Фантастика 2008
Шрифт:
Диск оказался неожиданно тяжелым и горячим. Пока я его нес, в кармане чуть дыра не проплавилась. Дома попытался рассмотреть на свет. Какие-то синие прожилки и твердые выступы. Если бы не электронная лупа — так бы и не понял, что нашел. Ну, порадовался бы и закинул на полку. В лучшем случае достал бы только зимой — радикулит прогреть. Я и с лупой не сразу понял. Смотрю — синие жилки двигаются будто. А прыщики сверху белые, как в накипи. Отрегулировал лупу на максимальное увеличение и…
Если бы не перехапал на работе Вечного успокоения — умер бы. Потому что человеческая психика не рассчитана на такие перегрузки. Найденный в лифте диск оказался… Миром.
Синие жилки и кляксы — реки и моря, прыщики — горы с заснеженными вершинами.
Такая штука, как мир, не может просто валяться на столе. Пришлось надавить себе на больную мозоль и полезть в ящик для семейных реликвий. Когда Зинка ушла, я все сгреб и сюда засунул, чтобы ничто о ней не напоминало. Совсем выбросить рука не поднялась. Всякие ее мелочи и подарки — пепельницы, вазы и фарфоровые собачки. Последними из шкафа выкатились три слона — бессмысленный подарок, который сделала мне Зинка на Новый год. Впрочем, она и не сильно скрывала, что купила их для себя. Выставила на трюмо и всем подругам показывала: «Видала? От Сваровски, нах!» Когда к дальнобойщику уходила, про них даже не вспомнила — наигралась.
Я составил слонов на подоконнике в форме трилистника. Сверху уложил бронзовую черепаху. Пододвинул лампу, включил в режим мигания. На плоское черепашье брюхо мир лег, как на тарелку. Закатное солнце окрасило снежные вершины розовым. Жаль, что Зинка этого не видит!.. Она бы сразу бросила своего дальнобойщика, чтобы сидеть со мной рядом и рассматривать это чудо. Зинка — она же такой романтик! Стихи любит до умопомрачения.
Что бы Машка обо мне ни думала, а я не такая дура, чтобы отдавать за просто так хорошего мужика. В тот же вечер начистила перышки и к Жорику. Он дверь открыл, а на пороге я во всей красе, в чулках от «Микоянца». Он и припух. Носом хлюпнул, глазки на мокром месте. До сих пор переживает, бедненький. А это очень даже хорошо. Я с порога: так, мол, и так — не думай, я не к тебе, я за шубкой. Он: пожалста, пожалста — забирай шубку и проваливай. Ага, щас!
Я в квартиру прошла, глазками — тынц-тынц — провела разведку. Посторонней бабой даже нах не пахнет. Бобылит Жорик без меня — что тоже очень и очень приятно. Правда, бардак везде — неделю пидорасить! Ну, ничего, ради дела постараюсь.
Ну, я все посмотрела, шубку достала, на плечи накинула: я пошла? Молчит. Думаю, ладно — даю две минуты на развитие реакции. И не спеша туфли надеваю. Одну. Другую. А по ногам у меня матросики вверх-вниз, вверх-вниз. Жорик не выдержал. Схватил за руку, глаза, как у раненого оленя: идем, Зина, я тебе что-то покажу. Ну, покажи, покажи, сердешный!
Подтаскивает к подоконнику. А там мои слоны — вот ведь, блин, совсем о них забыла! Составлены задницами, сверху пресс-папье. Смотри, говорит, Зина, что у меня есть! Тут я струхнула. Думаю, пиндец, опоздала я — свихнулся Жорик. А он настойчиво так — смотри, да смотри. И что-то мне про чудеса какие-то, миры и горы. Ну, думаю, нах пришла? А ну как он буйный? Прибьет меня щас за все хорошее… И бочком-бочком к двери — пусть лучше Машка сперва сюда сунется, а я потом отобью. Только он не отпустил. Вдруг обнял и пошел стихами сыпать. Что-то про чудесное мгновенье и Гену чистой красоты. Знает, стервец, чем меня брать. Слабость у меня на поэтические строчки. Аж ум отключается — так либидо подскакивает. В общем, сомлела я и молнию ему на штанах — вжик. А что дальше было — даже плохо помню, как в космос провалилась. Только шептала ему на ухо: читай, миленький! Читай дальше! И Жорик не подкачал, только под утро успокоился. Наголодался бедный — сразу видно.
