"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
В той жизни в тридцатые годы Сталин еще слабо представлял себе, как нужно руководить огромной стройплощадкой, в которую превратилась вся страна. Теперь он понимает, что грамотных иностранных специалистов нужно держать компактной группой, а не размазывать тонким слоем по бескрайним просторам, где они просто теряются в дебрях допотопного ретроградства. Сейчас он точно знает, кому можно доверить штурвал. Власть – это спички, которые можно давать в руки только технически грамотным спецам, увлеченным делом, а не господством и его внешними атрибутами. Руководить предприятиями – только имеющим опыт, фанатично преданным чертежам и железкам, а не идеям и страстям, обеспеченным настолько, чтобы не прельститься мелочью в заводской кассе. Банкиров отстреливать на подходе, все финансирование – только прямое: казна—завод. Местное, пока еще лапотное население – учить и подсаживать к иностранцам,
Ничего этого сталевар Джон Смит, конечно, не знает. За кормой парохода Доброфлота тают очертания Сан-Франциско, а он пробует на вкус странное, непривычное название нового места своей работы – Аньшань в провиции Ляонин.
В это время в Нью-Йорке, на Лонг-Бич, раннее утро. Одинокая дама стоит у линии прибоя и чертит зонтиком слово на песке. Набегающая вода размывает и стирает буквы. Женщина пишет снова и снова. Ей безумно тоскливо, но она страстно надеется, что пройдет совсем немного времени и все наладится, все будет хорошо…
В 1901 году бульвар Унтер-ден-Линден, длиной в полторы тысячи и шириной в сто шагов, был общественным центром Берлина. Муниципальные чиновники, ревниво надзирающие за порядком, совсем по-немецки вели подсчет самым различным явлениям. Первого октября 1900 года, например, число пересекших площадь у оперы составило 87 266 человек. Высоко над зданиями были установлены новые электрические рекламные щиты, высвечивающие на фоне ночного неба слово «Шоколад». Дамы в роскошных шляпах прогуливались по улице под руку: некоторые из них были знатные и богатые, чем-то напоминавшие напыщенных птиц с огромными перьями. Другие предоставляли желающим определенные услуги. Все они ярко изображались на картинах кисти немецкого художника-экспрессиониста Эрнста Людвига Кирхнера из цикла «Уличные сцены в Берлине».
Берлин начала XX и XXI века объединяет нечто общее: и раньше, и сейчас это город с претензией. Современные жители Берлина жаждут признания. Им нравится мысль о том, что их столица становится стильной. Им по душе такая репутация.
Берлин до 1901 года пристально наблюдал за Лондоном, великой столицей империи, за Парижем, культурным центром Европы, и сам страстно желал обрести статус города мира, или «Weltstadt» [176] . Он быстро рос и развивался.
Кайзер Вильгельм II хотел, чтобы Берлин был признан «самым прекрасным городом в мире», с монументами, проспектами, величественными зданиями, фонтанами и статуями, возможно, даже с памятником ему самому. Он страдал от отсутствия этих необходимых, по его мнению, элементов прекрасного. Воплощением монументального зодчества кайзер так и не стал. Время настойчиво выдвигало других героев.
176
Международный центр (нем.).
Истинным символом начала XX века был «Сименсштадт», или «город Сименса», целый квартал Берлина, названный в честь электрического гиганта, компании Siemens – четырех- и пятиэтажных красных кирпичных заводов, растянувшихся вдоль прямых дорог на сотни метров.
Для трех представительных джентльменов встреча в уютном офисе Siemens & Halske имела вполне удобоваримый официальный повод: в 1890 году линия City and South London Railway была оснащена электрическими локомотивами фирмы Siemens Brothers. Теперь речь шла о расширении сотрудничества – лондонская подземка требовала бестопочных поездов.
