязанный ему жест. В голосе появились иные интонации: завывание исчезло, слова “злая девчонка” произнесены были мягким, даже ласковым голосом, мужским, конечно, но чувствовалось, что говорит женщина — я не смог бы дать этому ощущению логического объяснения, но готов был поклясться, что к Эмилии действительно обращалась ее умершая тетушка.
— Злая девчонка, — с каким-то нежным придыханием повторил Нордхилл, — ты пришла, я была уверена, что ты меня услышишь… Скажи, ты не очень страдаешь? Там, где ты сейчас, нет страданий, ведь ты наверняка в раю?
— Этот дом в каком-то смысле действительно можно назвать раем, — произнесла Эмилия, улыбнувшись и бросив взгляд на доктора.
— Тебя не обижают?
— Нет, тетушка.
Обмен репликами становился все более быстрым, теперь Эмилия и Нордхилл смотрели прямо друг другу в глаза — кажется, оба даже не мигали, хотя сам я находился
— Скажи… Когда тебя убили, ты очень страдала? Мне важно знать, ты понимаешь, эта мысль не дает мне покоя…
— Нет, тетушка, я не страдала. Все произошло так быстро…
— Ты видишься с Джейн? Ты видишься со своей матерью?
— Нет, тетушка, мамы нет здесь…
— О, какая жалость, но отец наверняка с тобой, не так ли?
— Папа тоже не в этом мире, тетушка…
— Значит, у вас не один мир? И ваши души могут обретаться в разных пространствах^не имея контактов друг с другом? Я слышала об этом, но мне казалось…
— Я не знаю, — растерялась Эмилия. — Наверно… Я думаю, им хорошо там, где они сейчас…
— Скажи, Эмма, это важно… Где ты погибла? Ты можешь и не помнить этого, но попытайся… Скажи мне, своей тетушке… Как выглядел тот человек? Правосудие должно свершиться. Рядом со мной полицейский следователь, он спрашивает… Если бы ты могла назвать место…
— Господи, — сказала Эмилия, — я так старалась забыть… Я думала, что забыла… Я не хочу вспоминать…
— Вспомни, пожалуйста, девочка моя. Там, где ты сейчас, тебе все равно, но нам здесь невыносимо жить, зная, что твой убийца на свободе. Скажи — кто это был? Скажи — где это было? Скажи…
Странный голос будто уносился в пространство, ослабевал, как голос из радиоприемника, у которого сбивается настройка, мне так и захотелось подкрутить колесико, вернуть волну, желание мое было услышано, а может, и без моего желания связь между мирами восстановилась, и голос тетушки Мэри заполнил комнату:
— Скажи! Рядом со мной полицейский следователь, он слышит тебя, скажи — мы услышим, скажи!
Каррингтон, сидевший напротив меня, вздрогнул, я ощутил это, хотя и не мог видеть, и еще почувствовал, как напрягся бывший полицейский, как уперся ладонями в поверхность стола, стол заскрипел и начал едва заметно поворачиваться — сначала вправо, затем влево, — эти движения мешали, они были сейчас лишними, и я положил на стол свои ладони, движение замедлилось и вскоре прекратилось, в комнате не осталось никаких звуков, кроме двух голосов — Эмилии и ее тетушки.
— Это было на углу Ганновер-стрит и Блекстоун… Я возвращалась к себе, меня провожал Эдуард… Мы разговаривали… За квартал от моего дома мы попрощались, я не хотела, чтобы он провожал меня дальше… Эдуард ушей, и в этот момент… Кто-то бросился на меня сзади, зажал рот, я даже не успела крикнуть… Нет… Я не хочу вспоминать…
— Ты видела этого человека? — требовательно спросил Нордхилл голосом тетушки Мэри.
— Да… Он повернул меня к себе… Мужчина лет тридцати, длинное лицо, черные глаза, волосы тоже черные, гладкие…
— Приметы? Что-нибудь особенное?
— Нет… То есть… Очень тонкие губы… Он хотел меня поцеловать, а я не… Редкие зубы, маленькие, противные…
— Дальше, дальше, дальше!
— Господи… — прошептала Эмилия. Странно: несмотря на столь драматический диалог, несмотря на то, что воспоминания, судя по всему, должны были причинять девушке боль, голос ее все еще звучал спокойно и даже отрешенно, будто вспоминала она не о собственном прошлом, а о чужом, привидевшемся ей во сне. Наверно, так и было — но какое отношение могла иметь Эмилия к той девушке, Эмме Танцер, исчезнувшей четыре с половиной года назад? Неужели…