Все-таки мой Жорик — мужик! И не скучно с ним — стихов много знает. А что шлепнутый — так это ничего. Брак оформим, сдам его лечиться.
— Какой этаж изволите?
— На выставку мы. — Пассажиры, с
— Поздравляю, отличный выбор! Эта выставка с успехом прошла в Париже и Нью-Йорке. Интересуетесь фаст-фуд искусством?
— Да ну, нах, — буркнул М.
— Брат заставил, — пояснила Ж и покрутила пальцем у виска. — Он у меня с образованием.
— Э… Ну, в таком случае, пока наш лифт поднимается на пентхаус, позвольте дать вам краткую справку. С тех пор как появилось искусство, прошло немало времени. Но во все времена к нему существовало два подхода…
— Во чешет! — восхищенно присвистнул мужик.
— Тс-с-с, не мешай слушать!
— …его то ставили на пользу человечеству, то, наоборот, провозглашали чистым искусством, которое никому ничего не должно.
— Ты, мужик, попроще выражайся — не понятно.
— С удовольствием. К примеру, песни. «Союз нерушимый республик свободных» — песня-гимн, создана, чтобы восхвалять государство и воспитывать в гражданах национальную гордость. Или скажем, «Прогуляюсь по ночному садику» — просто песенка о любви, для поднятия настроения.
— Я еще знаю «Затащу тебя в сторонку и порву тебе корсет», — оживился М.
— Типичный пример городского шансона, — похвалил я его. — Так вот. И только в двадцать первом веке ситуация безвозвратно изменилась — искусство заняло нишу энтертаймет.
— Чё за хрень?
— Тс… Слушай и все поймешь!
— Благодарю вас! Проще говоря, стало чистым развлечением. В двадцать первом веке никто не заморачивался созданием шедевров и никто не старался «глаголом жечь сердца людей». Главным было слепить бестселлер и срубить бабла. Это могла быть песня или положенный на простую музыку стиш, книга со светскими сплетнями или сериал. Романы, фильмы и гении возникали, как пузыри на воде, и также быстро забывались обществом. Художественная ценность могла быть равна нулю. Главная задача искусства двадцать первого века — чтобы пипл хавал. У фаст-фуд искусства было и остается только одно требование — оно должно быть понятным, как журнальная статья.
— Не все статьи понятны! — возмутилась Ж. — Взять хотя бы «Рукодельницу». Там такие схемы — с ума свихнешься!
— Согласен с вами. Объясню проще: фаст-фуд искусство не должно грузить мозг человеку. Оно, как гамбургер из «Макдоналдса» — проглотил и вышло, не оставив в организме полезных веществ. Ваш пентхаус, прошу вас!
М и Ж заторопились к выходу. Уходя, пылко пожали мне руки.
— Спасибо, мужик!
— Обязательно скажу брату, какие у него прекрасные кадры!
Только тут я понял, что брат «с образованием» — сам Степан Эдуардович, наш директор.
В тот же день прибежала возбужденная Лариса и сказала, что личным приказом от босса мне подняли зарплату. Вот так-то! Такую везуху пришлось успокаивать хорошей порцией Сна разума! Весь оставшийся день я просто летал на своем лифте! А Зинка-дура три года меня пилила: «Нах учицца? Нах русскласс?..»
Я ее понимаю — образование у меня не престижное. Русский классический язык и литература. В наше время изучать русскласс — все равно что когда-то латынь. Применить его негде, разве что подрабатывать переводчиком в историческом архиве — а это, как ни крути, работа для баб. На нашем факультете до меня парней лет десять не было. Думаю, мои вступительные тесты даже не проверялись — преподы так удивились, что решили дать увечному дорогу в жизнь. А мне просто нравится русский классический. Стихи там… Пушкин, Набоков… И Зинка на меня повелась только благодаря Есенину. Я читал, а она, хоть и понимала одни союзы с предлогами, все равно теряла волю и тянула ослабевшую руку к моей ширинке. Если бы не Есенин, такая крутая телка и смотреть на меня не стала бы — сразу б затусила с дальнобойщиками и жила себе, как сыр в масле. Так что мы с Есениным отняли у нее лучшие годы жизни. Только ради этого стоило поступить на русскласс.