Барон Фридрих Август фон Гольштейн [177] , немецкий дипломат, не занимавший никакого официального поста, но во многом определявший внешнюю политику Германской империи, прозванный «серым кардиналом» (Die Graue Eminenz), сегодня абсолютно не соответствовал своему прозвищу, ибо лучился радушием, был тошнотворно предупредителен и вежлив по отношению к гостю – Джозефу Чемберлену, министру колоний в правительстве сэра Солсбери, застрельщику англо-бурской войны и вообще – самому отпетому ястребу Британской
177
Барон Фридрих Август фон Гольштейн – русофоб номер один Второго рейха. Последовательный сторонник мировой закулисы за спиной Вильгельма. Дважды чуть было не втравил Второй рейх в смертельную для него войну. По замыслу барона и тех, кто за ним стоял, Германская и Российская империи должны были столкнуться на полях сражений уже на рубеже 1904–1906 годов, тогда это было наиглавнейшей целью британского истэблишмента и банковского капитала. Судя по всему, «слуге двух господ» Гольштейну в то время ненавязчиво намекнули, что «антраша» Вильгельма с Законом о флоте стал последним, переполнившим чашу терпения Сити, и империя на Рейне и Шпрее будет жестоко наказана. Тайному советнику Голь-штейну пришлось выбирать, кому служить. Он и выбрал… Именно расхождения по русскому вопросу привели к разрыву Гольштейна и Бисмарка. После смещения «железного канцлера» Гольштейн вел с Дж. Чемберленом переговоры о германо-британском союзе. Чтобы предотвратить формирование Антанты и испортить англо-французские отношения, организовал Танжерский кризис, высветивший изоляцию Германии на международной арене. Был отправлен кайзером в отставку в апреле 1906 года после окончательного разоблачения как агента влияния англосаксов.
Третьим, самым молчаливым собеседником в этой компании был граф Бернгард Генрих Карл Мартин фон Бюлов, рейхсканцлер Германской империи, выбравший главным внешнеполитическим направлением стратегию «свободной руки», иными словами – привилегии без обязательств, и неизменно ей следующий.
Тема встречи трех политиков, вразрез с анонсом, была весьма далека от самого Сименса, поэтому в офисе предусмотрительно не присутствовал никто из компании, давая возможность занятым людям спокойно пообщаться.
– Англо-бурская война выявила дипломатическую изоляцию Британии и ее военную уязвимость, – с каким-то издевательским сочувствием вздохнул барон Гольштейн, внимательно ощупывая взглядом невозмутимое лицо англичанина.
Губы рейхсканцелра тронула чуть заметная улыбка. Лондон стал задумываться о союзе с Германией после того, как она повела себя в англо-бурском конфликте особенно вызывающе. Если на море британцы не боялись ни Бога, ни черта, то на грешной земле выглядели не так уверенно. Немецкие офицеры, повоевав добровольцами в рядах буров, попробовав на зуб английскую армию, рисовали картину подавляющего превосходства прусской школы на сухопутном театре военных действий. Фон Бюлов понимал, что он нужнее англичанам, чем они ему, и собирался на всю катушку использовать это тактическое преимущество. Опасение вызывал только англоман фон Гольштейн, но он – лицо неофициальное, поэтому канцлер чувствовал себя относительно спокойно. Чемберлен такого комфорта был лишен. Вернувшись из турне по Африке и узнав последние новости из России, он немедленно включился в переговоры с немецкими политиками, и только противодействие сэра Солсбери не давало придать его инициативам официальный статус, что вызывало некоторые неудобства, в частности – необходимость пользоваться не привычными дипломатическими каналами связи, а частными. Благо лидер лейбористов Макдональд и его американские друзья оказались расторопными и услужливыми…
– Не хочу показаться нескромным, барон, – ледяным тоном ответил английский министр, – но у Британской империи вполне достаточно сил самой изолировать любого противника в любой точке земного шара.
– Однако с русскими у вас это получается не очень, – подал голос канцлер.
– У всех бывают неудачи, – поморщился Чемберлен, но быстро взял себя в руки, – русский медведь обречен, как пьяный, шататься в своих границах и периодически стучаться лбом в наглухо закрытые для него выходы к морю.
– Если все так радужно, – усмехнулся фон Бюлов, – зачем же вы так настойчиво искали встречи со мной?
Чемберлен вскочил со стула и, элегантно обогнув его, облокотился на высокую спинку.
– Не скрою, у меня есть программа минимум. Заключается она в достижении договоренности, что при любом развитии ситуации на любом театре военных действий ни один флот не окажет помощь русским прямо или косвенно.
– А максимум?
– Россия слишком большая, а царь последнее время пытается выглядеть очень независимо. С такой страной трудно работать. Нас бы больше устроило иметь дело с тремя-пятью княжествами на этой территории. Или… – англичанин выдержал театральную паузу, – Британия будет вовсе не против немецких приобретений на востоке – вплоть до Урала.