"Фантастика 2023-119". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Тот, однако, не отвлечься не сумел — шепотом повторил цитату, добавил: «Ай ладнo-то…»
Неплохо получилось, порадовался Игорь. Гуманно получилось: я его совсем измучил, зато гостинцем побаловал — не железным, а, можно сказать, духовным. Вон ему как понравилось! А уж проинтерпретировать — за ним не заржавеет… Однако все же к делу.
— Федосий! Так что за Ильюшка? Где найти его?
— Ильюшка-мудан, свящённый ён, токмо ой давно не видати. Иные-то свящённые нет-нет да покажутся у нас тута, а ён — ни в жисть. Дoлжно, коченёлый ён таперя. А я его и не видамши ни в жисть, бо я ишшо
— Не отвлекайся, говорю же тебе! Отвечай: что за свящённые? Что за коченёлые?
— Дык свящённые, енто я тобе надысь кричамши, енто на самoй вышине, а нам туды ходу нетути. Ёни вумные, и Шушулька с ими, ён добрoй, хучь и строгой навроде тобе. А коченёлые, ёни из свящённых, енто так бают — коченёлые, а каки ёни таки коченёлые, то нам неведомо. Мож, помёршие. Бают, свящённые не мрут вовсе, да то, поди, тож брешут.
Все болтливее делается, отметил Игорь. Надо строгость опять продемонстрировать. Он сдвинул брови и одновременно изобразил улыбку. Федюня отшатнулся, пробормотал:
— Ай страстя…
— Сиди спокойно, Федосий, — приказал Игорь. — Свящённые — почему так называешь их?
— Все тако кличумши, а почемусь да отчегось, знать не знам. Их ишшо явреями кличумши, а тож отчегось да почемусь, тогось знать не знам. А и не одобрям тогось.
— Про девок и бабцов ты вчера мне упоминал, про муданок. Это кто? И где?
— Тож страшные, — зашелестел Федюня. Похоже, наигранная строгость сработала. — Мож, ишшо страшнёе, у-у! С виду. Обитаюмши сами по собе, на отшибе, то далёко. Нам туды ходу тож нетути. Ежели кто захворат, дык сосёдушко какое аль малец бегит до ровеня, позабымши я до которoго, звякает тама, а чегось тама дале, тогось я не знам… сам не бегал, не выпадало мене…
С этим пока совершенно туманно, подумал Игорь.
— Шушульку где и как разыскать? — спросил он.
— И то нам тута неведомо. Ён самoй то пришкрёбется, а то ушкрёбется, нас не упредимши. На самоедке катаимшися, с фурчалкой да светилкой.
Самоедка, с усилием сообразил Игорь, это от слов «само» и «едет». В почти прямом переводе — автомобиль. Типичное для Федюни коверкание. Но тоже нет ясности — какие здесь автомобили… Может, мопед? Ладно, не отвлекаться.
— Предпоследний пока вопрос, Федосий. Подчеркиваю: пока! Потом, может, еще будут вопросы, но пока так. Отвечай: почему вы, местные, нас, муданов, так боитесь?
— Дык мы народец-то робкoй да несчастнoй… Нам-то и нaверьх спущаться боязно, а куды ж деватися, тама и желёзок запасы и-и какие, и кислoта тож тама. А уж за самoй вкуснoтой, вот как ты, добрoй человёк мудан Путник, мене притаранил, уж туды вниз мы и вовсе ни ножoнькой. Даром что Шушулька тама пукалок нагородимши, а нам тама и без того боязно, а мне и пововсе нету надобы, мне и тута складно жилося. — Он всхлипнул. — Дык вы-то, муданы-то, нам ишшо страшнёе, а отчегось таковo, то нам неведомо. Девки-муданки да бабцы, те ишшо кой-как, а вы-то, анбалы вона каки, да щеритеся, самaя страстя и есть как есть. Один я, сирота, хорoбрее буду, да Лавуня, а и то робёю тобе, силов уж нетути, отпустил бы ты мене, мил чело…
Язык ломает совсем запредельно, отметил Игорь. А скажешь ему: не ломай ты язык, так, небось, высунет опять, еще и пощупать
— Последний вопрос, — прервал он излияния страдальца. — Чего это у тебя слова такие все… ну, не все — через одно… ты ж говорил — книжки читал, там разве такие слова есть? Что ж ты язык коверкаешь?
Федюня помолчал. Видимо, собирался с духом. Ответил совсем тихо и горестно:
— Книжков я прочитамши, твоя правда, целую гору. Из тех книжков, кабы вместях сложити, тобе бы… ой-ёй, мене, мене!.. мене бы аж домина бы сложилася. И другa твоя правда: тама слова все старобылодавние, а мене доля выпамши — старoе хорoнити, новoе рoдити. Вот хучь режь мене таперя.
Он перевел дух, распрямил спину, вскинул башку, уставился на Игоря.
— Не тревожься, Федюня, — как можно ласковее сказал тот. — Зла я тебе не сделаю. Все хорошо, ты молодец. Спасибо тебе. Кстати, скажи еще, откуда ты песни старинные знаешь?
— Шушулька гляделку притаранивал, я и глядёмши. Дурноё тама все как есть, одни песни быват ладны. Отпустил бы ты мене ужо…
— Да, закончили, извини. Как чувствуешь себя?
— Брюхо не болит, не бурчит, — ответил хозяин, покосившись на «желёзки». — Страху натерпемшися, енто да. Ну дык взаправду все, что ль? Аль как?
— Все-все, — засмеялся Игорь. — Угощайся, друг! Будет случай — еще принесу. Да, вот и баночку из-под кофе возьми пустую. Только помни, чтo в ней съедобно, а чтo нет.
— Ужо-тко не позабуду, — отозвался абориген. — Ни в жисть.
— Молодец! — еще раз похвалил его Игорь. — Так держать! Вот и обедай, а я пойду еще прогуляюсь.
Эту жуть о мутациях следовало переварить в одиночестве. Ну, и разведать еще что-нибудь по ходу дела.
***
Устал. Что ж, немудрено: прочесал весь уровень «раз» — в нем оказалось семь секторов, по шестьдесят отсеков в каждом, планировки отсеков одинаковые. Прошел уровни «два» и «три». Там изменились только номера — проспекты Два и Три, площади Вторых Встреч и Третьих Встреч; видно, истощилась у Шушульки фантазия, или это юмор такой. Как бы то ни было, все три сектора — близнецы.
Согласно показаниям приборов, обход занял около шестнадцати часов — значит, нормального времени часа четыре. Выходит, реально только-только начались его вторые сутки в Марьграде как таковом. На часах же — третьи сутки идут, а в секторах ночь заканчивается.
Трудно приноровиться к этому их быстрому времени. Вот и получилось, что уровни «два» и «три» обследовал в местную ночь. Так что не встретил абсолютно никого. Оно, может, и к лучшему: на уровне «раз» от него шарахались, либо застывали статуями. И бормотали, бормотали…
В общем, к концу сектора «три-семь», последнего из пройденных, устал, хотя нагрузок, по существу, не было никаких, всего-то ходьбы несколько часов. Вероятно, адаптация еще не завершилась.
Требовалось отдохнуть. Может быть, даже подремать, хоть немного.
Игорь сел на пол, привалился к стене. Подумал, повычислял в уме — с усилием, для него непривычным, всегда считал легко, — и перевел стрелки швейцарских часов на то время, которое счел более-менее верным. Шесть утра местного времени.